Цотнэ, или падение и возвышение грузин

Вата заметил его растерянность.

— Моего отца князь Шергил взял в домоуправители, и я переселился сюда. Мы тут же и живём, позади княжеского дворца. Пойдём к нам?

В знак согласия Цотнэ кивнул головой и вскочил.

— Зовут меня Вата, — болтал сын домоуправителя. — Я все птичьи гнёзда знаю.

— Неужели!

— Я и на охоту хожу с отцом. Раньше с дядей Кочоба ходил.

— Кочоба был твоим дядей?

— Да. Братом моего отца. Когда умер домоуправитель Кочоба, князь на его место взял моего отца.

Некоторое время оба молчали.

— В шахматы играешь, княжич?

— Играю. Но не так, чтобы…

— Хочешь, сыграем?

Цотнэ кивнул головой. Но играть им в этот день не пришлось.

Ребята прошли через княжеский двор, поднялись на горку, и перед ними открылся вид на широкое ущелье.

На берегу реки толпился народ. Со всех сторон продолжали сбегаться люди — и стар и млад, женщины и мужчины. До стоявших на холме ребят донеслись звуки какой-то странной музыки. Ребята помчались по спуску. Образовав круг, зеваки напирали друг на друга, пытаясь пробиться вперёд, становились на цыпочки. Вата решительно прорвался вперёд.

— Княжич! Дорогу княжичу! — кричал он, расталкивая людей.

Люди узнали наследника и, сняв шапки, уступили ему дорогу.

Цотнэ не хотелось беспокоить людей, привлекать к себе их внимание, но Вата, ухватив за руку княжича, тянул его за собой. Они увидели факира, сидевшего с поджатыми ногами. Факир грязным рукавом вытер пот с коричневого лба, обвёл глазами зрителей, пристроил дудку к губам и заиграл. При звуках музыки в корзине, стоявшей перед факиром, что-то зашевелилось. Из корзины подняла голову кобра. На мгновение оцепенела, потом опять вздрогнула и, постепенно вытягиваясь, извиваясь, начала подниматься.

Цотнэ, как зачарованный, смотрел на застывшую перед факиром змею, но в то же время он чувствовал и на себе чей-то пристальный взгляд. Он поглядел по сторонам и встретился с глазами девочки, которая стояла у входа в шатёр, прислонившись к дереву и скрестив на груди руки. Чёрные от загара, исцарапанные колени её блестели. Густые рыжие волосы падали на плечи, голубые глаза лучились.

В груди у Цотнэ заныло. Он не выдержал сияния голубых глаз и смущённо склонил голову, но чувствовал, что глаза девочки продолжают глядеть на него. Цотнэ хотелось взглянуть на девочку, но непонятная робость заставляла его ещё ниже наклонять голову и не поднимать глаз от земли. Какое-то незнакомое до тех пор чувство овладело Цотнэ, по телу пробежала приятная дрожь.

Факир перестал играть на флейте. Кобра качнулась раз-другой, извиваясь и покачиваясь, убралась в корзину.

Старик поднял валявшуюся на земле шапку, протянул её к зрителям и опять опустил на землю. Кто-то бросил в шапку медную монету, и это послужило знаком — со всех сторон дождём посыпались маленькие серебряные и медные монетки.

Цотнэ пошарил по карманам и, не найдя там денег, смущённо опустил руки.

Длинноногая девочка ещё раз пронзила взглядом покрасневшего от смущения Цотнэ и ушла в шатёр. Немного погодя из шатра выскочила обезьянка. Вышла опять и девочка. Одной рукой она держала верёвку, обвязанную вокруг живота обезьянки, а в другой бубен. Обезьянка под звуки бубна начала скакать, пританцовывать и, забавно кривляясь, смело направилась к зрителям. Некоторым она протягивала свою мохнатую лапу, словно для рукопожатия, некоторых хватала за бороду. Раздавался смех. Люди хохотали, отстраняясь от обезьянки, с отвращением вытирали места, которых она коснулась.

Девочка позванивала поднятым вверх бубном, обезьяна прыгала на одной ноге и кувыркалась. Под конец закончив все фокусы и уловки, она выхватила из рук девочки бубен и, протянув его, обошла всех зрителей. Мелкие монеты, звякая, падали в бубен. Те, у кого не было денег, клали яблоко, сласти.

Обезьяна остановилась против Цотнэ и упёрла бубен ему в грудь.

Цотнэ, всё ещё одурманенный взглядом, а теперь и близостью девочки, покраснел больше прежнего. Ещё раз он обшарил пустые карманы и, опять не найдя ничего, схватился за золотую цепочку, снял нагрудный крест и бросил его в бубен.

Зеваки, разинув рты, уставились на золотую цепочку и крест, ни за что, ни про что доставшиеся бродягам.

— Что ты делаешь? Как не жалко дарить такую дорогую вещь неизвестно кому! — прошептал Вата и потянулся было за крестом.

Цотнэ схватил его за руку. Вдруг в глазах у него потемнело — девочка приблизилась к нему и поцеловала в щеку. Точно огнём обожгло и без того пылающее лицо. Он схватился за поцелованное место, а ноги у него подогнулись.

Девочка и обезьяна тем временем обошли весь круг и скрылись в шатре.

Зрители смеялись, делились впечатлениями, понемногу начали расходиться.

Вата, как видно, злился на княжича за его непонятную щедрость.

Но Цотнэ всё ещё был как в тумане. Мальчики молча пошли вдоль берега. Сзади себя они услышали крик.

Цотнэ обернулся и увидел, что девочка, поцеловавшая его, бежит в их сторону и размахивает руками.

— Нас зовёт!

— Что ей надо?

Запыхавшись от бега, девочка приблизилась к ним.

— Почему ты не сказал, как тебя зовут?

— Меня? Цотнэ.

— А меня Аспасия. Я тебе нравлюсь?

Цотнэ застыдился и вновь покраснел. Аспасия рассмеялась.

__ А ты и правда княжеский сын?

— Да.

— Счастливый, — вздохнула Аспасия.

— А ты его дочь? — Цотнэ показал рукой на шатёр.

— Нет! Он купил меня на невольничьем рынке. Меня пятилетней похитили разбойники. Мои родители, наверное, были греки — раз дали мне греческое имя. Я тебе нравлюсь, Цотнэ? — смело, с непринуждённым смехом спросила Аспасия.

Цотнэ опять зарделся.

— Если нравлюсь, возьми меня с собой.

Цотнэ опустил голову.

— Возьми меня в прислужницы.

— Куда я тебя возьму? — развёл руками Цотнэ.

— Во дворец. Буду прислуживать твоей матери. Всё буду делать. Только избавь меня от этого факира, — непринуждённый смех Аспасии угас. На большие голубые глаза навернулись слёзы.

— Как же я тебя избавлю?

— Пусть твой отец купит меня.

— Как это — купит? — удивился Цотнэ.

— Купил же меня факир!

— Я должен спросить отца с матерью…

— Возьми меня, я сама попрошу, сама расскажу о своём несчастье. Они пожалеют меня.

— Нет, ты подожди пока здесь.

— Никто меня не жалеет. Никому я не нужна, — зарыдала вдруг Аспасия и опустилась на землю.

— Не плачь, Аспасия… Успокойся…

— Прочь от меня! У вас у всех не сердца, а камни! Бесчеловечные вы все! — Аспасия рыдая бросилась к шатру.

— Видал? Просится в княжеский дом! — злорадствуя, заметил Вата, провожая удалявшуюся Аспасию злым взглядом.