Цвет надежды

Сириус бросил взгляд на часы. Ну где же Хвост? В душу закралось беспокойство: может, зря он переложил ответственность на Питера? И дело не в недоверии, нет. Просто… У Пита не было должной подготовки. Он вообще был создан для спокойной жизни. Тихий, рассудительный, немногословный. Сириус нахмурился. Вдруг с ним что-то случилось? Не нужно было оставлять его одного. Но, с другой стороны, не переезжать же к нему жить. К тому же при таком графике работы видеться часто совсем не получалось. Однако это все пустые оправдания. Выход можно найти всегда. Сириус огляделся по сторонам. Во дворе было немноголюдно. Резвились детишки, о чем-то спорили два пожилых волшебника.

Сириус подошел к своему мотоциклу, по пути споткнулся о камень и внезапно почувствовал, как в ушах зазвенело и в носу засвербело. Юноша потер переносицу, чихнул. Странное ощущение вызвало озноб. Как от заклинания. Сириус потер мочку уха, потряс головой. Неприятное чувство ослабло. Юноша глубоко вздохнул. Что там говорят колдомедики? Нужно больше отдыхать? Вот он и отдыхает. Первый выходной за несколько недель. Сириус бросил взгляд на часы. Питер опаздывал на час. Связаться с его домом? Не выйдет. Хвост должен ехать с работы. Справиться в Министерстве или еще подождать? Ну не может с ним ничего случиться. Не должно. Сириус провел рукой по царапине на мотоцикле. Нужно отдать в мастерскую. Интересно, где он так умудрился? Юноша задумался и почти сразу вспомнил. Ну конечно, на прошлой неделе он в дождь подъезжал к дому Джима, и мотоцикл занесло. Помнится, Лили чуть в обморок не упала, когда он появился на пороге грязный и злой. У них вообще подъезд к дому дурацкий: дорога под уклон. Зимой — ледяная горка, в дождь — река. А ведь он говорил, что не стоит покупать дом в низине. Хотя сама Годрикова Лощина была чудесным местом.

Пальцы, скользящие по царапине на корпусе мотоцикла, замерли. «Годрикова Лощина?» Сириус сделал шаг назад и в панике оглянулся по сторонам. Во дворе все было так же: веселые улыбки, негромкие голоса. Кто-то сильно задел его плечом. Юноша резко обернулся на седовласого волшебника, извинившегося за собственную неловкость. Сириус даже не кивнул в ответ.

«Мерлин, пусть это будет моя уникальность! Пусть это я такой особенный, и заклятие перестало действовать именно на меня».

Сириус рванул обратно в бар.

— Питера не бы… — бармен замер на полуслове, увидев взгляд Сириуса.

— Мне нужен камин.

— Там, — бармен указал направление. Сириус часто здесь бывал, вот только камином не пользовался ни разу.

Он подлетел к камину, схватил порошок и…

— Молодой человек, вы разучились читать? Камин не работает, — пожилой волшебник меланхолично чистил какую-то деталь.

— Мне срочно нужен камин! — рявкнул Сириус.

— Через полчаса. Не раньше.

Сириус в раздражении швырнул порох на пол. Захотелось прибить этого флегматичного старикашку. Он бросился обратно в зал:

— Дилан! Мне нужен камин. Срочно!

— Сириус, я совсем забыл: приказ Министерства проверить все камины. Сейчас как раз проверяют эту часть города.

Юноша схватился за голову.

— Ты же на мотоцикле, — осторожно подсказал Дилан, всерьез обеспокоенный поведением молодого аврора.

Сириус выскочил на улицу. Другого выхода не было. Резко взмыв в воздух, он направился в Годрикову Лощину самым коротким путем. Он плевал на средства антимаггловской безопасности: летел прямиком через маггловские кварталы. Знал, что за это ждет отстранение от должности, разбирательство и решение комиссии. Но ему было плевать. Плевать на все, кроме одного: успеть к дому Поттеров раньше, чем тот, кому Питер открыл его местонахождение.

Как он собирался справиться с величайшим черным магом последних лет? Сириус не знал. В этот миг он не строил планов, не рисовал в сознании героических сцен. Он просто хотел увидеть уютный домик Джима в целости и сохранности.

Только бы успеть. Только бы успеть.

Он старался не думать о Питере. Вопрос «почему» он ставит до лучших времен. Сейчас нельзя давать волю гневу. Он должен справиться. Мотоцикл с ревом разрезал небо, подгоняемый мольбами своего хозяина.

