ЦК закрыт, все ушли

Сегодня мне остается только сочувствовать коллегам. Многие в откровенных беседах признают, что долгожданная и желанная свобода обернулась тяжким бременем. Чего греха таить, раньше они жили не тужили. Не болела голова о бумаге, полиграфической базе, распространении газеты. Редакция занималась исключительно творческими вопросами. Хозяйственными занимались издательства. Сейчас корреспонденты выступают в роли доставал, толкачей, бартерщиков. Творить практически некогда. Повсеместно прошли сокращения людей, транспорта, средств связи. Некогда популярные газеты с миллионными тиражами на грани краха. Службы распространения устанавливают грабительские цены. Многие газеты и журналы резко сократили периодичность выхода, а некоторые вообще перестали выходить.

Те издания, которые каким-то чудом уцелели, влачат жалкое существование. Речь идет не только об экономической стороне вопроса. Журналисты с трудом привыкают к своему новому статусу в обществе. Он уже далеко не тот, каким был в прежние времена. Старая журналистика — великая, могучая, прекрасная или тоталитарная, командная, фискальная — называйте ее как угодно, в которой многие имели свои громкие имена, рухнула. Рухнула вместе с системой, сс породившей. Помните? Каждое критическое, выступление прессы непременно рассматривалось в вышестоящих органах, о результатах обязательно сообщалось под рубрикой «Меры приняты». По ним обычно судили об эффективности работы корреспондентов. Их приезд в область, район, на предприятие был событием не рядовым. Журналистов обхаживали, им старались угодить, оказывали знаки внимания. Никогда не возникало проблем с размещением в гостинице, питанием, билетом на обратный путь. Услужливые хозяева не забывали и о культурной программе, составлявшейся на вечер.

Сейчас последняя домохозяйка, не говоря уже о людях просвещенных, знает, что за большинством изданий не стоят ни ЦК, ни обком-горком, ни министерство-ведомство. Поэтому никому дела нет до заезжего корреспондента. Никому он не нужен, никто с ним не хочет разговаривать. Большинство средств массовой информации учреждено творческими коллективами редакций, и уже никто не боится, что после критической статьи последуют санкции. Все труднее и труднее собирать информацию для публикаций. В коммерческих, да и в ряде государственных организаций откровенно требуют плату за сведения. Журналисты уже не та влиятельная сила, за спиной которой власть. Бывают ситуации, когда корреспондент возвращается в редакцию несолоно хлебавши. Парткомов, куда обычно обращались журналисты, нет, к должностным лицам не пробиться— они наотрез отказываются от встреч с представителями прессы. Жаловаться — секторов печати тоже нет. Новые подразделения, призванные работать со средствами массовой информации, не созданы.

Похоже, ушли в небытие и жанры старой журналистики. С газетных полос исчезли фельетоны, проблемные статьи, публикации на темы морали, очерки, портретные зарисовки. Когда-то ими зачитывалась вся страна. Газетные материалы все заметнее приобретают коммерческий характер. Опытный глаз безошибочно угадывает ловко закамуфлированную косвенную рекламу, за которую фирма отстегнула автору немалую сумму. Но — значительно меньше тех денег, которые пришлось бы платить газете при «живой» рекламе. А так заплачено ее конкретному работнику. Вполне возможно, что он поделился полученной суммой с человеком, от которого зависит расположение материалов на полосе. Все крупнейшие коммерческие структуры имеют «своих» журналистов во всех более-менее популярных изданиях, экономя таким образом немалые средства.

Работая над пакетом постановлений ЦК по вопросам средств массовой информации в 1989—1990 годах, мы в самом кошмарном сне не могли представить себе, куда зайдет через пару лет стихийно развивающаяся, брошенная всеми журналистика.

Труд журналиста — весьма сложный. Понимая это, мы разрабатывали такую систему мер, которая держала бы его в хорошей профессиональной форме, способствовала стремлению к постоянному поиску, безупречной точности, выверенности и продуманности оценок. Журналист должен отличаться компетентностью, инициативностью, чувством нового, целеустремленностью в доведении дела до конца. От него требуется гражданское мужество в отстаивании государственных интересов, в борьбе с теми, кто наносит вред престижу нашей страны, нашему народу, ставит под сомнение курс на перестройку, бросает тень на политические и экономические реформы.

