ЦРУ. Правдивая история
Шрифт:
«А теперь миссия окончена»
«В январе 1989 года ЦРУ понятия не имело, что приливная волна истории собирается вновь обрушиться на нас», – сказал в интервью Боб Гейтс, который в том месяце покинул штаб-квартиру – как он думал, навсегда, – чтобы занять пост заместителя советника по национальной безопасности в администрации Буша.
Агентство объявило советскую диктатуру нетронутой и незыблемой в тот час, когда та уже трещала по швам. 1 декабря 1988 года, за месяц до того, как Буш пришел к власти, ЦРУ выступило с официальным сообщением, уверенно заявив, что «основные элементы советской оборонительной стратегии и практики к настоящему времени не претерпели изменений в результате реформ Горбачева». Шесть дней спустя Михаил Горбачев, выступая перед членами Организации Объединенных Наций, предложил одностороннее снижение численности советских войск на 500 тысяч человек. Это
В то время как Советское государство потихоньку увядало, ЦРУ «постоянно докладывало о росте советской экономики, – рассказал в интервью Марк Палмер, один из самых опытных кремлинологов в администрации Буша. – Они имели обыкновение принимать за чистую монету то, что официально сообщали Советы. Что было совершенно неправильным, ведь любой, кто провел хоть какое-то время в Советском Союзе, побывал в советских деревнях и городах, мог оглянуться по сторонам и понять, что подобные заявления – сущий бред». Но именно в таком ключе и трудились лучшие мыслители ЦРУ, в том числе и Боб Гейтс, который в течение многих лет являлся главным советским аналитиком, и Палмера это просто бесило. «Он же никогда не бывал в Советском Союзе! А ведь считался главным советским экспертом в ЦРУ!»
Агентство каким-то образом упустило из виду важнейший факт, что его главный противник уже не тот, что прежде. «Они говорили о Советском Союзе, как будто не читали ни газет, ни секретных донесений своей агентуры», – сказал в интервью адмирал Уильям Дж. Кроу-младший, председатель Объединенного комитета начальников штабов при Джордже Буше. Когда весной 1989 года в отношениях советских республик с Москвой наметились первые глубокие трещины, ЦРУ действительно получало львиную долю информации из советских газет. Таким образом, аналитики имели дело со сведениями трехнедельной давности, с учетом доставки этих газет в США.
Никто в агентстве не задавался вопросом, который поставил перед своими сотрудниками в мае 1989 года Вернон Уолтерс, недавно назначенный послом США в Германии: «А что мы будем делать, когда рухнет Берлинская стена?»
Символ холодной войны простоял без малого тридцать лет. Когда в ноябре 1989 года от нее стали откалывать первые камешки, руководитель советского подразделения тайной службы Милт Бирден безмолвно сидел в штаб-квартире ЦРУ, уставившись в телевизор, по которому транслировался один из срочных репортажей Си-эн-эн. Создание новой агентурной сети превратилось в крупную проблему для агентства. В кризисные моменты донесения ЦРУ выглядели как оперативная разведка в режиме реального времени. Но как ЦРУ могло этого сейчас добиться? Из Белого дома непрерывно сыпались вопросы: что происходит в Москве? что сообщают оттуда наши шпионы? Было нелегко признаться, что ни один шпион на территории СССР гроша ломаного не стоил. Почти все были разоблачены и уничтожены, и никто в ЦРУ не понимал почему.
Агентство хотело двигаться на Восток как завоеватель, подминая под себя разведслужбы Чехословакии, Польши и Восточной Германии, но Белый дом советовал вести себя осмотрительнее. Лучшее, что могло на первых порах предпринять ЦРУ, – это заняться обучением персонала разведслужб новых лидеров, таких как чешский президент Вацлав Гавел, или, например, перекупать за более высокую плату за секретные досье Штази, которые в один прекрасный день начали исчезать из архивов, попадая в руки представителей толпы, разогнавшей местную тайную полицию.
Разведывательные службы советского коммунизма были огромны по своим масштабам и являлись, по сути, инструментами репрессий. Они были предназначены прежде всего для того, чтобы шпионить за собственными гражданами, наводить на них страх и держать под полным своим контролем. Будучи более могущественными и куда более безжалостными, чем ЦРУ, они много раз побеждали своих противников за границей, но эту войну они проиграли, погубленные жестокостью и банальностью Советского государства.
«Неожиданная» потеря Советов фактически вырвала почву из-под ног у ЦРУ. Как агентство могло теперь существовать без своего главного противника? «Когда-то, много лет назад, ЦРУ было проще создавать иллюзию уникальности и таинственности, – сказал в интервью Милт Бирден. – Это было не просто ведомство. Это была миссия. А сутью ее являлся крестовый поход против коммунизма. Потом нас лишили Советского Союза, его у нас забрали и не дали ничего взамен. У нас нет истории. У нас нет героев. Даже наши медали являются секретными. А теперь наша миссия и вовсе завершена. Все, конец».