С Джимом ничего не случится. С ним ничего не может случиться. Не имеет права. Сириус так отчаянно повторял это, чтобы отогнать липкий страх. Он не думал в этот момент о Лили и Гарри. Так получилось, что над Джеймсом Поттером частенько витала смерть, как и над самим Сириусом. Потому-то он не раз представлял себе возможность гибели друга, но всегда отгонял подобные мысли прочь. С Джимом ничего не может случиться. Это же Джим. Его ждут дома жена и ребенок. Он… не имеет права.

Что же касается Лили и малыша Гарри, то слово «смерть» никоим образом не сочеталось с их именами. Они были из той, другой жизни, где нет места смертельному заклятию авада кедавра, нет места крови. Только лишь свет и радость.

Даже находясь рядом с семьей Джима в те дни, когда Сохатый дежурил, Сириус не отдавал себе отчета в том, что он их охраняет. Нет, в случае опасности, он готов был отдать жизнь за этих людей. Но это — инстинкт, это магия дружбы. А разумом он не верил в опасность. Не верил, что счастливую семью Джима может постичь участь тех людей, в дома которых они были вынуждены входить по долгу службы.

С ним все будет хорошо.

Все будет замечательно.

Сириус повторял эти слова вполголоса, чтобы они превратились в реальность. Ведь мысли материальны. Если верить, все сбудется. Если верить…

Опытный глаз аврора увидел черную Метку издалека. Но сердце не желало этого принимать. Сириус до рези в глазах вглядывался в уродливое облако впереди. Черная Метка… Юноша на миг зажмурился, отчаянно надеясь, что когда он откроет глаза, небо впереди окажется чистым и ясным. Мотоцикл повело в сторону. Сириус открыл глаза, выровнял полет и только тогда вновь посмотрел на Метку.

Надежда рассыпалась в пыль. Сириус малодушно подумал: «Пусть это будет другой дом. Пусть это будет что угодно, только не дом, во дворе которого они несколько дней назад вешали детские качели».

Великий Мерлин не услышал его молитвы. Великий Мерлин насмехался оскалом черепа со змеей, выползающей изо рта.

В тот день Сириус подумал, что напрасно верил ему все эти годы. Спускаясь к полуразрушенному дому, он понял, что в нем больше нет ничего: ни Веры, ни Надежды, ни Жизни. Весь его мир в одночасье превратился в руины, подобно некогда уютному дому его лучших друзей. И это — лишь его вина.

* * *

На следующий день после знаменательного события Люциус Малфой решил дать обед в своем поместье. Обед для людей, объединенных Меткой. Что он ожидал от этого дня? Увидеть единение? Почувствовать, что Лорд не исчез навсегда? Поверить в то, что все закончилось? Люциус не знал. В миг, когда стало известно о произошедшем в доме Поттеров, Люциус понял, что он наконец может вздохнуть с облегчением, расправить плечи и жить своей жизнью. Он был огорчен падением Лорда? Он не знал. Пока не знал, потому что нужно было понять, как жить дальше. Ведь все последние годы он делал лишь то, что требовал от него мужчина с пронзительным взглядом. Мировое господство стало заоблачной мечтой. А мечтал ли Люциус сам о нем когда-нибудь? Наверное, нет. При всей его амбициозности мировое господство представлялось Люциусу довольно хлопотным делом. Да его, в общем-то, всерьез на эту роль и не брали. Роль приближенного, роль правой руки. А теперь все повисло в воздухе. Именно для этого Люциус собирал гостей: чтобы понять, что делать дальше. Какие ходят слухи, домыслы… Он не верил, что Лорд погиб. А это означает, что нужно придерживаться осторожной линии поведения. С одной стороны, попасть в Азкабан совершенно не хотелось, а если вскроется его участие в делах Лорда, то этого не избежать. Его семья и так оказалась в невыгодном положении: сестра Нарциссы была арестована, как одна из самых ярых сторонниц Лорда. Это обстоятельство, естественно, не прибавляло Люциусу уверенности в будущем. С другой стороны, публично отрекаться тоже было чревато, потому что в случае возвращения Лорда, Азкабан покажется райским уголком.

А еще оставался сын, на которого наложено древнее заклятие. Мальчик должен вырасти великим волшебником, только нужно правильно его воспитать. Но теперь Люциус уже не мог понять, где это «правильно». Он не желал себе признаваться, но в присутствии сына чувствовал себя неуютно. Почему? Да потому что мальчик рос совершенно не таким, каким был он, Люциус. Понятно, что в столь раннем детстве он себя не помнил, но, по рассказам матери, Люциус был плаксив, болезнен. Драко же не плакал вообще. Был требовательным и упрямым. И это лишь начало. Что с ним делать дальше, Люциус понятия не имел. Чем больше он об этом думал, тем отчетливее понимал, что не был готов к отцовству. Его вполне устраивала жизнь без семьи.