ЦРУ и мир искусств

У других, конечно, было иное представление о секретном финансировании. Как только «Партизан Ревью» начал извлекать выгоду из сотрудничества с Американским комитетом за свободу культуры, так «Нью Лидер» снова стал получать щедрую поддержку от своих тайных покровителей. В феврале 1956 года К.Д. Джексон написал Аллену Даллесу, предлагая увеличить спонсирование журнала Сола Левитаса. С 1953 года корпорация «Тайм» ежегодно выдавала «Нью Лидер» субсидии в размере 5000 долларов в обмен на «информацию о международной коммунистической тактике, особенно о лицах, осуществляющих коммунистическую пропаганду в рабочем движении» [848] . Но это была лишь часть средств, необходимых для удержания журнала на плаву. По расчётам Джексона, требовалось не менее 50 тысяч долларов для обеспечения его деятельности. «Если капиталистическое предприятие обладает достаточной мудростью, чтобы оценить, что тот особый тон голоса, с которым Левитас обращается к особой группе людей здесь и за границей, уникален и исключительно важен, и готово поддержать это несколькими тысячами долларов, - сказал он, Даллесу, - я надеюсь, вы сможете согласиться с текущим предложением. Мне это кажется наилучшей формулой из тех, которыми мы пользовались для того, чтобы иметь при себе Левитаса и содержать его» [849] . Даллес легко признал, как и в предыдущих случаях, что грант Управления для «Нью Лидер» «хорошо оправдывался высоким потенциалом отдачи». К лету 1956 года движение «Спасём «Нью Лидер» собрало для журнала 50 тысяч долларов, в которых он так нуждался: Информационное агентство Соединенных Штатов, Фонд Форда, X.Дж. Хайнц (Н.J. Heinz) и корпорация «Тайм» выделили по 10 тысяч долларов. Недостающие 10 тысяч долларов поступили в форме «пожертвований»: 5000 долларов от издателя «Вашингтон пост» Филипа Грэхэма (Philip Graham) и ещё 5000 доларов, которые были записаны просто как «манна небесная» [850] .

848

Time Inc. New Leader contract, 14 May 1964(CDJ/DDE). Этот контракт был составлен по образцу того, что был в 1953 г.

849

С.D. Jackson to Allen Dulles. 21 February 1956 (CDJ/DDE).

850

William Furth to Henry Luce and С.D. Jackson. Confidential memore. New Leader, 24 July 1956 (CDJ/DDE). Обязанности по организации кампании были переданы ветерану холодной войны Фрэнку Линдси, бывшему заместителю начальника Управления координации политики ЦРУ, далее исполнительному директору Фонда Форда, а ныне консультанту «Маккинси и Компани».

Как всегда Конгресс за свободу культуры предпринял новые меры как в отношении «Партизан Ревью», так и «Нью Лидер». Сотрудничество с Конгрессом, осуществлявшееся в форме совместных публикаций, официальных соглашений об ассоциации и обмена знаниями, принесло обоим журналам дальнейшие материальные блага. Плодовитая деятельность Конгресса в эти годы была неотъемлемой частью западной культурной жизни. С платформ его конференций и семинаров и через страницы научных обзоров интеллектуалы, художники, писатели, поэты и историки приобретали аудиторию для своих взглядов, которую не могла предоставить никакая другая организация, за исключением Коминформа. Парижский офис стал ферментом, притягивающим посетителей со всех континентов, и в 1962 году в его коридоре даже была взорвана бомба (событие, названное одним из участников «великим и великолепным, давно ожидаемым, действительно заслуживающим гордости и особого упоминания в летописи Конгресса») [851] . Для второго и третьего поколения потенциальных Хемингуэев Конгресс был теперь хранилищем всех романтичных мифов литературного Парижа, и они устремились в него толпами [852] .

851

Herbert Luthy to MichaelJosselson. 19 February 1962 (MJ/HRC).

852

В некоторых случаях это проходило через Paris Review, журнал основанный Джорджем Плимптоном и агентом ЦРУ Петером Маттиссеном в 1953 г. Нельсон Элдрих работал там в качестве помощника редактора перед тем, как перешёл в Конгресс. Франсис Фитцжеральд, дочь руководителя подразделения ЦРУ, ответственного за операции против Кастро, работала в Paris Review до лета 1962 г., потом после отдыха с Визнерами в Танжере перешла на работу в Конгресс. Джордж Плимптон позже подчеркивал, что Paris Review никогда не получал финансовую помощь от Конгресса или других подобных агентств, равно как и не было очевидных политических или социологический указаний на некоего Петера [Маттиссена], работавшего редактором журнала. «Честно говоря, лично я бы приветствовал финансирование со стороны Конгресса, чтобы мы держались на плаву. Encounter, Preuves и другие журналы, финансируемые Конгрессом, имели блестящие публикации без каких-либо условий относительно того, что было опубликовано, насколько я мог видеть. Какой позор, что в эти дни всё это рассматривается в таком ужасном свете... репутация, испорченная ассоциацией, является наименьшим из зол. Мне кажется, нам повезло». George Plimpton. Letter to the author, 27 August 1997.

Но громкое имя Конгресса привлекало также и ненужное внимание. В 1962 году он стал предметом блестяще проницательной пародии Кеннета Тайнена (Kenneth Tynan) и команды из сериала «Такая выдалась неделька» с канала Би-би-си (ВВС). «А теперь, горячие новости с фронта культурной холодной войны, - начиналось шоу.
– На этой схеме показан советский культурный блок. Каждая точка на карте представляет собой стратегический культурный объект: театральные базы, центры кинопроизводства, группы танцоров, производящих в большом количестве межконтинентальные «баллистические» ракеты, издательства, выпускающие обширные тиражи классики для миллионов порабощённых читателей. Однако пока вы смотрите на неё, массивное наращивание культурной силы продолжается. А как же дела обстоят у нас, на Западе? Имеем ли мы мощное оружие для нанесения эффективного ответного удара на случай глобальной культурной войны? Да! Есть старый добрый Конгресс за свободу культуры, который на американские деньги построил множество передовых баз в Европе и не только, готовых выступить остриём культурного возмездия. Эти базы замаскированы под журналы и имеют закодированные названия, например «Инкаунтер» - это сокращение от «Стратегии сил наступления». Затем слово взял «представитель Конгресса», который похвастался группой журналов, формирующей «культурное НАТО», чьей задачей являлось «Культурное сдерживание, или как некоторым мальчикам нравится выражаться - создание «кольца вокруг красных». Фактически, я не сказал бы, что у нас была цель. У нас была, скорее, историческая миссия: всемирное читательское доминирование... Но что бы ни случилось мы, в Конгрессе, считаем своим долгом поддерживать собственные базы в состоянии повышенной боевой готовности, постоянно наблюдая за действиями противника, вместо того чтобы впустую тратить бесценное время на тщательное изучение самих себя» [853] .

853

Kenneth Tynan. Congress for Cultural Freedom, That Was The Week That Was, 1962.

Сатира была остра и безупречно составлена. Пока «представитель Конгресса» осуждал мещанство советского министра культуры, Тайней показал без тени иронии, кем были просвещённые покровители Конгресса: Окружной фонд Майами, Цинциннати, техасский Фонд Хоблитцелла и швейцарский Комитет помощи венгерским патриотам.

Столь точные указания спонсоров Конгресса хотя и не достигли основной цели, но вызвали у Джоссельсона бессонницу и подтвердили его страх, что настоящей ахиллесовой пятой Конгресса было ЦРУ. Напряжённость в отношениях между Джоссельсоном и его боссами из Управления нарастала, начиная с краха Американского комитета в начале 1957 года. Джоссельсон, в силу темперамента неспособный играть роль обезьянки шарманщика, теперь имел всё больше разногласий с Кордом Мейером, который отказывался отдавать свою власть. Мейер так никогда и не оправился от того кафкианского обращения с ним маккартистов в 1953 году. Дополняла всё это череда личных трагедий, которые делали его всё более и более мрачным и тяжёлым. Рассказ Мейера «Волны темноты» 1946 года о его участии в войне и чуть не оказавшемся фатальным ранении на пляжах Гуама также предопределял трагическое движение его дальнейшей жизни. В 1956 года его девятилетний сын Майкл был сбит несущимся автомобилем. Меньше чем через год после этого Корд развёлся с женой Мэри Пинчот Мейер [854] .

854

Мэри Пинчот Мейер была найдена мёртвой на бечевнике у Вашингтонского канала в 1964 г. Она имела романтическую связь с Джоном Ф. Кеннеди и написала об их романе в дневнике, который агент ЦРУ Джеймс Джисус Англтон украл из её дома, взломав замок, через день после её смерти.