Сотни ветеранов тайной службы провозгласили победу и… вышли в отставку. Одним из них
был Фил Джиральди, который начинал службу в качестве оперативного сотрудника в Риме, а закончил ее шестнадцать лет спустя как руководитель резидентуры в Барселоне. Его коллега по Римской резидентуре имела степень доктора философии по итальянской политике. В Барселоне эта женщина носила чин майора и совершенно не говорила по-испански.«В конечном итоге трагедия имеет духовный оттенок, – поведал Джиральди в интервью. – Большинство младших офицеров, которых я знал, ушло в отставку. Они были лучшими среди нас. 80 или 90 процентов людей, которых я знал лично, завершили свои карьеры на полпути. Нам почти не оставили никакой мотивации. Былой энтузиазм ушел. Когда я вступил в ЦРУ в далеком 1976-м, здесь существовал трайбализм [39] . Агентство поощряло через этот трайбализм честь мундира, и все это служило хорошей и важной цели». А теперь все куда-то ушло, и вместе с этим – большая часть личного состава тайной службы.
39
Трайбализм (от англ. tribe – племя) – форма общественно-политической племенной обособленности, выражающаяся в формировании органов государственной власти на основе родоплеменных связей.
Еще в 1990 году «ситуация стала резко ухудшаться», сказал Арнольд Донахью, ветеран агентства, ответственный за бюджет национальной безопасности при Буше. Всякий раз, когда Белому дому хотелось, чтобы «десять или еще пятнадцать сотрудников тайной службы на местах выяснили, что происходит» в Сомали или Балканах – везде, где тогда назревал кризис, – он спрашивал у ЦРУ: «А есть ли у вас люди, готовые туда отправиться?» И ответ всегда был один и тот же: «Нет».
«Приспособиться или умереть»
8 мая 1991 года президент Буш вызвал Боба Гейтса в один из роскошных салонов «борта номер один» американских ВВС, где во время личной беседы предложил занять пост директора Центральной разведки.
Гейтс был взволнован и немного испуган. Слушания в конгрессе стали для него настоящим побоищем; эта пытка продолжалась в течение шести месяцев. Его изрядно потрепали за грехи Билла Кейси. Даже коллеги стали косо поглядывать в его сторону. Во время дискуссий Гейтс не раз порывался обратиться к будущему ЦРУ, но слушания стали полем битвы за прошлое. Они развязали языки злобной толпе аналитиков, которые немало натерпелись за годы работы при Гейтсе и Кейси. Их гнев был вызван профессиональными и личными причинами. Они подвергли яростной критике процветавший в ЦРУ культ лжи и самообмана. Гарольд Форд, безупречно отслуживший в течение сорока лет, заявил, что Гейтс и ЦРУ в целом «абсолютно неверно» подавали факты о жизни в Советском Союзе.
Потрясенный Гейтс чувствовал себя словно боксер перед выходом на ринг после очередного зубодробительного раунда. Но ему удалось убедить сенаторов, что в них он видит надежных партнеров, которые помогут ему «не упустить свой шанс в переоценке роли, миссии, приоритетов и структуры американской разведки». За голоса, отданные в его поддержку, Гейтс в немалой степени был обязан Джорджу Тенету, «директору по персоналу» и заодно «ассистенту режиссера» в сенатском комитете по разведке, которому в будущем суждено было самому стать директором ЦРУ. В свои тридцать семь лет фантастически честолюбивый, необычайно общительный сын греческих иммигрантов, владевших ресторанчиком на окраине Куинса с оригинальным названием «Закусочная ХХ века», Тенет был истинным штабником: трудолюбивый, верный пес для своих боссов, всегда готовый прогнуться и лизнуть. Он все выставил в таком свете, что заслужил одобрение сенаторов, желавших, чтобы Гейтс уступил им часть своей власти в обмен на собственную долю.
В то время как Гейтс мучился в Вашингтоне, ЦРУ пережило несколько нервозных ситуаций за границей. В августе 1991 года, когда провалился неудавшийся государственный переворот против Горбачева и начал распадаться Советский Союз, ЦРУ вещало в прямом эфире из стратегического пунта советской столицы – из штаба разведки на площади Дзержинского. Одна из звезд Советского отдела, Майкл Сулик, отправился в Литву, после того как эта прибалтийская республика провозгласила о своей независимости. Он стал первым офицером ЦРУ, который оказался на территории бывшей советской республики. Он открыто представился ее новым лидерам и предложил помощь в создании собственной разведывательной службы. Его пригласили работать в кабинете у нового вице-президента Карола Мотиеки. «Попасть в кабинет вице-президента казалось просто нереальным для офицера ЦРУ, который в течение всей своей карьеры сражался с Советским Союзом, – написал Сулик в своем дневнике. – Случись такое хотя бы месяц назад, я подумал бы, что это какой-то бред, что все это происходит во сне. Когда я уселся за стол Мотиеки, окинул взглядом разбросанные документы, то моим единственным желанием было немедленно позвонить в Варшаву».