Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Цивилизация. Новая история Западного мира
Шрифт:

Слово «социализм» приобрело со временем столько значений, что почти утратило первоначальный смысл. Однако для наших прадедов — для многих из них — социализм был способом мировосприятия и надеждой на будущее. В самом элементарном смысле социализм описывает такое состояние общества, в котором все находится в общем владении, и тем самым он противоположен либерализму, для которого ключевым элементом общественной организации является частная собственность. Однако на Западе социализм на протяжении последнего столетия существовал в рамках либеральной демократии и потому начал означать нечто более сложное — нечто вроде распределения и управления капиталом, землей и средствами производства в интересах всех. В отличие от научного социализма Маркса, который видел историю как процесс, ведущий к идеальному государству рабочих (см. главу 16), либеральный социализм был порожден рабочим классом в ответ на реальную ситуацию и изначально питался вековой потребностью каждого человека в уважении, достоинстве и общности с себе подобными. Муниципальный социализм. пустивший корни во многих частях Европы, являлся практическим фактом, а не воплощением теоретической конструкции; ремонт дорог, образование, санитария, парки, библиотеки,

художественные галереи, музеи, трамвайные линии, больницы, телеграф, водо- и газоснабжение — все эти услуги обеспечивал муниципалитет на благо всех горожан. Для многих людей Запада социализм заменил христианскую религию в ее роли великого источника надежды на лучшую жизнь.

До сих пор шла речь преимущественно о британском опыте индустриализации и политических реформ, но через аналогичные процессы пришлось пройти всем индустриальным странам Запада. Конечно, разные европейские традиции произвели на свет довольно несхожие типы промышленной экономики — например, ничего подобного потрясению основ сельского быта, вызванному британскими огораживаниями, во Франции, Германии, Италии или Нидерландах не было. Но один аспект нового образа хозяйствования отразился на жизни всей Европы. К середине XIX века стало очевидно, что правительства не могут наблюдать со стороны, как индустриальное государство развивается «по законам», — что им придется вмешаться, чтобы ввести экономику в определенные рамки. Национальное государство, которое изначально складывалось как аппарат сбора налогов и ведения войн, в результате индустриализации обрело новую категорию обязанностей и полномочий. Если наполеоновская Франция показала, каким образом можно добиться эффективной организации национального государства, то промышленное развитие сделало такую организацию необходимой. Фокусом каждого западного общества стала централизующая и направляющая роль национального правительства. Индустриализованное национальное государство, неразрывно связанное с национальной экономикой, для политиков и простых граждан Европы превратилось в источник уверенности, безопасности, гордости и благосостояния — после определенного момента развития всякий чувствовал необходимость принадлежать к нации. Индустриализация и национализм навсегда переплелись между собой.

В остальной Европе наследие французской революции и наполеоновских войн ощущалось куда более непосредственно, чем в Британии. Большая часть континента была оккупирована французскими войсками и побывала под властью того или иного наполеоновского режима — парадоксальным результатом этого периода стал рост заинтересованности европейцев в гражданских правах и возникновение острой потребности в государстве, которое способно защитить свой народ от иноземного вторжения. Когда в 1815 году французская армия была расформирована, а марионеточные режимы низложены, многие жители Рейнского союза. Савойи, Венеции, Неаполя и самой Франции не спешили с ликованием встречать прежних правителей. Наполеон дал им новую властную и административную систему — в Италии, к примеру, он провел земельные реформы и учредил представительное правление. — а печатные машины Европы уже наводнили континент политическими трактатами, в которых объяснялись преимущества свободы, равенства и «прав человека». Кроме того, французы смогли предъявить миру могущество нации, сплоченной на основе общего языка, культуры и поголовной вовлеченности в государственные дела.

Помимо наглядного руководства к действию, в результате наполеоновских завоеваний Европа обрела и гораздо менее сложное геополитическое деление — от 300 с лишним политических образований, существовавших до 1789 года, к 1815 году осталось лишь 38. Однако эти образования не просто превосходили своих предшественников по размерам, принципиальная разница заключалась в том, что вместо династических прав монарха посленаполеоновские государства основывались на этническом единстве. Возникшему этническому государству в течение следующего столетия было суждено стать стандартом западной цивилизации.

Процесс, начатый Наполеоном, продолжался по мере того, как созданные им государства-сателлиты объединялись в этнические политические общности. Явственнее всего обозначил происходящие перемены 1848 год, когда восстания прокатились по улицам крупных городов Франции, Германии, Австрии, Венгрии и Италии. Поводы для недовольства были самыми разнообразными: где-то толпы восставших требовали политических прав, где-то — национального суверенитета, где-то — смены правительства, где-то — просто снижения цен. К тому времени неурожаи и экономический спад осложнили жизнь европейцев во многих регионах, и если голод в Ирландии выделялся на общем фоне как поистине ужасное бедствие, то в меньшей степени недостаток продовольствия в городах ощущался повсеместно. Как бы то ни было, сигналом для вольнолюбивых европейцев вновь послужили новости из Парижа — в 1848 году король Луи-Филипп вынужденно отрекся от власти в пользу новой республики, которая немедленно даровала право голоса всему совершеннолетнему мужскому населению. Итальянцам, полякам, немцам и венграм были нужны те же права — в государстве, подотчетном таким же, как они сами, простым гражданам.

В краткосрочной перспективе кризис 1848 года не привел ни к чему. Восстание в Париже, вспыхнувшее через четыре месяца после февральской революции под лозунгом дальнейшего расширения прав, было утоплено в крови, а всего три года спустя избранный президент Второй республики (который был племянником Наполеона) в результате устроенного переворота объявил себя императором Наполеоном III. В 1849 году австрийская армия нанесла поражение силам итальянских националистов под предводительством короля Карла Альберта. Тем не менее 1848 год обозначил перемену настроений европейцев. Так. немецкие либералы и консерваторы одинаково начали рассматривать германское государство с Пруссией в роли собирательницы земель как единственную возможность для политического и экономического прогресса своей родины. Именно в этом году Франция, Пруссия и Австрия впервые наделили избирательным правом всех граждан мужского пола (даже если потом временно отняли дарованное). Но национализм родился не только из потребности в централизованном индустриальном государстве — он также явился реакцией на ошеломительные перемены. Промышленный

рост, урбанизация, стремительное распространение железных дорог и пароходного сообщения, за короткий срок изменившие восприятие окружающего мира до неузнаваемости, заставляли человека видеть в национализме успокоительный символ надежности и стабильности. Политики тоже довольно быстро разглядели в нем мощное стратегическое оружие.

В 1864 году Отто фон Бисмарк, тогда еще глава прусского правительства, инициировал ряд войн, целью которых было объединить германские государства вокруг Пруссии. За Датской войной, связанной с притязаниями на области Шлезвиг и Гольштейн, последовал разгром Австрии 1866 года, навсегда отнявший у австрийцев возможность влиять на немецкие дела. Унизив Австрию и получив контроль над северной Германией. Бисмарк вскоре заставил ввязаться в войну Францию. До начала франко-прусской войны 1870 года Франция не представляла серьезной угрозы ни одному из германских государств, однако образ Пруссии, защищающей Германию от старинного врага, убедил южногерманские земли присоединиться к северным соплеменникам. В январе 1871 года в Версальском дворце, когда французская армия была уже повержена, прусский король Вильгельм I был провозглашен императором Германии.

Разгром Наполеона III привел и к выводу французского гарнизона из Рима, что стало завершающим актом долгого объединения Италии. Еще раньше, в 1867 году, под давлением венгерских националистов Австрийская империя преобразовалась в двуединую монархию — Австро-Венгрию. К 1870-м годам территории многочисленных герцогств, княжеств, вольных городов и империй Европы оказались четко поделены группой континентальных держав: Францией. Германией, Италией, Австро-Венгрией и Россией — за исключением юго-востока, по-прежнему подконтрольного Османской империи. Бисмарк ввел всеобщее избирательное право для мужчин, то же самое вновь сделала Третья республика, учрежденная во Франции после поражения 1871 года. Расширение политических прав произошло также в Италии и Австро-Венгрии.

Посреди этих политических и геополитических трансформаций различные регионы Европы каждый по своему переживали трансформацию экономическую. Предпринимателей, политиков, землевладельцев, технических специалистов снедало желание повторить пример Британии, показавший, какие огромные дивиденды способны дать вложения в индустриальное производство. Тем не менее резкий промышленный рост нельзя было «запустить», имея только желание и деньги, для него требовались определенные условия. Как следствие, индустриализация оказалась не столько национальным, сколько региональным феноменом: там, где было вдоволь угля, железной руды и развитое судоходство — в Бельгии, Рурской области, Богемии, северо-восточной Франции и Соединенных Штатах, — там индустриализация началась довольно скоро, другим же регионам понадобилось значительно больше времени, а некоторые и вовсе остались территориями с преобладанием сельского хозяйства. Этой последней категории пришлось несладко вдвойне, когда промышленный рост резко повысил городские расценки на рабочую силу и промышленные товары, в числе прочего вызвав массовую эмиграцию из аграрных областей Европы в Соединенные Штаты.

Рост индустриальной столицы: Берлин в 1738, 1870 и 1914 гг.

Регионом Европы, который индустриализация охватила первым, было ее старое франкское ядро — северная Италия, Австрия, Богемия, долина Рейна, Рур, северо-восточная Франция и исторические Нидерланды; это ядро расширилось на востоке за счет Пруссии и Силезии и на севере за счет прибавившихся к английскому юго-востоку промышленных центральных графств и севера, а также южного Уэльса и долины Клайда. В этом пространстве, и каждом регионе внутри него, имелась критическая масса ресурсов, транспортной инфраструктуры и финансов, которые и образовывали питательную среду для формирования самодостаточной промышленной экономики. Уголь, железная руда, железные дороги и свободный капитал обеспечили быстрое промышленное развитие в последних десятилетиях XIX века Соединенным Штатам (см. главу 15). Процесс индустриализации еще больше увеличил разрыв между южной и восточной частями Европы, с одной стороны, и северной и западной — с другой. Южная Италия, Греция, Испания, Португалия и Балканы, как, впрочем, и западная Франция, Ирландия и значительные части Скандинавии, сделались окраинами индустриального ядра, которые снабжали его рабочей силой и земледельческой продукцией.

Регионы, вступившие в фазу индустриализации во втором эшелоне, имели некоторые очевидные преимущества. К концу XIX века механическое и прочее оборудование на британских фабриках уже серьезно устарело, однако продолжало работать, несмотря на появление новых, более совершенных и быстрых станков. Многие британские фирмы к 1900 году представляли собой семейные предприятия во втором или третьем поколении, и консервативные инстинкты значительно осложняли им конкуренцию с европейскими и американскими новичками. Германии, к примеру, удалось захватить господство в новой, появившейся только в 1870-х годах, химической промышленности — британским фирмам приходилось нанимать немецких химиков, чтобы те возглавляли их лаборатории и обучали персонал. Американская продукция занимала передовые позиции в таких сферах, как типографское оборудование и электромеханика, — оборудование для электрифицированной лондонской «подземной дороги» поставляли и настраивали именно американцы. На протяжении жизни двух поколений страны северо-западной Европы и Соединенные Штаты догнали и обогнали Британию как первую страну победившей индустриализации. Конкурентный характер промышленного развития начал играть существенную роль по мере того, как фирмы стали бороться друг с другом за долю рынка, а не просто искать способов повысить эффективность производства. Принципиальная зависимость промышленного капитализма не только от непрерывных инноваций, но и от непрерывного разрушения (факт, впервые отмеченный Йозефом Шумпетером в 1930-х годах), вряд ли осознавалась в конце XIX века, однако ее эффект проявился в полную силу уже тогда. Семейная привязанность, традиции культуры, сплоченность коллектива, человеческая солидарность — ничто из этого не было в силах противостоять натиску беспрестанного обновления.

Поделиться с друзьями: