Crime story № 10 (сборник)

– Синий, синий, – ныл мальчик.

– Он нас понимает, – обрадовалась я, – можем попробовать договориться. Олежек, хочешь пообедать?

– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – сказал подросток.

– Договорилась, – фыркнула Надя, – какие с кретином беседы?

– Синий, синий, – задергался Олег.

– Прекратите его обзывать, – рассердилась я, – Олег активно участвует в разговоре, он обиделся.

– И ты в это веришь? – ухмыльнулась Надежда.

– Да, – решительно ответила я, – представьте, что на землю прилетели инопланетяне. Олег с Марса, он не владеет нашим языком, однако возможность завести диалог есть.

– Сомневаюсь, – возразила она.

– Стоит попробовать, – не успокаивалась я.

– Если уговоришь его поесть и помыться, буду очень тебе благодарна, – произнесла Надя.

– Попытаюсь, – кивнула я. – Олег, меня зовут Даша.

– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести.

– Олежек, я Даша.

– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести…

– Здорово получается, – ехидно заметила Надежда, когда эта фраза повторилась в десятый раз. – Тоже мне, переводчица с абракадабры. Ты ему свое имя, а он хрен чего в ответ.

Я подпрыгнула на стуле.

– Правильно! Его так зовут! Ну как я не сообразила раньше?

Хозяйка вскинула брови:

– Чего?

– Вы совершенно верно заметили. Как поступает воспитанный человек, завязывая знакомство? – спросила я.

– Не понимаю, – растерялась Надежда.

Я воодушевилась.

– Все очень просто. Если я скажу вам: «Добрый день, меня зовут Даша», – что вы ответите?

– Очень приятно, я Надежда Петровна, – откликнулась хозяйка.

– Верно, – обрадовалась я, – а теперь слушайте. Олежек, я Даша!

– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – не переставая рисовать, сообщил мальчик.

– Вы попробуйте, – приказала я, – скажите ему свое имя.

– Олег, я Надежда Петровна, – устало произнесла старуха.

– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – ровным голосом повторил подросток.

– Хочешь сказать, что он так представляется? – поразилась старуха.

– Точно, – кивнула я, – Олег нас понимает и вступает в контакт.

– С трудом могу себе представить родителей, которые указали в метрике ребенка набор цифр, – поежилась Надежда Петровна, – идиотов, конечно, на свете много, но есть же предел тупости.

– В документе у мальчика, очевидно, стоит Олег Анатольевич, – заявила я, – с большой долей вероятности, он Калинин, но мать могла дать ему и свою фамилию. Это, так сказать, на нашем языке, а в понимании ребенка он сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести.

– С ума сойти, – ахнула Надя.

Я решила ее игнорировать и вновь спросила подростка:

– Хочешь, я буду обращаться к тебе как к взрослому человеку – Олег Анатольевич Калинин?

Паренек внезапно закрыл лицо руками.

– Синий, синий, синий!

– Похоже, ему не нравится, – проявила интерес к моим экспериментам старуха.

Я заглянула мальчику в глаза.

– Не хочу тебя расстраивать, подскажи, как лучше к тебе обращаться?

– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – без задержки сообщил аутист.

– Отлично, – обрадовалась я, – тебя мама так называет?

Неожиданно мальчик отложил карандаш и сказал:

– Девять.

Я пришла в восторг.

– Девять! Очень красиво! Это мое любимое число! Девять!

– Красный, – вдруг прибавил новое слово Олег.

– С собакой и то быстрее договоришься, – вздохнула Надежда.

Мальчик вцепился в карандаш и, быстро водя им по бумаге, забубнил:

– Синий, синий, синий!

– Ишь, не нравится! – рассердилась Надежда Петровна.

– Да погодите вы, – отмахнулась я от нее. – Ответь, пожалуйста, Олег Анатольевич красный?

– Синий, синий, синий!

– А сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести кто?

Паренек положил голову на рисунок.

– Белый, – сдавленно произнес он.

– Может, красный? – осведомилась я. – Синий плохой, красный хороший, а ты замечательный мальчик, следовательно, красный.

– Белый, – не согласился подросток, – белый.

– А твой папа, он какого цвета? – я продолжила поиски в дремучем лесу.

– Синий, – затрясся Олег, – синий. Красный, красный.

– Вот и договорились, – каркнула Надежда, – отец у него такой плохой, что жуть какой хороший.

Я разозлилась:

– Вы хотите вернуть мальчика его матери?

– Конечно, – залопотала Надя, – зачем мне идиот в квартире?

– Тогда не мешайте, сидите тихо, – велела я, – у нас наметился прогресс. Девять, а что ты скажешь о своей маме?

– Красный, – выпалил Олег, – красный, красный!

– Мама замечательная, а папа порой плохой, порой хороший, – резюмировала я. – Попробую заехать с другой стороны. Где его вещи? – спросила я у старухи.

– Так все на нем, – пожала плечами Надя, – джинсы, рубашка и носки. Про белье ничего не скажу, он штанов не снимает, в брюках на диван ложился.

– При мальчике не было сумки?

– Нет, – замотала она головой.

Я встала и пошла в прихожую.

– Вот его пуховик, – пояснила идущая следом Надя, – шапка и ботинки.

Я внимательно изучила теплую куртку, она была новой, в карманах ничего не нашлось, и, самое интересное, с вещи срезали ярлык с указанием фирмы-изготовителя. Шапка и обувь тоже выглядели купленными вчера и не имели никаких опознавательных знаков. Единственное, что удалось выяснить, – размер ноги у Олега маленький, тридцать шестой, но если учесть, что он мальчик хрупкий, тонкокостный, то это неудивительно. Настораживало другое: зачем так старательно обезличивать гардероб?

Я еще раз осмотрела куртку и пришла к выводу, что ее купили на рынке. Вещь сшита не очень аккуратно, на замке молнии не было фирменного клейма, из подкладки лезли перья. Конечно, и в элитном бутике тоже можно нарваться на подделку, но все-таки столь откровенный самопал там покупателю не предложат. Похоже, близкие родственники решили сэкономить на инвалиде, обувь они ему приобрели из кожзаменителя.

– Синий, – раздалось за моей спиной.

Я обернулась, Олег стоял в коридоре.

– Синий, – опять сказал он.