Всё более упрямый и неблагоразумный Мейер стал неустанным, непримиримым защитником собственных идей, которые, казалось, вращались вокруг параноидного недоверия ко всем, кто не соглашался с ним. Его тон в лучшем случае был вызывающим, а в худшем - театральным и даже агрессивным. «Корд пришёл в Управление юным идеалистом и ушёл, когда Англтон высосал из него все соки, - сказал Том Брейден.
– Англтон владел чёрной магией. Он раздражал всех в городе, включая меня. Независимо оттого, что Англтон думал, Корд считал по-своему» [855] . Артур Шлезингер, старый друг Мейера, теперь оказался жертвой этого идеалиста, превратившегося в сердитого интеллектуала-жандарма: «Он стал косным, непреклонным. Я помню, как однажды он позвонил мне и предложил вместе выпить. Я пригласил его в гости, и мы провели вечер за разговором на верхнем этаже дома. Несколько лет спустя, взяв в ЦРУ своё личное дело, я обнаружил, что последним документом в файле был отчёт обо мне Корда Мейера! Он выпивал со мной в моём собственном доме и написал после этого отчёт. Я не мог поверить в это» [856] . Точно так же, как персонаж Джеймса Стюарта в фильме «Окно во двор» Хичкока, Мейер и Англтон закончили тем, что отошли от нормы, с чем сами всю жизнь и боролись.

855

Тоm Braden. Interview, Virginia, July 1996. Arthur Schlesinger, interview, New York, August 1996.

856

Arthur Schlesinger. Interview, New York, August 1996.

В октябре 1960 года Джоссельсон встречался с Кордом Мейером и группой сотрудников Отдела международных организаций в номере одного из вашингтонских отелей. Последовала горячая дискуссия, в которой, как рассказывал один из очевидцев, коллеги Джоссельсона из ЦРУ «напомнили ему, что яйца курицу не учат». Джоссельсон, у которого была, как её описывала Диана, «необычная связь разума и тела», почувствовал резкий скачок давления и стук в висках, после чего рухнул на пол. «Его эмоции всегда легко угадывались, - рассказывал Джон Томпсон.

– Во время жаркого спора он мог лишиться чувств и получить сердечный приступ. Он был чересчур европейцем» [857] . Эти сердечные приступы были вполне реальными. Однажды в два часа ночи по местному времени Диану разбудил звонок Лу Латама (Lou Latham), начальника Парижского офиса (он находился в Вашингтоне, когда всё произошло), который сообщил, что Майкл был срочно доставлен в больницу с ударом. Диана первым же утренним самолётом вылетела из Парижа с четырёхлетней Дженнифер на руках. Ненадолго заскочив в отель, где она передала Дженнифер своей матери, Диана отправилась в больницу при Университете Джорджа Вашингтона. Там она нашла Майкла, лежащего в кислородной палатке. В течение нескольких следующих недель она дежурила у его кровати. Джоссельсон начал постепенно приходить в себя. И в этом беспомощном состоянии он продолжал выполнять свою безотлагательную миссию. «Всё время пребывания Майкла в больнице он «надиктовывал» мне, а я делала пометки, - вспоминала Диана.
– Затем я подходила к двери палаты и «раздавала указания» Ли [Уильямсу] и другим подходившим болванам-исполнителям. Было забавно поменяться с ними ролями» [858] .

857

John Thompson. Telephone interview, August 1996.

858

Diana Josselson. Interview, Geneva, March 1997.

Однажды, когда Джоссельсон всё ещё находился под кислородной маской, Билл Дёрки (Bill Durkee), заместитель руководителя подразделения Мейера, прогуливаясь с Ли Уильямсом по Вашингтону, повернулся к нему и сказал: «Теперь он там, где мы и хотели его видеть» [859] . Размышляя над этим несколько лет спустя, Диана пришла к выводу, что, хотя Управление и ценило Майкла за работу, которую он выполнял, «он, должно быть, одновременно был и занозой в их заднице, идущий собственным путём и сопротивляющийся им всякий раз, когда они пытались установить контроль. Майкл старался вести с ними весёлые беседы и силой своей индивидуальности не давал им осознавать собственную никчёмность. Он дружил с ними, справлялся об их семьях и карьерных перспективах, и я считала, наивная, что они им восхищались. Дёрки, я теперь уже уверена, говорил за большинство из них. Они, должно быть, не доверяли всем этим интеллектуалам, к тому же иностранцам, и страдали от того, что у них были все эти деньги и власть, но не было признания... Кроме того, Майкл не был человеком из Йеля, он был фактически русским и евреем, и именно он дружил с известными людьми, а не они» [860] .

859

Lee Williams. Interview, Washington, July 1996.

860

Diana Josselson. Letter to the author, 4 April 1997.

