ЦК закрыт, все ушли

Все это хорошо, но ведь ему предстоит уволить столько людей! Для большинства из них газета — это жизнь. По тридцать— сорок лет отдали любимому делу. И вот вместо кого-то из них приду я. Партаппаратчик. Как смотреть в глаза этим старикам?

Сегодня позвонил Львову из дома по городскому телефону. То же, что говорил Пряхин: разрабатывается новая структура аппарата президента. Сегодня к вечеру должны отдать схему Ревенко. Телефон домашний записал, но подтвердил, что набор новых сотрудников приостановлен. Уловка? Повод для отказа? Сомневаюсь, что я единственный, кто обратился к старым знакомым из администрации президента.

Утром позвонил Олег Александрович Зикс из журнала «Сельская молодежь». За пару месяцев до августовских событии он уговорил меня подготовить серию публикаций из рассекреченных партийных архивов. Один материал — о Щорсе — я уже сделал и передал в журнал. Зикс подтвердил: полученный материал идет в первый номер за девяносто второй год. Попросил подготовить что-нибудь еще для февральского номера. Пригласил приехать в редакцию, пообещал посодействовать в трудоустройстве.

Из поликлиники звонят: несмотря ни на что, приезжайте на диспансеризацию, и супруге напомните. Можно даже пятого, в четверг, мы работаем и вечером.

Надо ехать за дочерью в школу, она учится в третьем классе, привезти ее домой, а затем везти на музыку. Времени у меня сейчас много, вполне можно заняться воспитанием.

А интересно описывать дни безработного, Реакцию людей, изменение отношений. У «Сельской молодежи», беспартийного издания, одна позиция, а у родного «Политиздата» — совсем иная. Но об этом в другой раз.

4 сентября. Утро началось со звонка из Алма-Аты. Амангельды Ахметалимов, директор Казахстанского информационного агентства, однокурсник по московской ВПШ. Спрашивает, как дела, как настроение. Поинтересовался деталями: что с дачей, каковы перспективы трудоустройства. Дачу сдал, относительно перспектив глухо.

Вчера был разговор с Шаровым, первым замом главного редактора газеты «Сельская жизнь». Пришел он в ЦК в 1988 году, когда я был зам. зав. сектором печати. Помню, как пообещал ему, что сделаю его консультантом. Потом он сам стал зав. сектором, побыл в этой должности несколько месяцев и смотался в «Сельскую жизнь», куда меня Харламов, главный редактор, сватал несколько лет. Я не решался, а Шаров решился. У них были перевыборы коллегии и руководства. Шаров уцелел.

— Миша, какой я у тебя в очереди на работу? — шутливо спросил я, не представляя, что попал в десятку.

— Шестой или седьмой,— ответил он и тут же спохватился. — Но ты первый на очереди.

— С 1988 года или даже раньше, — подхватил я.

Шаров уже серьезно продолжал:

— Коля, ситуация такая, что сейчас обсуждать эту проблему не время. Надо подождать месяц-два. Слишком все горячо. Да и мы реорганизуемся, сокращаем часть людей. Представляешь, какая будет реакция, если мы возьмем функционера из ЦК?

— Понял, Миша. Спасибо на добром слове.

— Ты звони, старик, обязательно звони. Где-нибудь к концу месяца.

На прошлой неделе примерно такой же разговор состоялся и с Харламовым, главным редактором «Сельской жизни». Позвонил я ему до собрания коллектива редакции. Он сильно волновался— возраст у него за шестьдесят — и попросил вернуться к этому разговору через некоторое время. Ладно.

А теперь пассаж с «Политиздатом» и его директором А. П. Поляковым.

20 августа в соответствии с договором я отнес туда рукопись книги. Верстку предыдущей — «Исповедь через десять лет» — сказали принести 26 августа. К назначенному сроку я ее вычитал, дописал пару страниц и в понедельник, 26 августа, притащил в издательство. Нет, все было не так. Я перепутал. Новую рукопись действительно отнес 20 августа. А верстку— 19 августа, в день путча. Поговорил с Вучетичем о природе и гносеологических корнях августовского кризиса.

