Цвет боли: красный

Его рука уже притянула меня вплотную, глаза заглянули в глаза.

— Я решил долго не ждать обещанного, чтобы у тебя не было времени передумать.

Даже если бы я намеревалась возразить, возможности не было, потому что мои губы оказались в плену его губ. Поцелуй, конечно, безумно хорош, но наблюдалось некоторое несоответствие: я всего лишь обмотана полотенцем, и достаточно неловкого движения, чтобы оно упало, а он в джинсах и рубашке, пусть даже расстегнутой на груди.

Ларс видно подумал о том же.

— Линн, черт, что у тебя были за учителя?! Тебе не приходит в голову раздеть меня?

Он угадал мое желание, но сдаваться я не собиралась, расстегивая оставшиеся пуговицы рубашки, пробормотала:

— Никаких учителей…

— Тогда учись у меня. Смелей.

Ах, ты так?! Я, может, и не занималась раздеванием мужчин, но в кино такое видела. Забыв об опасности остаться голышом, я демонстративно медленно стащила с Ларса рубашку. Его уверенный вид куда-то подевался, даже зрачки расширились от волнения, а дыхание явно сбилось. Ага! Я тоже кое-что могу.

Мои руки пробежали по его торсу, задержались на квадратиках брюшного пресса, взялись за пуговицу джинсов.

— Линн…

Я поняла, что надо поторопиться, потому что и сама не способна играть дальше.

До постели мы не добрались, потому что к тому времени, когда я, наконец, справилась с молнией его джинсов, терпеть не по силам было уже обоим.

Никогда не могла понять, как можно заниматься сексом стоя, практически на весу. Это же страшно неудобно! Но теперь поняла, что с любимым человеком неудобно не бывает, о любых неудобствах забываешь, потому что все поглощает страсть.

О чем можно думать, если бешенный стук сердец заглушает все звуки, дыхание сбивается, одновременно становясь более глубоким и редким, кажется, остался только вдох без выдоха, вдох быстрый, словно последний в жизни. Наши ритмы, наше сердцебиение и дыхание сливаются, мы снова становимся единым целым, кажется, еще чуть, и я взлечу.

На сей раз я не кричала, но так впилась в плечо Ларса пальцами и даже зубами, что остался след. Но застонал он не от боли, вернее, от нее, но это была боль сладострастия.

Когда все кончилось, Ларс медленно опустил меня на ноги и некоторое время мы стояли, тяжело дыша, обессиленные, оглушенные собственной страстью.

Когда дыхание чуть выровнялось, я вдруг услышала короткий смешок;

— Скромница называется…

Меня захлестнула волна возмущения:

— Ларс!

— В душ! — он развернул меня к двери и чуть подтолкнул.

Я думала, что сумею скрыться, но не удалось, потому что под душем мы оказались вдвоем. Нет, секса не было, но поцелуи… Черт, целоваться под душем еще приятней, чем в постели! Это подтвердил и Ларс:

— Мне так даже больше нравится. Не смей принимать душ без меня.

Я вдруг увидела себя со стороны: обнаженная в объятьях самого красивого мужчины на свете под душем. Так далеко я не заходила даже в самых буйных фантазиях по поводу Ларса. Если честно, то они вообще дальше скромного поцелуя не шли. Я невольно хихикнула.

Он заглянул в лицо:

— Что?

— Если бы мне кто-то сказал, что такое будет…

Ларс выключил воду.

— Нужно было спросить у меня, я бы расписал в красках.

У меня взыграло ретивое:

— Это твоя обычная программа?

Еще чуть, и сталь его глаз просто располосовала бы меня пополам. Рука резко повернула мою голову за волосы:

— Я давал тебе повод считать себя бабником?

— Н-нет…

— Тогда не смей говорить глупости!

Он шагнул из душа, подхватил мое полотенце, обернул его вокруг талии и только тогда повернулся:

— Кстати, Свена нет, потому еду придется готовить самим. Ты сможешь хотя бы тосты поджарить?

— Я неплохо готовлю!

— Да-а?.. Посмотрим.

Неизвестно к чему относилось это «посмотрим», к моим кулинарным способностям или к моей попытке закрыть створку душевой кабины, чтобы не стоять голышом на виду. Закрыться, конечно, не удалось, оглядев меня с ног до головы, Ларс довольно кивнул:

— Пойдет.

Возмутиться не успела, потому что снова оказалась в его руках, которые просто вынули меня из кабины и прижали к себе. Рот закрыт поцелуем.

— Вот так лучше. Ничего, я тебя перевоспитаю, чтобы не стеснялась.

Ларс спокойно удалился, бросив уже у двери комнаты:

— Кухня, если ты забыла, внизу.

Я не стала даже сушить волосы, просто хорошенько вытерла их, кстати, пришлось использовать халат, потому что маленького полотенца не хватило, а большое Ларс утащил на себе.

Вниз скользнула как можно незаметней, чтобы разобраться, пока не появился хозяин. Ларса на кухне еще не было. Запасы в холодильнике и шкафах у Свена оказались столь солидными, что можно было бы сделать не только завтрак, но и обед для десятка человек.

Я прикинула, что успею сотворить быстрей и решила, что это будут блинчики с беконом и яблоком. Впервые увидев, как я готовлю начинку для таких блинчиков, Бритт пришла в ужас:

— Соединять лук с беконом и яблоками?!

Но, попробовав, мнение изменила:

— Вы, шведы, удивительный народ, поливаете мясо брусничным вареньем и обжариваете яблоки с луком. Но это вкусно.

— Это не варенье, а соус, а в соединении несоединимого есть своя прелесть. Только не стоит мешать сладкое с соленым.

Надо бы позвонить подруге…

Руки привычно взбивают воздушное тесто, тоненько режут лук и ветчину. Вот так… пока печется первый блинчик, я успеваю разогреть сковороду для лука и ветчины.

Бритт легка на помине — звонит сама.

— Бритт, я немного позже перезвоню, ладно, не то у меня блинчик сгорит.

— Что у тебя сгорит? Что ты делаешь?

— Готовлю завтрак.

— Ты дома?

— У Ларса. Свен в Стокгольме, а есть что-то надо.

— Ладно, я позвоню еще. Не отрави…