Cудья и палач
Шрифт:
Киллер взглянул на нее.
– Давай ее к братцу… – обратился он к Алле. И зло посмотрел на Катю.
– И эту сучку туда же – Будет знать, коза, как большим дядям мешать… Эй, а это что?
Он подошел к Кате, вытащил из ее кобуры игрушечный пистолет, покрутил его в руках.
– Дерьмо собачье! – скривился он и бросил игрушку на землю.
Люба умирала со страху. Катя заплакала, прижалась к ней.
– Пошли! – хищно прищурилась Алла. Люба даже не пошевелилась.
– Ты что, не слышишь, тварь?
Алла подошла к ней, омерзительно усмехнулась и вдруг
Люба чуть не умерла от боли. Она согнулась в три погибели и прижалась к земле. И тут же чья-то сильная рука схватила ее за волосы и потянула вверх. Она поднялась и пошла в поводу у киллера – это он тащил ее за волосы.
Люба зарыдала. От боли и бессилия.
Степана привел в сознание взрыв, громыхнувший совсем рядом. Он открыл глаза. И тут же снова закрыл их. От боли. Голова раскалывалась на части.
Хорошо к нему приложились. И он знал, кто ударил его. Шлыков. Негодяй и убийца. Только рядом его нет. Он взрывает, вернее, уже взорвал могилу, к которой подошли Люба, Виталий и Катя. И сейчас вернется сюда, чтобы расправиться с ним.
Круча всегда был защитником слабых. Многим он помог, немало было тех, кого он спас от смерти. Но сейчас не в силах был спасти самого себя. Даже сбежать не мог. Руки связаны за спиной. Другой веревкой он был привязан за шею к дереву. Шлыков стянул узлы на совесть. И веревку качественную подобрал.
Сначала из-за ближайшей могилы появилась Люба. Ее тянул за волосы Шлыков. За ними шла и плакала Катя. Ее пинками подталкивала Алла. Вот твари!
– Очнулся, пес? – зло спросил Степана Шлыков. – Тем лучше. Я хочу, чтобы ты видел свою смерть! Дешевая бутафория.
– Сюда, сучки! – Он показал Любе и Кате на место рядом со Степаном.
– Ну вот, вы все вместе, – скривилась Алла. – Виталика не хватает, опередил он вас… Значит, Болотова убило взрывом.
– Ничего, они сейчас вслед за ним отправятся…
Было видно, что Шлыков наслаждается своим превосходством. И ему, похоже, хотелось продлить это удовольствие.
– Ну так в чем же дело? – презрительно скривился Степан. – Давай, кончай меня. Чего ждешь?
Он понял, что проиграл. Ему чертовски хотелось жить. Но не хотелось, чтобы этот гад издевался над ним.
– Почему только тебя, я кончу вас всех…
– Ты что, придурок, не понимаешь, что взрыв всполошил всю округу.
Сейчас здесь будут люди…
– Какие люди? – усмехнулся Шлыков. – Вонючие колхозники с сеновала?
Или пьяный мент, один-единственный на всю деревню?…
И все же предупреждение Степана возымело действие.
– Алла, иди заводи машину. И посмотри за дорогой. Сообщи мне, если что…
Он показал на свою портативную радиостанцию, которая торчала из кармана солдатского кителя. Идиот, нашел во что нарядиться.
– Ладно, – кивнула Алла.
Этой суке не хотелось уходить. Но она понимала, что Герман прав.
И все же она не могла отказать себе в возможности покуражиться над пленниками.
– Ну что, тварь, добилась своего? – злорадствовала
она, с ненавистью глядя на Любу. – Задвинула меня в сторону, прибрала к рукам моего мужа…Ну вот, теперь ты всегда будешь с ним. На небесах… Или в аду… На этот раз ты от нас, сука, не уйдешь!
– А ты, мусор, – прошипела она, обращаясь к Степану, – кого сукой назвал? Меня?… Достану суку… Да не достанешь! Труп ты! Уже труп!… Не бьет твоя карта мою, понял? Кончай их, Гера!
Она повернулась ко всем спиной, гордо вскинула голову и зашагала по тропинке между могилами.
– Твоя беда, мусор, что ты спал с ней, – Шлыков кивнул вслед уходящей Алле. – Все, кто спал с ней, спят сейчас в обнимку с ангелами, – вознес он глаза к небу. – И ты сейчас на небеса отправишься…
– Я не пойму, ты киллер или трепло? – как на грязь из-под ногтей посмотрел на него Степан.
– Я философ, – на полном серьезе ответил Шлыков.
– Ну да, философский факультет…
– Нет, я философ по жизни. Исповедую философию смерти…
– Ух ты, – презрительно усмехнулся Степан. – Только постулаты своей философии толкать не надо…
– Почему не надо? Надо… Но у меня нет времени. Спешу, извините…
Шлыков о чем-то подумал, усмехнулся своим же мыслям и начал поднимать руку с пистолетом. Степан видел, как прорезает воздух острый пучок лазера.
Красная точка ползла по земле, стремительно приближалась к нему. Еще немного, и она застынет у него на лбу.
– Дяденька, не надо! – взвизгнула Катя.
– Эй, брось «пушку»! – послышался вдруг тусклый, но требовательный голос.
Степан повернул голову и увидел Болотова Голова вся в крови, пиджак и рубашка иссечены гранитной крошкой, окровавленный, сам весь в пыли. Он еле стоял на ногах. И упал бы, если б не держался одной рукой за покосившийся крест ближайшей могилы. В другой руке у него был пистолет. Он был слаб, на грани обморока. Но «Макаров» держал твердой рукой, и во взгляде сила.
Виталий готов был выстрелить в любое мгновение. И он не промажет.
Шлыков сразу понял это.
И все же он медленно начал поворачиваться к нежданному противнику.
– Я сказал, брось «пушку»! – И такая ненависть вспыхнула во взгляде Болотова, что Шлыков разжал пальцы.
Его пистолет упал на землю.
– А теперь развяжи его. – Виталий повел «пээмом» в сторону Степана.
И обнажил взгляду желтый ярлык на стволе. Такие наклейки бывают на детских пистолетах.
Неужели «Макаров» не настоящий, а всего лишь пневматическая дешевка?
Если так, то Шлыков не должен был заметить это. Но он заметил. И рассмеялся.
– Ну, не ожидал я от тебя, Виталик, такой пакости!
– Чему радуешься, придурок? – Болотов не понимал причину веселья.
– Эту игрушку, – кивнул Шлыков на его пистолет, – я у этой сучки забрал… Он показал на Катю.
– Да? Это интересно… – усмехнулся Виталий. Он целился в Шлыкова, но тому не было страшно.
– Брось «пушку», Виталик. Видишь, я же бросил… Давай наше детство вспомним, на кулаках сойдемся… Ты же всегда меня побеждал. Сейчас моя очередь…