Однако было ясно, что здоровье больше не позволит Джоссельсону отдавать столько сил Конгрессу. Было решено, что он переедет на постоянное жительство в Женеву, где продолжит работать на Конгресс, но уже удалённо. Джону Ханту передали руководство Парижским офисом, включая поддержание связи с Управлением. Придя в Конгресс в 1956 году, Хант провёл первые два года, как он вспоминал позднее, ведя себя как «мальчик-уборщик, никогда ничего не говорящий, зато наблюдающий и запоминающий» [861] . Постепенно он стал тем, кого сам описал как «офицер для особых поручений» директора Майкла. По существу, эти роли никогда не менялись за время существования Конгресса. Но при Джоссельсоне, работающем через секретаря в своём доме в Женеве, Хант почувствовал, что получил административный контроль над парижской штаб-квартирой.

861

John Hunt. Interview, Uzes, July 1997.

21. Цезарь Аргентины

«Я не скажу: езжай

До Рима иль Москвы.

Брось труд свой кропотливый

И музу позови».

В.Б. Йетс. «Образы»

Джон Хант принял Парижский офис в хорошее время. За «показным искусством при Эйзенхауэре» последовало заявление правительства Кеннеди о том, что оно желало «плодотворных отношений» с людьми от искусства. На это указывало и приглашение, отправленное Кеннеди 156 наиболее известным из них (включая Артура Миллера, Эндрю Уайта, Эрнеста Хемингуэя, Миса ван дер Роэ, Игоря Стравинского, Пьера Монтё, Пауля Хиндемита, Арчибальда Маклейша, Роберта Лоуэлла и Стюарта Дэвиса), присутствовать на торжественных мероприятиях в честь его инаугурации. «Инаугурация, должно быть, проходила весело, - писала Элизабет Бишоп Лоуэллу.
– Я постоянно встречаю упоминания о ней в новостных выпусках. Но мне не нравится эта пышность, свойственная Римской империи - обзорная трибуна, например, выглядит чересчур роскошной и триумфальной» [862] . Но многих «рыцарей холодной войны» имперская атмосфера вдохновляла, один поклонник Кеннеди сказал в начале 1961 года: «Точно так же, как в древние времена римлянин, куда бы он ни пришёл, мог гордо объявить: «Я - римский гражданин» (civis Romanus sum), сейчас и мы, где бы ни оказались, с высоко поднятой головой и с гордостью можем объявить: «Я - гражданин Америки» (civis Americanus sum)» [863] .

862

Elizabeth Bishop to Robert Lowell. 1 March 1961. Цитата из Ian Hamilton. Robert Lowell: A Biography.

863

Frank Altschul to John F. Kennedy. 30 January 1961 (FA/COL).

11 мая 1962 года Роберт Лоуэлл был снова приглашён в Белый дом, на сей раз на обед в честь Андре Мальро, в то время - французского министра культуры. Кеннеди шутил на приёме, что Белый дом превратился «практически в кафе для интеллектуалов». Но Лоуэлл был скептичен, записав после приёма: «Когда следующим утром читаешь, что Седьмой флот был отправлен куда-нибудь в Азию, появляется странное осознание того, насколько незначительную роль играли люди от искусства в действительности и что это было лишь оформлением витрины. Начинаешь понимать, что реальное правительство заседает где-то в другом месте и что нечто более близкое к Пентагону в действительности управляет страной... Я чувствую, что интеллектуалы выполняют лишь декоративную и поверхностную функцию - при том, что мы должны быть самим содержанием, а не витринами» [864] .

864

Robert Lowell to Edmund Wilson. 31 May 1962. Цитата из Ian Hamilton. Цит. произв.

Хотя это редко выражалось открыто, среди части интеллектуалов росла склонность смотреть на благодеяния правительства с подозрением. Но вопрос коррупции не особо беспокоил ЦРУ, руками которого и раздавалась большая часть этих щедростей. «Бывают моменты, когда чувствуешь, что можно и соблазниться, - сказал Дональд Джеймсон.
– Я думаю, что почти все, занимающие значительное положение в Конгрессе [за свободу культуры], знали, что так или иначе деньги приходили откуда-то, и если внимательно посмотреть - в конечном счёте, был только один логический ответ. И они согласились с таким ответом. Главное беспокойство большинства мыслителей и писателей в действительности состояло в том, как получить гонорар за свою работу. Вообще, я думаю, что они взяли бы деньги из любого источника, из какого только могли получить их. Таким образом, получалось, что Конгресс и другие подобные организации - как на Востоке, так на Западе - рассматривались как крупные кормушки, из которых всякий мог выхватить свой кусок при необходимости, а затем уйти и делать то, что душе угодно. Я уверен, что это - одна из главных причин успеха Конгресса: он позволял быть чувствительным интеллектуалом и одновременно прокормить себя. Единственными другими людьми, кто поступал так же, были коммунисты» [865] .

865

Donald Jameson. Interview, Washington, June 1994.