Цусима. Книга 2. Бой
Шрифт:
Но чем же заняться здесь, чтобы провести время? Начали скоблить и подкрашивать борты, словно «Днепр» готовился к торжественному параду. На это ушло два дня. А дальше уже было неудобно стоять на одном месте с застопоренными машинами и, ничего не предпринимая, покачиваться на морской зыби.
«Днепр» направился к Гонконгу. На четвертый день крейсерства, 15 мая, на этом пути попалось ему первое паровое судно. Удивительно было встретить так далеко в море от острова Седдельс речной английский пароход «Самсон».
Он был осмотрен и отпущен. На следующий день у «Днепра» была очень счастливая встреча. Команда его уже целый месяц плавала не куря,
— Полный вперед, — раздалась команда в машину.
«Днепр» начал погоню. Через два часа он был уже близко к беглецу, который шел под германским флагом. Простым глазом можно было прочесть надпись:
«Принц Сигизмунд». Был сделан с «Днепра» холостой выстрел, другой, но пароход остановился только после третьего выстрела. Члены судовой комиссии, прибывшие на него, сперва были разочарованы, не найдя контрабанды. Этот пароход Северо-Германского Ллойда вез груз известного поставщика 2-й эскадры, частного русского морского интенданта Гинзбурга.
Выходило, что охота за ним пропала даром. Но дороже военного приза здесь оказались для русских моряков свежие газеты. И вот с «Сигизмунда» начали семафором передавать на «Днепр» новости из гонконгской газеты «Южно-Китайская утренняя почта» от 17 мая 1905 г.:
«Четыре корабля с Небогатовым в плену. Одиннадцать потоплены в Цусимском бою. Победы никто не объявляет».
Отпустив пароход, все офицеры собрались во главе с командиром в кают-компании. Прапорщик Людэ, знаток английского языка, вслух читал газету.
Оживленно обсуждались результаты боя, Сведения были еще туманны и неясны, но всех опечалили потер" русского флота. Задумчивы и грустны стали поникшие лица моряков. Среди молчания раздался взволнованный голос командира:
— Война проиграна. Участь наша решена, господа! Что мы теперь представляем собою, одни в чужом море и без поддержки военного флота? Ведь мы, господа, теперь корсары. Значит, эскадры не существует больше, и нам пора кончать.
Уходить надо обратно. В тот же день после обеда, когда в судовой колокол пробили восемь склянок, на горизонте показался пароход, шедший встречным курсом. По распоряжению вахтенного начальника, прапорщика Куницкого, рассыльный побежал доложить об этом командиру.
— Ну что? — спросил Куницкий, когда рассыльный вернулся обратно.
— Его высокоблагородие сидит у себя в каюте и ответил только: «Хорошо».
— И больше ничего?
— Больше ничего, ваше благородие.
— Иди еще раз и спроси, надо ли задержать пароход?
Второй раз вернулся
рассыльный и с обидой в голосе заявил:— Его высокоблагородие выругался и сказал, чтобы я убирался к черту под лохматый хвост.
На мостик пришли старший офицер Кампанионов и лейтенант Шварц. Всех возмущало поведение командира. Пароход приблизился и, находясь уже на траверзе крейсера, не поднял даже своего флага. Тогда старший офицер сам отправился к командиру и, высказав свои подозрения относительно парохода, спросил:
— Как же, Иван Грацианович, поступить с ним?
Командир рассердился:
— Мне надоели подобные вопросы. Вот вам мое решение: до Сайгона мы не будем останавливать ни одного судна. Прошу вас, Леонид Федорович, не беспокоить меня по этим делам.
Старший офицер пожал плечами и ушел.
Более решительно поступил лейтенант Шварц. Он спустился в музыкальный салон, отделявшийся от командирской каюты дощатой переборкой, и нарочно стал грубо кричать:
— Это не командир, а враг своей родины. Такого человека немедленно нужно арестовать…
Слова Шварца, по-видимому, сильно повлияли на командира. Бледный и встрепанный, с обезумевшими глазами, как бывает с человеком во время пожара, он прибежал на мостик и приказал вернуть пароход. Но он развил большой ход и был уже далеко. К счастью, тут же, когда «Днепр» шел западнее Перосельских рифов курсом зюйд-вест 46°, подвернулось другое коммерческое судно. Это было в шестом часу дня на широте 22°11' северной и долготе 115°26' восточной.
Заметив с мостика идущий на пересечку курса английский пароход, командир точно переродился и властно отдал приказ:
— Задержать этот пароход!
Подняли сигнал «стоп», и пароход остановился. Желая загладить свою вину, командир вызвал вахтенного начальника лейтенанта Шварца, ставшего в открытую оппозицию к его трусости, и мягким голосом сказал ему:
— Виктор Александрович! Назначаю вас начальником досмотровой партии на пароход. Результаты осмотра сообщите мне по семафору. Чтобы не затруднять вас переговорами с англичанами, даю вам я помощники Рудольфа Людвиговича.
Он плавал на английских судах и отлично сможет объясниться на английском языке. Действуйте.
Досмотровая партия под командой лейтенанта Шварца и его помощника прапорщика Людэ обследовала без вооруженного сопротивления пароход. С него командир получил краткое донесение по семафору:
"Англичанин «Сент Кильда». Пять тысяч шестьсот тонн контрабанды.
Коносаменты из Гонконга в Иокогаму и Кобе".
Вскоре с досмотровой партией на крейсер прибыл и капитан парохода В.
Джонее с судовыми бумагами. На заседании призовой комиссии выяснялось, что действительно пароход идет в Японию и полон контрабандного груза: тридцать восемь тысяч мешков риса, девять тысяч сто семьдесят мешков жмыха, тысяча девятьсот восемьдесят девять тюков хлопка, тысяча шестьсот сорок одно место сахара. Комиссия составила протокол, и ее мнение было такое:
«Предать пароход уничтожению».
Свой протокол члены призовой комиссии лично вручили командиру Скальскому на утверждение. Тот начал его читать, а офицеры молча переглядывались между собой, что означало их неуверенность в решимости командира. Каждый из них задавал себе беспокойный вопрос: будет ли командир тверд до конца, или он, не выдержав своей роли, снова будет колебаться, как накануне.
Кончив чтение, командир Скальский, как будто отвечая на затаенные мысли стоявших перед ним офицеров, заговорил: