Цивилизация. Зодчие духа. Созерцатель
Шрифт:
Глубинные метафизические основы намного сильнее, ценнее и важнее, чем это представляет обывательский разум укоренившегося в своих верованиях, запада. Истинные основы для сохранения всякой пантеокультуры зиждутся не на цивилизационном достатке, или порядке демократической иерархии, но на глубинных консолях духа этой пантеокультуры, его исторических корнях. И в этом смысле обывательский разум запада всегда недооценивал важности восточной философии, к примеру философии Брахманизма, или Буддизма. Религиозность запада строится на ином опыте, на иных плагинах мировоззрения, плавающих преимущественно на поверхности, и полагающих каким должен быть человек, в противоположность восточному политесу, в котором доминирует понятие – каков человек. (Что, на самом деле глупее?) Западная религия строится преимущественно на фундаментах низменных страстей, что не мешает ей провозглашать отвержение этих страстей, с лютой ненавистью к себе и к ближним, в которых природа свила свои гнёзда, и высиживает, несмотря ни на что, своих «птенцов». Здесь по преимуществу царит страх, ложь и подобострастие. И это заставляет быть практичным, но не обеспечивает настоящих глубинных основ веры. Вера в рациональность и технократический рай на земле, – вот то, что ныне всё более теснит этот построенный на гнилых сваях пантеон западной религиозности. Волюнтаризм завладевает западными пантеокультурами, и это закономерно. Культура, выстроенная по преимуществу на консолях страха и вытекающей из этого страха, агрессивности, обречена на собственное перерождение, на возвращение к самым низменным инстинктам,
Дуализм цивилизации.
И так. Вся наша цивилизация, если посмотреть на неё трансцендентальным взором, имеет дуалистический принцип, в котором различные направления развития, определяются различными политесами воззрений, умозаключений и оценки как внешнего мироздания, так и себя самого в этом мироздании. И та ответственность, или безответственность с которой человек подходит к своей жизни, определяет свои приоритеты и второстепенности, и имеет своими мотивами как глубокие архаические оценки и связанные с ними стремления, так и поверхностные, ежеминутные мотивы удовлетворения. И вся наша жизнь, вся наша цивилизация, к какому политесу по преимуществу мы бы не причисляли её направления, держится как на первых консолях, так и на вторых. И вся важность архаических мотивов, нисколько не умаляет мотивов ежеминутного интереса. И пристёгиваемый к этому дуалистическому противопоставлению категорический и глубоко имманентный императив пошлости и возвышенности, черпает свой потенциал в борьбе мотивов, с одной стороны устоявшихся, укрепившихся и имеющих свою власть по рождению, – с мотивами, пытающимися узурпировать эту власть, и превратить воззрение в сугубо свою и только свою вотчину. Такова природа как отдельной личности, так и личности народов и государств. Дуализм разума человека, основанный на двустороннем мозговом субстрате, отражается во всей его деятельности, и все создаваемые им организации, политесы и всевозможные объединения и «кланы», всегда приходят к своему дуализму, и черпают всю свою состоятельность только из этого колодца.
Теперь более конкретно. К примеру, так называемая «цивилизация русского мира», о которой спорят и будут спорить всегда, пока будет существовать такая цивилизация, отличается от «цивилизации англосаксонской», именно теми приоритетами, о которых я упоминал вскользь выше. Русский мир имеет своим приоритетом именно архаику сакральных мотивов собственной, уходящей в глубину истории, природы. Эта цивилизация родилась не вчера, и погибнет не завтра. И каждый входящий в эту цивилизацию человек, чувствует эти огромные крылья своей истории и своего будущего, и строит своё мировоззрение, почти неосознанно, в соответствии этим уходящим по обе стороны за горизонт, пантеокрыльям. Он убеждён в своём сердце, что его великое будущее, так же величественно, как и его прошлое. И что ему предначертана особая судьба, а значит и особая ответственность за судьбу всего мира. Надо сказать, а точнее повторить, что цивилизация русского мира, есть «цивилизация конгломератная», и включает в себя как цивилизационные основы востока, так и запада. И как всякий родившийся от разных рас ребёнок, либо становится слабым и погибает от несовпадения и внутренней войны разнородных природных монад, либо приобретая черты более совершенного типа, становится и развивается в небывалый до сих пор «организм», и выводит общую цивилизацию на новые перспективные горизонты. Присущая русскому миру, и отличающая его от всех остальных направлений цивилизационного развития, антиконструктивистская политика, на самом деле имеет глубоко сакральные и фундаментально архаические причины. Здесь сходятся в некий консорциум, некий «синтетический альянс» противоположные политесы запада и востока. И при всём кажущемся, и даже бросающемся в глаза отсутствии академического консерватизма, на самом деле в русском человеке спит дух исторического прошлого, и все его неприятия консервативных постулатов западного толка, находят свою причину в лишь том противоречивом слиянии его крови, где кипит непримиримость агрегативов «кислых и щелочных растворов» предков. Но здесь нет того инфантильного неприятия, и мелочного ежеминутного интереса, ещё только формирующейся англосаксонской цивилизации. У которой как у всякого «юнца», много энергии и желания, но мало ума и мудрости, для достижения настоящих долговременных целей. Можно сказать, что они не видят дальше своего носа, не умозреют хотя бы на мало-мальски продолжительное будущее для цивилизации, лет эдак на сто, сто пятьдесят. Хотя убеждены, что именно они смотрят в будущее, и строят свою цивилизацию для будущих потомков. Но что есть их близорукий взгляд по преимуществу рационально-аналитического направления, в сравнении со взглядом по преимуществу идеальных перспектив? Взгляд скарабея, – против взора сокола. И именно различность этих масштабов, определяет всё общее несовпадение интересов как восточного мира в целом, и русского мира в частности, с миром запада, во главе с англо-саксонским политесом, доминирующим и провозглашающим свою власть над всем этим западом.
Диффузия миров.
Диффузия существует всюду, где различные органоиды, как физического мира, так и трансцендентного, находят свои линии соприкосновения. Цивилизации нашей планеты, как метафизические органоиды, не являются исключениями. Всякая существовавшая, и существующая ныне цивилизация, всегда имела свои проникновения в чужой мир, и либо оплодотворяла его, либо оплодотворялась тем самым сама. И пусть здесь, как в случае с женщиной и мужчиной, нам не дано определить точно и обозначить однозначно, кто кого оплодотворяет, но всё же сам механизм такого оплодотворения, по сути своей идентичен простым природным оплодотворениям разнополых существ, относящихся как к фауне, так и к флоре. И пусть это прозвучит излишне амбициозно и слишком однозначно, но гении цивилизаций, возникают и становятся как правило там, где случилось такое проникновение, где произошла «прививка» одного «плодоносного растения», на стволе другого, пусть и родственного по биологии, но всё же чуждого по метафизиологии. Нет не чистота крови, как утверждал Великий Фридрих Ницше, обеспечивает развитие полноценного сильного и перспективного во всех отношениях индивида, но именно смешение кровей, позволяет природе находить новые пути развития, находить новые небывалые формы организации и познания, и строить всеобъемлющие конструкции и совершенные образцы перспективного будущего. Другое дело при таком смешении кровей, как и проникновение одной цивилизации в другую, «прививки» и синтетические слияния, не гарантируют такого становления развития, но напротив в большинстве случаев угрожают дисгармонией и деградацией, и в девяносто девяти процентах таких случаев в действительности происходит именно последнее, но в одном проценте случаев такой «прививки», происходит настоящий прорыв. И этот прорыв окупает собой все несостоявшиеся, все деградированные, не расцветшие и засохшие растения, – окупает все неудачи природы.
Здесь находит свою константу борьба абстрагирования и слияния, борьба principium individuations и principium globalization на границах которых существует весь цивилизационный мир. Там, где побеждает первый, неумолимо встают мотивы ежеминутного момента. Там, где доминирует второй, мотивы расширения интересов, и рост крыльев прошлого и будущего. И в тот самый момент, редкий момент случайности, когда происходит синтез этих принципов, возникает некий катаклизм природного естества, за которым встаёт и становится недоступный для сознания среднего обывателя, субстрат гениальности. Такое происходило и происходит во всех отдельно взятых «цивилизационных кланах», во всех сформировавшихся политесах цивилизационного мира. И хотя, как я отмечал выше, если смотреть обобщённо, то цивилизацию востока
мы склонны относить к женскому началу, а цивилизацию запада к мужскому, но на самом деле здесь не так важно, кто из этих «кланов», так сказать, выступает «маткой», а кто «фалосом», кто из представителей того или иного «клана» представляет собой «яйцеклетку», а кто «сперматозоид». Для продолжения жизни, для прогрессивного становления цивилизации, важным и необходим остаётся как первое, так и второе.Технократические и природные горизонты.
Социум выстроенный на платформах научно-технического прогресса, имеет как свои достоинства и обеспечительные меры, так и свои недостатки, и фатальные опасности. А также собственные отличительные горизонты, в пределах которых существует, и за пределы, которых, ему не шагнуть никогда. Но дело в том, что всякие оценки достоинств или недостатков, как и опасностей и обеспечительных мер, всегда строятся на основаниях «туннельного представления» заинтересованного в определённом глобальном становлении взора, для которого истинность пути, всегда ограничена вопросом сопоставления реально происходящего, с выверенными представлениями и константами выстраиваемой разумом трансцендентной дороги будущего. Попросту сказать, все наши социальные системы строятся так же, как всякие научные воззрения, отметающие всё, что не вплетается в «общую косу» такого мировоззрения, и вплетая в неё всё то, что гармонирует с её доминирующими «локонами-константами». Всякая система мира всегда защищает свои древние «консоли», «стены» и «флигеля», и отвергает всё то, что вредит ей, и тем более то, что может разрушить. И всякая истинность здесь, есть лишь суть резонное согласие с общей линией, с общей выверенной и укрепившейся архитектурой и архитектоникой, и в соответствии с доминирующим трансцендентальным политесом осознанности.
Подобострастная вера в основательность мироздания построенного на научном пантеизме, не имеет себе равных, ни на теологических просторах нашего сознания, ни на идеологических, ни на каких-либо иных. Здесь очевидность правильного пути подтверждается поступательным усовершенствованием такой цивилизации, с заполнением всего бытия контентом облегчения, удовлетворения и наслаждения, упразднения большинства древних платформ страдания и страха, и обеспечения веры в будущее, как самого главного мотива для всякой личности стремящейся к этому будущему. Но именно эта непоколебимая очевидность и вызывает сомнение. Нет, сомневаться в том, что мы, каждый из нас, стал защищённее от всякого произвола, будь то произвол природы или соседа, было бы глупо. Очевидность этого, как раз не вызывает никакого сомнения. Сомнение вызывает другое. А именно, настолько действительно всё это полезно для человека, и как вообще отражается на его характере, в самом широком смысле слова, эта повсеместная защищённость, а главное, повсеместное облегчение всех невзгод, упразднение многих опасностей, которые веками держали человека в тонусе, и не давали ему расслабляться. То, что самая большая беда для человека кроется в расслаблении и распущенности, понимает всякий, но не принимает и не берёт в толк, всякий.
Что же на самом деле держало в тонусе человека веками, что провоцировало его душу на величие? Что укрепляло консоли его воли и обеспечивало ему настоящее будущее? Способность к регенерации, – к обновлению, невозможного без ампутации членов, без массового уничтожения относительно слабых составляющих? Или напротив, расцветающие повсюду сострадание и любовь к ближнему, независимо от явной слабой ценности для общего генофонда, этого ближнего? Умение договариваться, или беспринципное воинственное стремление, даже не за интересы, но только в удовлетворении самой «Минервы», растекающейся «густой суспензией» по жилам воинов, и заставляющей мстить ради собственного удовлетворения. Ведь на самом деле далеко не риторический и не праздный вопрос, что в нашей душе первичнее, а что вторичнее, что является на самом деле провокатором, а что провоцируемым, откуда собственно исходит война? Несправедливость, попирание интересов, жажда мести, или банальный страх провоцирует человека на войну, или же всё-таки живущая в наших сердцах «Минерва», толкает нас искать этой несправедливости, искать попирание наших интересов, чтобы оправдать своё стремление уничтожить или поработить соседа? Ведь, когда в наших сердцах созрел дух войны, мы способны найти несправедливость даже в безвредных шалостях соседских детей. Что говорить о том, что кто-то вдруг решит повесить свой гамак в нашем лесу. То, что в самой жизни нет и быть не может несправедливости, эта аксиома не требует доказательств, достаточно посмотреть на мир глубоким, а главное непредвзятым взглядом. Но для нашего воспалённого «Минервой» взора, жизнь полна несправедливостей, словно муравейник муравьями, или сказать точнее, как осиное гнездо осами. И каждая такая несправедливость кусает нас словно та оса, впрыскивая свой яд, после которого место укуса начинает чесаться, и мы расчёсываем его до гноящейся раны. И наше желание мстить, даже не за сам укус, но за то, что он спровоцировал наши гноящиеся раны, распаляется в геометрической прогрессии.
Продукты научно-технического прогресса, которыми вооружён человек, прежде всего, направлены против самого человека. Самые совершенные механизмы служат именно «Минерве», угнетению и сдерживанию человеческого духа, все остальные лишь прикладные. Достаточно обратить свой взор на соотношение уделяемого человеком внимания, с одной стороны, военно-промышленному комплексу и иным попутным атрибутам государственности, с другой стороны, к примеру, здравоохранению, мирной науке, или искусству, и не понадобится никаких других тезисов, чтобы понять, кто на самом деле владеет разумом человека, «Арес», или «Аполлон», и к чему человек на самом деле относится более серьёзно. Хотя заслуги научно-технического прогресса именно в здравоохранении, не переоценимы. Человеку кажется, что он знает, как продлить свою жизнь, именно благодаря этому очевидному прогрессу. Но что он знает о том, как способна поддержать его здоровье идеальная форма сознания, для которой на самом деле нет пределов, и которая способна лечить и поддерживать человеческий организм в функциональном состоянии, не используя никакие продукты научно-технического прогресса.
В чём же здесь собственно проблема? Проблема в том, что человек не способен противостоять натиску собственных инстинктов, и всякий раз, когда проповедует добро, на самом деле несёт в мир свой глубинный лейтмотив, свою собственную правду, собственные завуалированные интересы. Ибо на самом деле, правда и интересы – не разлучимы, и не различимы на полях разумного пантеона, и ведут свои поступательные интервенции всегда в том направлении, где наиболее сконцентрированы противные консоли правды, – правды чужеродной, с её чуждыми интересами. Глубоко спрятанная, притаившаяся в нашей архаической сущности «Минерва воинственности», вуалирует свои сакральные мотивы, превращая их в благородные консоли, с флагами выбранной справедливости, на полях внешней выступающей реальности. И как бы разумен ни казался человек, какими лозунгами не руководствовался, его архаические инстинкты воли всегда будут превращать жизнь в плацдарм столкновения этих интересов.
Какие же горизонты видятся на этом пути, какие пределы технократического поступательного становления представляются нам, прежде всего? В первую очередь, это конечно же превращение нашей жизни в планомерное разлинованное в клеточку поле, с многочисленными системами координат, где векторами будет определяться иллюзорная полезность и вредность, а по большому счёту близорукая константа этих столпов всех наших стремлений. Да, именно близорукая. Ибо, как никакой дальновидности не наблюдается ныне, так и в будущем ни о какой дальновидности скорее всего не будет идти речи. Человеческий разум в большинстве своём и преимущественно, всегда будет руководствоваться короткими планами собственной действительности. Это заложено в него самой природой. Ибо и сама природа переполнена многочисленными подтверждениями собственной недальновидности. Она вообще существует преимущественно апостериори, чем априори. Её глаза находятся на затылке, и она следует в будущее вслепую, не в состоянии предсказать для себя хотя бы на «один парсек» то, что её ждёт за горизонтом.