После провала путча возникла некоторая настороженность и опасения за судьбу «Исповеди». Особенно они усилились после указа Ельцина о прекращении деятельности КПСС. В понедельник, 26 августа, позвонил редактору Юрию Ильичу, справился о судьбе верстки. В ответ услышал, что верстку из корректорской вернули, книга снята с производства. Звоните, мол, Вучетичу, он в курсе дела.

Виктор Евгеньевич Вучетич — заведующий редакцией. Звоню ему.

— Понимаете, пока вашу книгу отложили. Причин не знаю. Как вы догадываетесь, это решение зависело не от меня. Распорядился директор.

— Дело в авторе? В его принадлежности к организации, которая ныне не популярна?

— Не думаю. Скорее всего из-за коммерческих соображений. А впрочем, позвоните директору.

Директор Александр Прокофьевич Поляков. Хорошо знакомый мне человек. Когда-то самолично читал рукопись. Я вел пресс-конференцию с его участием. Он издал книгу Антонио Рубби «Встречи с Горбачевым». Была презентация в гостинице «Октябрьская».

— Александр Прокофьевич, здравствуйте, это говорит безработный Зенькович... Вроде бы сложности с прохождением верстки?

— Да. Знаете, я сейчас очень занят. Дайте мне свой телефон, ведь вы сейчас дома? Я вам непременно позвоню.

Этот разговор состоялся 30 августа в пятницу. Звонка так и не последовало. Телефонная трель раздалась только в понедельник, 2 сентября.

— Николай Александрович, извините, что не позвонил в пятницу, абсолютно не было времени.

Стал ссылаться на объективные причины. Мол, мы не сняли книгу, а только отложили ее выпуск. Ничего не ясно. Счета опечатаны, бумаги нет.

— Александр Прокофьевич, но ведь книга самая что ни на есть перестроечная. В духе сегодняшнего времени. Острая, критическая, осуждающая застой. Автор кается во многих грехах. Единственное, что может вызвать сомнение — глава «Партийный работник». Но и она сделана с сегодняшних позиций, многое в партработе нещадно критикуется. В конце концов, спорную главу можно снять. Жалко замысла. Десять лет назад в Минске вышла книга социологических портретов. Сейчас я к ним вернулся вновь. Есть замысел вернуться еще раз, через десять лет. Политическая конъюнктура будет все время меняться, а в задуманном сериале схвачен срез времени, его дыхание. Это же документ для истории!

Сопротивление было не очень сильным.

— Хорошо. Возьмите у Вучетича верстку, пройдитесь еще раз. Снимите главу о партработнике. Хорошенько посмотрите все остальное. Не гарантирую выхода, но вариант подготовьте. Неизвестно, как будут развиваться события дальше.

— Спасибо, Александр Прокофьевич, и на этом. Очень вас прошу помочь мне. А то получается двойное наказание: работы лишился, а тут еще и книгу выбросили.

Через полчаса звонит снова.

— Николай Александрович, поймите меня правильно. Повылезала всякая пена, мутит, будоражит коллектив. Упрекают в том, что Поляков и сейчас, после роспуска партии, ничего не понял, выпускает по-прежнему литературу не для народа, а для партийных бюрократов. Предлагаю компромисс: мы сейчас выплатим вам 60 процентов аванса, а остальные 40 процентов— после выхода или невыхода. Прошу вас, примите компромисс. Помогите мне. Поверьте, обстановка в коллективе очень непростая. Опечатали даже столовую на мебельной фабрике, куда мы ходили обедать.

Гонорар выплатить должны были в любом случае, даже если бы книга не вышла. Мне важен выход ее, до боли жаль идеи, которой жил это время. Она грела, поддерживала меня. И вот — финиш...

— Ладно, Александр Прокофьевич, что делать. Спасибо.

— Вот и хорошо. А вариант для возможного выхода все-таки подготовьте. На всякий случай.

Вчера поздно вечером позвонил Валентин Герасимов, однокурсник по ВПШ. Работает в еженедельнике «Ветеран». У них сняли главного редактора Свининникова, патриота, поддержавшего ГКЧП, и назначают выборы. Предлагает мне выставить свою кандидатуру. У них в коллективе некого. Значит, будет рекомендовать кого-то учредитель— газета «Труд».