Цивилизаtion

Кажется, я начинал понимать. Бык давно присмотрел себе женщину из числа плененных в ущелье и после ухода из пещеры решил больше не съезжаться со строптивым вождем, полагая, что может рассчитывать на отдельную жилплощадь. А Тыкто усмотрел в этом предательство по отношению к прайду. Мне стало жалко Быка. Я отвел Тыкто в сторону.

Увещевание дикаря заняло не менее получаса. Я использовал все возможные аргументы: и невероятную преданность Быка, и его полное отождествление с племенем, и то, что жизнь будет проходить вместе, разве что спать Бык будет отдельно. Ну и еще то, что право на свою женщину он закрепляет за собой. Поймав гневный взгляд Тыкто, я вдруг понял, что именно последний пункт волновал его больше всего. Причем явно не сама женщина — на нее вождь бы вряд ли позарился. Беспокоил прецедент, который мог развалить его большую семью на множество маленьких.

Напоровшись на это препятствие, я с досадой осознал, что ломать нужно племенной уклад, сложившийся тысячелетиями. Одним разговором тут не обойдешься. Пришлось снова идти на хитрость и лесть.

– Ты вождь, и тебе решать, кто может взять себе жену навсегда, а кто должен остаться в племени. Эта женщина не из твоего рода, и Бык может забрать ее, если ты разрешишь. Только в случае твоего согласия.

Похоже, это были верные струны, и я продолжал:

– Я прошу тебя разрешить ему взять эту жену. После этого Бык не сможет брать других жен, а эта жена не сможет принадлежать никому, кроме Быка. Ты так решишь, и они будут слушать тебя, потому что ты их вождь.

Тыкто, поразмыслив, поморщился, но все же одобрительно мотнул головой. Через несколько минут состоялось первое благословение и иже с ним венчание. Я объяснил Быку принципы уз брака, и они с невестой быстро и согласно закивали.

– Что ж, совет да любовь, – буркнул я, покидая поле недавнего конфликта. – Дело хорошее.

Глава 35

В сентябре я набрал новых студентов из числа лучших выпускников школы. Семеро одиннадцатилетних ребят погрузились в углубленное изучение ремесел. Ничто так не передает опыт, как постоянная практика с более умелыми работниками, поэтому на стройплощадке помимо студентов постоянно присутствовали и выполняли мелкие поручения дети. Но только те, которые, по словам воспитателей, проявляли склонность к созиданию. Играли в кубики, дощечки, что-то лепили из глины. Отчаянные сорванцы и задиры проходили иную школу, обучаясь в интернате Быка.

Несмотря на то, что все мужчины по умолчанию обязаны уметь охотиться, ловить рыбу и держать в руках оружие, именно ученики Быка должны были стать воинами, причем лучшими. На тренировках будущего спецназа особое внимание уделялось не только владению копьем, топором, камнеметалкой, луком и кинжалом, но и стратегии с тактикой. Кроме уже ставшего привычным для всех гандбола, где атака и защита проходили в несколько секунд, появилась игра по захвату флага.

Пятнадцать человек, находившиеся в подчинении у своих капитанов, должны были, охраняя свой тотем, выкрасть чужой. Причем не только выкрасть, но и суметь донести его обратно на свою базу. Для максимальной достоверности игры пришлось серьезно поработать с холостым оружием. Деревянные топоры, обернутые шкурой, тупые стрелы с намотанным мехом вместо наконечника, копья в виде обычных жердей. Кроме использования подобного реквизита, были установлены строжайшие правила: обозначать удары, а не бить. Ну и, конечно, следовало «умирать», если получил «смертельную» рану. Команды с азартом втянулись в новое состязание.

Мальчишки гурьбой наблюдали за этими играми со стороны. Им строжайше запрещалось издавать какие-либо звуки, обнаруживая тем самым маневры команды, в противном случае их ждала болезненная порка. Солдаты выполняли прорывы, засады, отвлекающие выпады, намеренную сдачу, а затем перехват украденного тотема и прочие уловки. Капитаны проводили успешные операции и увеличивали количество знаков отличия на своих бусах. А я с удовлетворением смотрел, как растет боеспособность моей армии почти в полтораста человек.

Однажды посетившая меня мысль, что духовное развитие общества не должно ограничиваться спортом, привела к размышлениям о музыкальном искусстве. Не будучи Шопеном, но в состоянии сыграть «Собачий вальс», я решил создать группу, а в дальнейшем, возможно, и хор. Идея была настолько задорная и так заняла меня, что следующую пару недель я провел в создании всевозможных предметов, издающих сколько-нибудь благозвучные трели.

Первое, что родилось в моей мастерской, — это, конечно, барабаны. Обтянутые кожей бочонки давали разнотонный звук, и мой двор наполнился дьявольскими ритмами. Вокруг забора то и дело останавливались туземцы, но заходить за плетень было запрещено, поэтому ничто не мешало мне создавать новые инструменты.

Используя стебли сухого камыша, я сделал что-то вроде свирели из нескольких трубочек. Если подуть в их торцы, получался гудящий звук. Мне удалось подобрать длины и диаметры так, чтобы настроить эту дудку на пять нот от «ре» до «ля». Проверив несколько раз, что настройка верная, я сыграл «Подмосковные вечера». Не знаю, откуда во мне вдруг появилось столько сентиментальности, но слезы застлали мои глаза. Я ушел играть к себе в дом, повторив там мелодию, наверное, раз пятьдесят.

Сидя вечером на крылечке и наигрывая трели, я заметил Валу, который смотрел на мои музицирования с необычайным любопытством. Жестом я пригласил его подойти. Он легко перепрыгнул через забор и приблизился ко мне, не отрывая взгляда от моих рук.

– Смотри, это музыка, – я сыграл ему «Подмосковные вечера», – несколько звуков складываются в мелодию, как буквы в слова.

Я провел губами от «ля» до «ре», получилось похоже на начало ламбады. Валу смотрел на меня как на волшебника.

– Держи, – я протянул ему инструмент, – учись.

Валу осторожно взял связанные тростинки и приложил их к губам. Вскоре у него получилось выдуть первую ноту.

– Иди тренируйся, Моцарт, – улыбнулся я.

Парень тотчас убежал в свой шалаш, а я пошел делать более сложный инструмент, с диапазоном в пару октав.

Работа спорилась. В планах было сделать металлофон, подвесив медные пластинки на веревочках, маракасы из дерева или глиняных горшочков, а если удастся выковать или вытянуть проволоку – то чем черт не шутит, – замахнуться на гусли, гитару или хотя бы балалайку. Так и до рок–концерта с дискотекой доберемся.

Проходя теплым осенним вечером по своей деревне, я услышал знакомые трели камышовой дудки. Двинув на звук, я вскоре увидел Валу, развалившегося на камне и водящего дуделкой по губам. Перед ним, обхватив колени руками, на земле сидела Лиа и вдохновленно смотрела на новоиспеченного музыканта, выдувавшего какофоничный бардак.

Я постоял несколько секунд, решая: показаться и разрушить эту идиллию или уйти прочь. А потом, поджав губы, выбрал второе. В таких делах эмоциональные решения — всегда не верные.

Я мерил комнату шагами, описывая овалы вокруг стола. Итак, у меня появился соперник. Молодой, по-своему красивый, сильный и гораздо более близкий Лие по социальной лестнице, чем я. С другой стороны, я был умнее и обладал властью, поэтому проигрыш одной битвы не означал поражения в войне.

– Она еще даже не началась, – сказал я вслух и стукнул кулаком по столу.

Пока Лиа была никому не нужна, я относился к ней с простой симпатией. Сейчас же я понял, что не потерплю других самцов на этой территории.