Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II
Шрифт:
Зеркальное сходство схоластики капитана Кладо с «практическими» показаниями адмирала Небогатова говорит о том, что они имеют общий источник, А вместе они представляют «два источника и две составные части» «официально достоверных» сведений о битве в Корейском проливе. И парадокс состоит в том, что из этого очевидно враждебного России источника до сих отечественная военно-историческая мысль черпает свои умозаключения о Цусиме.
Ведь именно «построения» Кладо вкупе с «показаниями» Небогатова составили «методологическую базу» оценки Цусимского боя как Следственной Комиссией, так, увы, и Исторической. Большинство других отечественных трудов о Цусиме также носит отчетливо эпигонский характер. Так что вред полученный симбиоз «теории с практикой» стал приносить сразу, вводя иногда вполне достойных
Скажем, в известном сочинении капитана 2-го ранга М.И Смирнова{335}, будущего контр-адмирала и Управляющего Морским Министерством в правительстве Колчака, глубокомысленно объясняется и оправдывается необходимость ожидания 2-й эскадрой у Мадагаскара отряда Небогатова. Критика же действий адмирала Рожественского идентична таковой в «источниках».
Георгий Александровский говорит, что в эмиграции адмирал Михаил Смирнов признал свою вину перед адмиралом Рожественским, бил себя в грудь и кричал, что не прав был — простите ребята! Но было поздно, однако.
5. Упрямство адмирала Р.
5.1. Но почему?
После гибели 2-й эскадры, усугубленной сдачей в плен ее остатков, многие люди в России, в том числе и среди моряков, стали задаваться вопросом, который мы уже ставили, а сейчас позволим себе повторить.
Почему все-таки тяжело больной и смертельно уставший Адмирал повел на весьма вероятный погром свою «армаду», как часто называли ее в разговорах офицеры «Суворова», да, вероятно, не только они одни?
Почему он, лучше всех знавший недостатки, в том числе и неустранимые, своей эскадры, более того, допускавший, и, как мы видели, не безосновательно, наличие измены в собственных рядах, не сказал во весь голос высшему руководству в Петербурге, что даже прорыв во Владивосток в создавшихся обстоятельствах имеет характер авантюры? Что лучше сохранить для России флот, пусть ценой его возвращения или интернирования. Ведь ясно, что, даже чудом прорвавшись во Владивосток, морем он «завладеть» не сможет. Японцы не справятся — англичане «подмогнут».
Пусть армия, в конце концов, сама справляется, раз ей флот до лампочки. Был бы не до лампочки — Порт-Артур не бросила бы. А справится — мы поправимся, почистимся, подучимся, броненосец «Слава» как раз в строй войдет. Глядишь, и еще чего умельцы построят. Вот тогда уж мы с новыми силами — и на Восток.
Так или примерно так рассуждали многие после Цусимы. Бывает, рассуждают и теперь.
5.2. Версии
Версия «сознательного» пролетария с морским отливом
Упрямство же Адмирала как только ни объяснялось. С пролетарской простотой Новикова-Прибоя: пошел, мол, на Цусиму потому, что самоуверенный дурак был. И к тому же трус: «Через всю книгу я провожу мысль, что Рожественский был трусом и бездарным человеком». «Что Рожественский был дураком, все мы знаем»{336}.
А главное — Царю угодить хотел. Ну изверг просто. Накось выкуси. Японцы не дали. Все же Новикову не откажешь в определенном даре. Не ясно, правда, в каком. Но в смысле сюра Дали рядом с ним рядом не стоит.
И ведь почитайте многих современных авторов, в глубине души, может, и патриотов, и якобы Русский Императорский Флот уважают, а вот новиковскую «Цусиму» чрезвычайно информативной и содержательной книгой величают. Ну да Бог с ними. Мало ли кто где свой интерес находит. А заодно информацию с содержанием.
Версия военно-интеллектуальная
Но есть, конечно, версии и значительно более утонченные. Наиболее отработанной, с учетом, разумеется, Мнения нашей самой Следственной в мире Комиссии, представляется версия Александра Немитца [372] , озвученная им в лекциях по прикладной стратегии в Николаевской морской академии в 1913/14 учебном году, а также в главе «Цусимская операция» в томе 15 «Истории русской
армии и флота», посвященном морским операциям русско-японской войны. Вот ее суть.372
Немитц (Биберштейн) Александр Васильевич (26.10.1879–01.10.1967). Контр-адмирал русского флота (18.07.1917) и вице-адмирал флота советского (21.05.1941). Из юнкеров флота произведен в офицеры в 1900 году. Преподаватель Николаевской морской академии (1910–1914), одновременно находился в прикомандировании к Морскому Генеральному Штабу для занятий (1912–1914). Во время Первой мировой войны — в штабе Ставки Верховного Главнокомандующего. В июле-декабре 1917 года в чине контр-адмирала командовал Черноморским флотом. С февраля 1920 по декабрь 1921 года командовал Морскими силами РСФСР и управлял делами Наркомата по морским вопросам. С 1930 года- заместитель инспектора ВМС РККА. Преподавал в Воен-но-морской и в Военно-воздушных академиях. Профессор (1927). С 1947 года в отставке. Автор трудов «Стратегическое исследование русско-японской войны на море» (1909–1910), «Очерки по истории русско-японской войны» (1912), «Прикладная стратегия» (1913), «Стратегия на море» (1952) и многих других. Воспоминания «Недавнее прошлое русского флота» (1940). Награжден многими царскими и советскими орденами.
Главное, конечно, нехватка у Рожественского пресловутого «гражданского мужества». А именно.
Во-первых, эскадру и вовсе не следовало посылать, поскольку уже летом 1904-го было ясно, что Порт-Артур падет, а со 2-й эскадрой моря не завоюешь. Уже здесь священной обязанностью адмирала Рожественского было «твердо представить Высшей Власти», что смысл посылки 2-й эскадры перестал существовать.
Во-вторых, этот же вопрос встал перед Адмиралом во весь рост на Мадагаскаре, когда Порт-Артур действительно пал, а 1-я Тихоокеанская эскадра погибла. Однако:
«В своей переписке он указывал, что считает себя слишком слабым, чтобы бороться с японским флотом за море, но нигде не сказал категорически о том, что эскадру посылать нельзя, и он ее не поведет…
В третий раз, и с еще большей силою встал перед ним этот вопрос, этот роковой вопрос, когда эскадра, сосредоточившись у берегов Индокитая, готовилась к своему последнему переходу, окончившемуся в Корейском проливе ее разгромом. Из Камранга адмирал Рожественский опять писал в Петербург, что он считает свою эскадру слишком слабою для попыток вырвать у японского флота господство на море, указывал на различные частные недостатки и, наконец, просил сменить его вследствие того, что он болен.
Но и здесь у Адмирала не нашлось достаточно твердости, чтобы сказать, что эскадру нельзя посылать в бой, что ее ждет генеральное поражение [373] . Из Петербурга он получил предписание идти вперед. Не веря в возможность успеха, но будучи человеком смелым и решительным, лично бесстрашным, адмирал Рожественский, махнув рукой на все, кинул свою эскадру и себя в Цусимский пролив. Его цель была по-прежнему одна — с остатками эскадры прийти во Владивосток. Победу он считал невозможной. За нее он не боролся.
373
Необходимо заметить, что именно поражение и было запланировано и подготовлю но врагами России. Во всемирном масштабе. В том числе и в петербургских кабинетах.
Победу над японским флотом он считал невозможною для своей эскадры. Отказ вести ее на поле сражения он считал невозможным для себя. Оставалось одно: прорваться сквозь японское расположение хотя бы с одним кораблем во Владивосток.
Россия от этого ничего не выигрывала. Тысячи русских людей должны погибнуть. Это правда. Но зато никто не мог бы адмирала Рожественского упрекнуть в отсутствии мужества и героизма: “да, он не выиграл сражения, но всякий признает, что это не по силам в данной обстановке и самому гению.