Я просыпалась. За окном гремело,Иголки вскользь наметывали лужи,И чьи-то руки рисовали меломУзоры тысяч разноцветных кружев.И чьи-то пальцы разметали листья,Взъерошив головы рассветных кленов,Ответив сотне безответных писем,Упрекам беспробудных почтальонов.Я просыпалась. Холодело небо,Покрытое растрескавшейся коркойМучных, белесых облаков незрелых,Живущих на рассвете так недолго,Влекомых солнцем, солнцем же согретых —Оно лучами расчесало просинь.Я думала, что это было лето.Я
ошибалась. Начиналась осень.
«Переливаясь сонмами созвучий, плыву в небытие…»
Переливаясь сонмами созвучий, плыву в небытиебеззвучной черноты вселенной, объятой светом звезд.И падаю. Последнее паденье среди тонов, полутоновоттенков и запахов, вползающих змеейв меня, мое всеощущенье и бесконечность цветобытияв пространстве-времени, в сети вибрацийи ароматогаммах,в разбуженном уме слагающих словав калейдоскоп картинок и абстракционов,струящихся сквозь веки, через пальцыи рушащих все планыпланыпланы.И чувствами снимая цепи с рук, я погружаюсь,И я часть вселенной, покоящейся вечно на струне.Я вижу звуки, слышу запах света и в свете таю.Плыву в беззвучной темноте вселенной,И свет во мне.
«Вдыхаю запах стынущей воды…»
Вдыхаю запах стынущей воды,Он подплывает к самой кромке неба,Сегодняшний нелепый поводырь —Он говорит, куда забросить невод,Чтоб выделить охапку желтых лап,Кружащих под колесами трамвая,Кружащейся как будто невпопадШкодливой разноликой стаи.К воде крадутся вспышки пленных ламп,И от воды плетется паутина,Которая разделит пополамМой мир и пруд, что еле слышно стынет.
Евгения Онегина
г. Москва
Это только слова
«Все, что я могу тебе дать…»
Все, что я могу тебе дать, —это только слова.хлестать ими по лицу,прикасаться небрежно.а поймаю твой взгляд опять —и едва ли жива.я, как узник, стою на плацу.экзекуция – нежность.и внутри обрывается все,забываю дышать.сердце с уханьем падает внизпереполненным лифтом.ты красавец, мудак и козел,но какая душа!может, это любовь? извини.мои мысли убиты.все, что я могу тебе дать, —это только слова:провести невзначай по щеке —будто в прорубь шагнуть с разбегу.ни за что не решусь живьем.обожаю минуты, когдая в истоме и легкой тоске,и ласкаю своим жестковатым,полулитературным твоенабухающее от важности эго.p. s. мои жесты всегда – почти.мои взгляды не терпят жалости.мои строки просят: прочтии молчи. и молчи. пожалуйста.
«если ты блюдо…»
если ты блюдо,то я последний гурман,вконец потерявший рассудок.если ты дурь, тоя сторчавшийся наркоман:исколотой куклой вудушатаюсь в поисках дозы.если
ты лихорадка —то я безнадежный больной,но боль моя стала сладкойи даже почти родной.а если совсем серьезно —ты все, что во мне осталось,и я не жду ничего.но если любовь – это танец,то я хочу, чтобы ты вел.
«пока модели едят свое ничего на ужин…»
пока модели едят свое ничего на ужин,а толстухи завистливо смотрят в витрины кафе,я отчетливо осознаю: мне никто не нужен.даже ты. жаль, не мой, но любимый трофей.я готова была отдать свою лучшую музу,получив тебя настоящего вместо нее.я готова была разгребать твой душевный мусори по-детски бояться остаться вдвоем.я готова была сочинять на ходу не в рифму,на твоем предплечье от нежности умиратьи дышать в учащенном дичайшем ритме.воровать поцелуи. знакомым врать:«ой, да ладно вам, ничего между нами нет!»и надеяться, что ты думаешь обо мне.а меня окружают до боли смешные люди,объясняющие, почему мне нельзя курить.знаешь, в чем преимущество сольного рукоблудья?в том, что после не нужно ни с кем говорить.
«на горизонте Останкино…»
на горизонте Останкино.снизу – шоссе. чашка чаю.руки мерзнут, деревья седеют желтым.осень снижает ставки напрошлый апрель. скучаюдо способности в спину орать «пошел ты!».город силится спать, торопясь огнямискрыть усталость железных холодных век.я запуталась в том, что теперь между нами,но тебя слишком много в моей голове.просто холодно. нет никаких трагедий.счастье знать, что ты есть исейчас, на одном из ста тысяч балконов,точно так же стоишь, обо мне не помня.не мешаю. ты слишком красив свободным.этим можно согреться.
Городами
* * *
Нева во льдах, набережные – в огнях.
холод, как в детстве, обжигает щеки.
за гранитом набережных останавливаешься у реки, защищаешься от шумового натиска машин и слышишь, как недозревшие льды не доживают до весны.
* * *
– билет Санкт-Петербург – Москва, пожалуйста…
– вам в один конец?
– да.
* * *
февраль, наконец-то. не морозно-оптимистическая подделка, а настоящий, депрессивный, серый-ветреный, с мокрым снегом и слякотью, люблю его нежно, как осужденный своего палача.
* * *
три дня пешеходить Васильевский остров в ветреную погоду рубежа весны – удовольствие редкое.
казалось бы, непоколебимая логика василеостровских линий иногда дает сбои.
старые дома – это большие расстояния, и, конечно… как же прекрасен этот остров на рубеже, в звенящем ожидании весны, в этом почтимарте! если бы у меня был фотоаппарат, встроенный в сетчатку, я бы показала вам это великолепие, но – придется сохранить эту красоту у себя, и, честно говоря, не очень я и жалею по этому поводу.
* * *
был чудесный больной октябрь, когда чувствуешь жизнь, как амеба – химический раздражитель, эти желтые листья, небо, солнце, в лучших традициях Левитана, только лучше: обожаемое мною динамичное урбо, когда, даже в условиях всепетербургского уныния и размеренности, сердце меж ребер подтанцовывет дикую джигу и дух захватывает, как от первой в жизни сигареты.
* * *
янтарные фонари и уютные огни, от всего исходит тепло, предчувствие чуда в предчувствии осени…
обожаю троллейбусы, конечно, еще и трамваи, за то, что они лишены спешки и скученности людей, гуманность в уважении к личному пространству. прелесть неспешности.
я села, как обычно, у окна, купила десятирублевый билет за золотую новенькую монету, билет оказался несчастливый, но на обратной стороне не было рекламы, а был следующий текст: