Цивилизация атома углерода

– Откуда ты знаешь план этих катакомб?

– Я его изучала утром, перед нашей отправкой, пока ты спал.

Она подошла к мощной металлической двери, приложила к ней палец, потом глаз, велела сделать тоже самое Яну, тот приложил палец, и неожиданно его укололи. Он резко отдёрнул руку, и посмотрел на палец, на подушечке была капелька крови.

– Что ж ты как девочка? Меня укололи и ничего.

– Я просто не ожидал, я думал, это отпечатки пальцев берут.

– Нет, анализ ДНК из подушечки, кровь. Причём система проверяет, чтобы кровь была свежей. А теперь радужную оболочку глаза. У нас её нет, но компьютер её сохранит, и в будущем будет проверять тебя и по сетчатке глаза.

Ян подошёл к устройству, и его быстро просканировали, из пола позади них вылезла дверь, и закрыла их, сформировав шлюз. Потом их ударило током, и дверь в лабораторию открылась.

– Система контроля и проверки, рентгеновское сканирование и ЕМП.
– Пояснила Саша.

– А двери лаборатории из какого металла?

– Прочнейшая легированная сталь, и весь периметр лаборатории прошит сталью толщиной три сантиметра. Покрыт датчиками.

– Не густо.

– А ты знаешь материал прочнее стали? А да...
– Осеклась Саша, - я как-то не подумала сразу. Просто понимаешь, нас учили, что сталь это один из самых прочных металлов.

– А как же монокристаллы?

– О них известно давно, но крупные пластины из монокристаллов делать никто не умеет. Поэтому, из всех металлов, самый прочный это сталь.

– У стали, у лучших марок стали, прочность на разрыв составляет тысячу мегаПаскаль. У обычного вольфрама прочность на разрыв две тысячи четыреста, у рения две двести. При этом, благодаря твёрдости и плотности, вольфрам лучше держит удары, чем сталь.

– Я читала, у вольфрама прочность около восьмисот, в лучшем случае, и при этом, он имеет куда большую плотность, чем сталь, а значит, его удельная прочность совсем невелика. Не выдумывай, я тоже разбираюсь в материалах, а ты можешь ошибаться. Ты просто перепутал свою вольфрамоалмазную сталь и простой вольфрам. Так что, опираясь на доступные знания, материаловеды, верно выбрали материал.

– Да неужели. А я думал, что столь низкая прочность обычного вольфрама объясняется тем, что в большинстве случаев, твой обычный вольфрам получают химическим путём, через растворение в кислотах, к слову с рением та же история. Это называется порошковая металлургия. А вот если бы у кого-то хватило мозгов нормально очистить вольфрам и переплавить, вот тогда бы, прочность вольфрама, даже обычного, при литье без давления, достигла бы двух тысяч четырёхсот мегаПаскалей. И он бы был куда прочнее стали.

– Хорошо, предположим, а как ты получишь расплавленный вольфрам, какая у него там температура плавления, три семьсот если я не ошибаюсь?

– Ты не ошибаешься, молодец, пять. Только есть материалы, такие как карбид тантала, даже у вас, они не столь прочные, как хотелось бы, а температура плавления у карбида тантала четыре пятьсот. Так что залить в формочку из карбида тантала, расплавленный вольфрам вполне возможно. Думаю, пояснять, как нагреть материал до такой температуры, не обязательно.

– Ладно, пусть ты прав. Мы пришли, это твоя лаборатория. Это сотрудник номер один, сотрудник номер два, и сотрудник номер три, они будут тебе помогать, все специалисты широкого профиля, ну и я тоже буду помогать, итого вся вот эта лаборатория твоя, и нас тут будет всего пять человек, и вообще больше никто и никогда бывать в этой лаборатории не будет, по крайней мере, пока ты тут будешь работать.

Ян подошёл к каждому сотруднику, это были мужчины, все трое, в возрасте около сорока лет каждый. Он пожал каждому руку и улыбнулся.

– Интересно, а почему такие странные имена, сотрудник один, два и три, и даже бейджики с циферками, вместо там, Макс или Джон.

– А это всё потому, что ты не должен знать с кем работаешь, чтобы если вдруг, сохранить инкогнито этих специалистов. И по той же самой причине, ты не будешь давать им и клички. Потому что все сотрудники лабораторий, всей базы, и всех секретных баз США, маркируются по этому принципу, и имеют имена, номер один, два, три, пять, десять, смотря сколько людей в штате лаборатории. И из-за этого, очень сложно узнать, кто, где, когда и над чем работал. Даже если враг украдёт информацию, то имя сотрудника номер пять, не скажет ему ровным счётом ничего. Даже важность сотрудника, никак не связана с цифрой. А вот конкретная кличка, даётся каждому отдельному человеку, и по ней уже можно отследить, кто, чем и когда занимался.

– Но они то будут звать меня Ян, и тебя Сашей, и это ж не честно.

– Дык, тебя и меня вся планета уже по телевизору видела и не один раз.

– А тебя то когда успели.

– А вот смотрел бы внимательнее новости и знал бы, что я одно время была официальным научным советником президента США, потом чуть ли не министром стала, потом... В общем, не важно. Главное, что меня снимали репортёры и не один раз, и я числюсь во всех иностранных разведках, им известны моё имя, фамилия, фотография имеется. Разве что голой в душе меня пока не снимали. Да и то, я в этом не уверена.

– Душевно.

– Впрочем, эти люди, не имеют такой системы охраны как ты, и потому, после того, как они прекратят здесь с тобой работать, единственным и основным щитом от иностранных шпионов, обеспечивающим их безопасность, станет секретность. Гарантия того, что никто никогда не узнает, что они вообще здесь с тобой работали, или где-то ещё. Потому что в отличие от тебя они не олигархи, и их заработки не позволяют защитить себя по первому классу.

– А какая у вас зарплата?

– Около пятидесяти тысяч долларов в месяц.

– Много.

– Смотря с чем сравнивать.

– А вы все говорите по-русски?

– Да, все, и очень хорошо. Ведь вы английский не знаете почти совсем, и потому знание русского было обязательным условием, чтобы попасть в вашу команду.

– Ну, почему, пару слов то я знаю, и даже планирую выучить со временем, всё-таки это Америка, и здесь мне предстоит прожить остаток жизни, основной язык английский.

– Так что сэр, приступим?

– Зовите меня просто Ян, мы же станем в ближайшем будущем с вами лучшими друзьями.

– Всё так. Давайте осмотрим лабораторию. Как видите тут четыре квадратных комнаты, каждая площадью сто квадратных метров, десять на десять, отделены друг от друга бронестеклом стеклом толщиной в два сантиметра, если что выдержит взрыв средней мощности. Высота потолка три метра, не густо, но работать можно.

– Это всё я и так вижу.

– Вся обшивка лаборатории, с виду пластиковая, только пластик не простой, а химико температуро стойкий. Не горит, ядовитых выделений при нагреве не происходит. Так что если что, пожара не будет.