Contione – встреча

Диана ворвалась в мою жизнь своей сдержанной улыбкой Джоконды, а еще своей удивительной кожей. Ощущение кожи… Я, наверное, слишком тактильный – сенсорик, чувствующий мир больше кончиками пальцев, чем органами зрения и слуха. Может быть, я продвигаюсь по жизни на ощупь, и Диану тоже встретил в каком-то смысле на ощупь, как будто шел в кромешной темноте по длинному узкому коридору, придерживаясь за шершавую стену, и вдруг наткнулся на ее теплую нежную руку. Какая-то незаконченность, своего рода некоторая угловатость в фигуре придавала ей особое очарование. Даже после того, как она стала матерью, в ней сохранилось обаяние девичьего образа. А еще у Дианы была какая-то непостижимая дымка доверия и растерянности. Глаза ее напоминали мне глаза алжирских красавиц Ренуара. Диана была эклектична до невероятности, собрав в себе все нюансы эпох, но в этом она была и прекрасна, создавая для меня непостижимый, уникальный образ женской красоты.

Диана была моим спасением. Благодаря ей у меня были своя правда и свое оправдание моего существования. Я должен был доказать, что я лучший, не допустив разочарования любимой женщины. Диана придавала особый смыл всему и словно издавала запах – запах весны. Да… Да… До встречи с ней я не различал запахов, не чувствовал их различий и тонкостей. Диана пахла весной, настоящей весной с набухшими почками, запахом пробуждающейся сирени и только что распустившейся мать-и-мачехи. У нее был особый, чуть терпковатый запах. У каждой женщины есть такой свой запах, который невозможно заглушить даже самыми сильными духами, и мы, мужчины, всегда его чувствуем. Может быть, я беру на себя слишком большую ответственность, отождествляя себя со всеми. Во всяком случае, мне так казалось. Мы часто гуляли в парке, и я любовался природой, в которой вершилась своя история, не выдуманная, а реальная. Подснежники сменялись незабудками, а незабудки – иваном-да-марьей. Я держал Диану за руку и был счастлив.

Когда в десятом классе каждый задавался сложным вопросом выбора. Как правило, у многих это было промежуточным временем между свиданиями и какими-то посиделками, попросту говоря – попойками, когда кто-то умудрялся достать дешевого вина или портвейна. Я не встречался с девушками и не пил. Поэтому был мало кому интересен. Не потому, что они меня не интересовали или я был геем. Нет. Я просто не встретил ту, которая бы пахла весной и слушала бы джаз.

Из всех институтов я как-то сразу выбрал физмат государственного университета. Это было абсолютно естественно.

Там было все необходимое. Физика и основы программирования, которые были мне интересны… Иногда я забывал поесть, и мама приносила мне перекусить в комнату.

Я помню вступительный экзамен по физике. Когда невыспавшиеся ребята с заплывшими глазами и всклокоченными волосами тихо переминались с ноги на ногу. Ждали прихода комиссии. Я был так спокоен, что казался отстраненным, словно просто вышел погулять и неожиданно проходил мимо.

– Парень, тебе, может, шпоры дать? Ты что-то совсем.

Рядом стоял невысокий молодой человек. Лицо все в веснушках.

– Меня Сеней зовут. – Он улыбнулся. На щеках проявились великолепные, невероятно обаятельные ямочки.

– Марк, – тихо ответил я. И протянул руку.

– Ну, так что, дать тебе конспект? Я два года ходил на подготовительные. – Сеня чувствовал себя взволнованным, но уверенным.

– Как-нибудь справлюсь. – Я снова улыбнулся. Мне было приятно, что незнакомый рыжий парень проявляет ко мне заботу и внимание.

Работа была закончена мною раньше. И я думал о какой-то ерунде, тянул время. Почему-то пропевал, именно пропевал про себя песни «Битлз».

Когда я вспоминаю свою уверенность, вернее, самоуверенность, то не могу поверить, что это был я. Хотя это касалось только физики и собственно университета. У меня была какая-то внутренняя уверенность в правильности своего выбора пути и в том, что я уникальный в своем роде.

Так было и с Дианой. Наверное, моя бабушка была права. И я просто обладал незаурядной интуицией. Когда я увидел и почувствовал множество других орбит внутри ее прекрасной оболочки.

Я всегда очень чутко реагировал на этот канал восприятия. Сильнее, чем другие. Архаичный механизм на каком-то молекулярном уровне действует во мне сильнее. Даже кофе я различаю по особым оттенкам и нюансам. Сначала это был ее запах. Очень тонкий и нежный, чуть с горчинкой хемосигнал. Он скрывал за бледностью ее тонкого лица страсть и безграничность ее натуры.

А потом, после первого поцелуя, возвысившего нас и стершего все границы, сделавшего в одно мгновения даже самые невозможные вещи возможными. Отпустившими все страхи, все сковавшие нас опасения и тревоги.

В одном из журналов я читал исследования Тасин Сэкстон из Ливерпульского университета. Она организовала вместе с коллегами серию быстрых свиданий. Эти мероприятия очень популярны в Америке. Мужчины и женщины, ищущие вторую половину, в организованном порядке общаются друг с другом по три минуты, а затем получают у организаторов контакты заинтересовавших их участников. Женщины, хоть и были осведомлены, что участвуют в научном исследовании, рассматривали происходящее как реальную возможность познакомиться. Единственным отличием от обычного «вечера знакомств» было то, что перед общением с мужчинами женщин попросили коснуться ватным тампоном, пропитанным жидкостью, участка между верхней губой и носом. Это был тампон, пропитанный водой, раствором гвоздичного масла или концентратом андростадиенона, смешанного с раствором гвоздичного масла, чтобы замаскировать запах. При этом им не сообщали, к какой из трех экспериментальных групп ее отнесли.

В результате женщины, находящиеся под влиянием мужского феромона, сочли своих собеседников более привлекательными…

Не знаю, что больше свело меня с ума. Ее белая кожа, словно отлитая из мрамора без единого изъяна? Глаза открытые и чуть влажные? Губы чуть припухлые? Или ее хемосигнал с запахом гиацинтов и только что распустившейся мать-и-мачехи.

Она не была моей первой женщиной. Наверное, в тридцать это было бы уже патологией. Я должен был узнать других. Но все это было только ради нее.

Я узнавал их, чтобы завоевать ее любовь. Это сложно понять, особенно женщине. Но поверьте, все, что происходило в моей жизни до встречи с ней, я делал только для нее.

Мы вышли на дорогу и свернули в сторону Троицкого моста, забыв о своих предыдущих маршрутах.

– Кто назвал вас Марком? Красивое имя.

– Это мама. Она всегда все самое красивое выбирает. Это у нее в крови. Вам правда нравится? – спросил я, сам не понимая почему.

– Очень. Оно сильное и потерянное. Какое-то обволакивающие, как туман.

Мне было приятно слышать ее голос, чуть низковатый, ласкающий мой слух.

– У вас тоже прекрасное имя. Хотя вы совсем не похожи на охотницу.

– Охотницу? – удивленно переспросила она.

– Ну, да. Мне почему-то вспомнилась картина с изображением Дианы-охотницы какого-то художника, имя которого я не могу вспомнить. – Помню, что мы с мамой в детстве смотрели альбом с французской живописью, и сейчас мне вспомнилась картина из него. – Есть такая картина.

– Ну, допустим, их много. Но одна из самых знаменитых – Огюста Ренуара. Кстати, на ней изображена возлюбленная художника Лиза Трео.

– Наверное. А вы здорово разбираетесь в искусстве.

– Я просто его люблю. Вот и все. Мне всегда казалось, что человек разбирается в том, что ему интересно.

Я засмеялся. Это точно. Мне вспомнилось, как я на каникулах решал задачки по физике и математике, когда меня никто не заставлял этого делать. Мне просто нравилось складывать стройные цифры в сложные уравнения.

– Можно я буду говорить вам «ты»? – спросил я, и сам испугался вдруг своей смелости. Как будто с этим «ты» предлагал Диане что-то большее, всего себя.