Я нисколько не лукавлю, рассказываю все, как было. Если кто-то сочтет, что сектор печати ЦК и работавшие там люди требовали от редакционных коллективов чего-то невозможного, я готов выслушать любые, даже самые острые замечания в свой адрес. Думаю, цековские «кураторы» ничему плохому журналистов не учили. Наоборот, эти рекомендации не потеряли своей актуальности и сегодня, безусловно, с поправкой на время и изменившиеся идеологические установки. Я погрешил бы против истины, если бы не сказал, что наши рекомендации партийным журналистам были выдержаны в духе решений пленумов ЦК КПСС. Но общая тональность, повторяю, была патриотической, направленной на консолидацию общества.

Разве такая задача не стоит сегодня? Думаю, нынче она даже острее, чем была в конце восьмидесятых. Союз распался, печать полна уже не ноток предвзятости и неуважительности в отношениях одного народа к другому, а прямых обвинений друг друга. Но ведь прошлое учит: в самые крутые времена единство удваивало, удесятеряло наши силы. И жаль, например, что кое-кто легко забывает о помощи, полученной от той же России в трудные дни, и не спешит возвращать долги, считая сегодняшние успехи своей личной заслугой. Меня, например, недавно потряс факт: в смоленских селах и поныне, в конце девяностых, население почти вдвое меньше, чем до войны. Скажу откровенно: когда я вижу непреодоленные изъяны российского Нечерноземья, мне, белорусу, становится стыдно за наше общее беспамятство.

В пылу политических баталий, дележа имущества и опьянения от свободы мы забыли о том, что журналист должен быть выше мелких раздоров и страстей. Забыли, что когда-то великий Пушкин назвал журналистов сословием людей государственных. Вхождение в рынок изменило многих моих коллег до неузнаваемости. Вмиг были забыты благородные порывы, которые заставляли бросать все личные дела и ехать на край света, чтобы защитить неизвестного тебе человека. Притом защитить безвозмездно. Разве можно было считать вознаграждением те жалкие гонорары, которые положены были за написанные жаром сердца газетные столбцы, производившие переворот в душах читателей? Куда все это девалось? Где стремление помочь людям, обществу, стране?

Мы в секторе с тревогой отмечали: новые, повышенные требования к работе прессы оказались не всем по плечу. Из командировок привозили данные, свидетельствовавшие о том, что немало журналистов местных газет не имеют четкого представления о публицистических средствах расширения гласности — каково-то им будет в условиях свободы печати? Многие испытывали боязнь при разработке новых тем, связанных с кардинальными экономическими и политическими реформами. Здесь, несомненно, сказывался недостаток необходимых знаний. И самый существенный недостаток — неглубокое проникновение в жизнь трудовых коллективов, смутное представление о том, чем же занимаются органы государственной власти, хозяйственники.

Наш замысел о коренной реформе подготовки журналистских кадров в стране руководством ЦК был одобрен. В гуманитарном отделе согласились с сумасбродной, на первый взгляд, затеей — поиском «бесхозных» гениев, созданием альтернативных средней школе, усреднявшей своих воспитанников, учебных заведений. Все мы прекрасно видели: в обществе, где одаренность брошена на самовыживание, путь талантливых людей к вершинам творчества зависел от многих случайностей.

Вся история развития нашей единой средней школы убеждала: требуется многообразие форм воспитания и обучения. Лично я мечтал о лицеях для литературно одаренных детей и молодежи. Когда-то лицеи были во многих губернских городах России и состояли из гимназических и университетских классов. Вспомним, какую блестящую плеяду выдающихся государственных деятелей, дипломатов, философов, поэтов дал один только Царскосельский лицей.

Горько признать, но наша страна и сейчас не знает, сколько у нее талантливых детей, молодежи. Весь мир считает их, а нам недосуг. Мы тщательно считаем другое: грузчиков— 579 тысяч, кладовщиков— 422 тысячи, чернорабочих— 882 тысячи. Знаем даже, сколько обрубщиков сучьев — 58 тысяч. А вот сколько одаренных детей — сведений нет. Вместо методик для одаренных разрабатываем методики для обучения умственно отсталых. И гордимся своими достижениями!

Задуманное, к сожалению, осуществить не удалось. На Старой площади остались проекты, разработки, наброски. Взять их с собой не разрешили— такое указание получили охранники от новых властей.