Цитадель

Де Труа погладил свою редкую бороду и поклонился. Все остальные придворные и волосатый карлик брели вокруг пруда с увядшими лилиями и находились на изрядном отдалении.

–  Действительно, месяц назад я обещал это. Но, поверьте, Ваше высочество, за этот месяц произошли кое-какие изменения. Тогда было, что сообщать, сейчас за этим общением почти ничего не стоит.

–  Отвратительное качество - все время выражаться столь витиевато, поморщилась принцесса.

–  Когда бы мысль, которую я хочу изложить была проста, то и речь моя своей простотой ей соответствовала бы. К тому ж, смею заметить, эта внешняя простота, и прямота часто обманчивы. Порой, человек, говорящий путано, всего лишь пытается выразить то, что думает на самом деле, а не повторяет чьи-то банальности.

–  Извольте, говорите как вам будет угодно, но скажите, что за дело привело вас сюда, где вы оказались ввергнуты в известную вам ситуацию, которую и разрешили к общему удовлетворению.

Де Труа заметно помрачнел.

–  Не подумайте, Ваше высочество, что я увиливаю от честного ответа, как раз в этой моей уклончивости и выражается моя искренность. Все дело в том, что я потерял уверенность необходимости того, что должен был совершить.

Эта фраза, конечно же, еще больше возбудила любопытство принцессы.

–  Я вам приказываю, наконец. Признаете вы за мною такое право, сударь?!

–  Всецело. И приказание ваше выполню, но только учтите, что заставляя меня излить мои признания, вы может быть наносите мне непоправимый вред, человеку вам преданному и преданность свою доказавшему.

–  Тем не менее, сударь, я поняла, что скрываемая вами тайна имеет ко мне прямое касательство и, стало быть, не одна лишь ваша судьба здесь подразумевается, но также, может быть, и моя честь. Так что, извольте говорить.

Продолжая выражать своим видом крайнюю степень смущения и сомнения, де Труа оглянулся, словно в надежде, что кто-то из придворных догонит их и помешает разговору.

–  Я жду.

–  Первое мое преступление состоит в том, что я приехал к вам с письмом, и до сих пор не передал.

–  Однако!

–  Да, Ваше высочество, я никогда не лгал в том, что касается моей персоны, но иногда позволял себе недоговаривать.

–  От кого письмо?

–  Ваше высочество...

–  То есть вы собираетесь и теперь мне его не отдавать?!
– возмущение Изабеллы было нешуточным.

Де Труа достал из-под плаща пергаментный свиток.

–  Вот оно. Видите, за этот месяц оно даже успело слегка обтрепаться.

Принцесса не удержалась и тут же сорвала печать. Письмоносец вежливо отступил на один шаг делая вид, что его интересуют картины природы позднего палестинского лета! И рассматривать было что. Поверхность пруда была покрыта широкими листьями кувшинок, пропущенное сквозь кроны смоковниц, солнце многочисленными струями обезвреженного света касалось влажной глади, проявляя ее тайно-зеркальные способности. Голоса людей, в июле завязавшие в душной влажности, теперь пользовались чистой августовской звучностью воздуха.

–  Вы знаете содержание письма?

–  Да, Ваше высочество.

–  И знали все это время? Ну конечно же, - усмехнулась принцесса сама себе, - и вы могли все это время скрывать его от меня, де Труа?

Шевалье встал на одно колено и склонил некрасивую голову.

–  Я понимаю, что виноват и понимаю до какой степени виноват, но дерзаю просить о том, чтобы вы меня поняли.

Ноздри принцессы раздувались, но не один только гнев был тому виной.

–  Говорите.

–  Прекрасно осведомленный о планах маркиза Конрада Монферратского, я прибыл в Яффу и не задумываясь выполнил бы его просьбу.

–  Что же помешало?
– ехидно спросила принцесса.

–  Как вы уже, наверное, заметили, Ваше высочество, я человек пытающийся мыслить самостоятельно, и разобрав на месте состояние дел, я решил поступить по своей совести и руководствуясь своим пониманием природы человеческой. Ваш союз с графом Рено уже стал некоей легендой в государстве Иерусалимском и, когда я увидел, что в яви все еще благороднее и величественнее, чем в устах молвы, я рассудил, что не хочу быть разрушителем этого союза, ибо это было бы прегрешением против божеского умысла о человеке.

–  Рассуждая о божеском умысле не худо было бы помнить, что находитесь вы здесь по воле умысла человеческого, а именно маркиза Конрада. Как вы могли ослушаться его приказа? Это не укладывается у меня в голове!

Де Труа отрицательно покачал головой.

–  Я не состою ни у кого на службе, даже у маркиза. Тем более у маркиза. Стало быть, никому я не подчиняюсь. И взялся выполнить его просьбу, и только просьбу. Но он не брал с меня слова, что я выполню ее при любых обстоятельствах. Мне не вменялось в непременное условие не видеть, не рассуждать, не приходить к самостоятельным выводам.

Изабелла молчала, постукивая свитком пергамента по своей ладони.

–  Встаньте.

Де Труа повиновался с благородной медлительностью.

–  Не будем впредь говорить об этом.

–  О чем, Ваше высочество?

–  О том, стоит ли мой легендарный роман с графом Рено, тех благ, что предлагает мне маркиз Монферратский. Отныне я запрещаю вам вторгаться в эту сферу.

–  Я понял вас, Ваше высочество, - стоически произнес шевалье де Труа.

–  И не смейте мне утаивать демонстрацию своего неудовольствия и навсегда оставьте этот тон. И потом...
– Изабелла вдруг язвительно хмыкнула, - откуда у вас в человеке, претендующем на благоразумие, более того на глубокомысленность, такое трепетное отношение к любовным переживаниям. Эта область более приличествует моему трубадуру, нежели вам.

Де Труа насуплено промолчал.

–  А-а, должно быть какое-нибудь глубокое сердечное разочарование! Это предположить нетрудно, учитывая вашу внешность, вашу любовь отвергла какая-то привередливая негодница? Но подобное разочарование, как раз, должно было бы, ополчить вас против женщин и чувств, ими вызываемых.

–  Ваше наблюдение, что с моей внешностью легко иметь сердечные разочарования, весьма тонко. Я не всегда был таков как сейчас. Я любил, был любим, но после одного пожара... в общем ваше подозрение об "негоднице", верно.

–  Не смейте на меня обижаться, ибо у меня и в мыслях не было вас обижать. Я просто говорю то, что вижу.

–  Я тоже. Когда чувствую необходимость сделать комплимент, то делаю его.

Изабелла прищурилась.

–  Вы дерзите мне. Пусть тонко, но дерзите. Тем не менее я не намерена продолжать эту тему.

–  Готов поддерживать любую другую.

Принцесса опять постучала свитком письма по ладони.

–  Вот вы мне скажите, до какой степени то, что пишет маркиз, серьезно?