Цветочек. Маска треснула. Том 2

– Должно хватить, – прошептал в ответ лекарь.

– Мы сдохнем, если его не хватит!

В каюту вернулся злой Дел.

– Горлопаны! Так вот, я беру Амарлишу и Шема. Хотел взять Шширара, но он куда-то запропастился! Если что, притворимся купеческой парой, хвосты спрячем. Отпишусь, как будет возможность. Тёмные, да где этот Шширар, когда он так нужен?!

Лисица, осторожно принюхиваясь, переступала по влажной заиленной земле. Вода отступила, и звери начинали потихоньку возвращаться в родные места. Дальше, в долине под водой, у лисицы была вырыта нора, в которую она возвращалась, чтобы вскормить детёнышей. И сейчас её тянуло к скрытым внизу местам так сильно, что она рискнула выйти на берег, который пропах множеством запахов.

Поведя носом, она принюхалась к углублению в земле и облизнулась. Ухо чутко дёрнулось, когда со стороны воды послышался чавкающий звук, и напряжённое тело подорвалось с места и ринулось прочь.

Над краем обрывистого берега появилась мускулистая рука. Вонзив когти в землю, она напряглась, с усилием подтянула наверх мощное тело, и над взгорком появилась голова с хищно горящими глазами. Поведя носом, Шширар сплюнул грязь и оскалился, не учуяв знакомых запахов.

Ну ничего! В этом болоте он их по следам найдёт.

Глава LIX. Дорога воина и дорога жреца

Шайлешдар, дворец наагашейда

Повелитель нагов, наагашейд Дейширолеш, сидел на полу, откинувшись спиной на бок огромной чёрной кошки, и с довольной улыбкой читал длинное послание. Раннее утреннее солнце играло в золотых бусинах чёрных кос, игриво перебегало по блестящей чешуе длиннейшего хвоста и россыпями искр расплёскивалось по шёлку чёрного одеяния. Кошка дремала и изредка прядала ушами, когда наг в очередной раз хмыкал.

– …нападение наёмников… разгром часовни… убийство паттера Иоргона… ранение наагалея Ссадаши… – Дейш вслух зачитывал наиболее понравившиеся места.

Кошачьи уши настороженно приподнялись, и зверь распахнул глаза. Наагашейд скосил на неё хитрый зелёный глаз.

– Да, твоему дружку проломили голову. Но он жив и через недельку-другую будет готов пакостничать и дальше.

Недовольно хлестнув хвостом, кошка окончательно освободилась от дрёмы и через плечо заглянула в свиток.

Наг потянулся, поудобнее укладываясь на зверя, и зачитал:

– К огромному прискорбию, паттер Иоргон пал жертвой коварного замысла Харшнейского государства, которое тем рассчитывало ослабить песчаных волков и продолжить сеять смуту на их территории. Благо, что истинные враги не смогли скрыть свои лица и теперь народ песчаных волков упреждён. А паттер Идан готов мстить за смерть своего благородного отца.

Наг тихо рассмеялся.

– Об этой облезлой шкуре при жизни не сказали столько хорошего, сколько я уже прочитал. Дел выступление императора почти дословно переписал. Что ж, смена паттера – весть весьма приятная. Идан, конечно, не столь глуп и фанатичен как его отец, чужую волю ему не навяжешь. Но договориться с ним можно. Тем более, – чёрный хвост довольно ворохнулся, – Гайраш оказал ему такую услугу. М-м-м…

Кошка недовольно посмотрела на лицо мужа и смачно его облизнула. Радость обслюнявленного Дейша мигом померкла, и он раздражённо зашипел:

– Тейс, я же просил так не делать.

Калерлея затравлено осмотрелась и вытерла вспотевший лоб. Солнце жарило беспощадно, царила влажная духота и воздух подёргивала рябь. Привыкшая к жаркому, но более сухому климату женщина, ещё и разнеженная комфортной погодой Дардана, чувствовала, что у неё кружится голова, а фигура идущего впереди Идана слегка размывалась.

– Здесь всегда так? – вырвалось у неё.

Идан посмотрел на Калерлею через плечо и ответил после небольшой паузы:

– На юге Шаашидаша сезон дождей заканчивается позже. Через месяц просохнет и станет легче. Мы уже пришли.

Отступив в сторону, Калерлея увидела длинную стену зелени. Через некоторое время она сообразила, что стена каменная, просто сверху донизу её оплетали вьюны, лианы, плющ, ещё и древесные кроны нависали. Растения разрослись так буйно, что венчавшую стену крышу, под которой медленно ползали часовые, видно не было вовсе. Чернели только массивные железные ворота, плотно запертые и малогостеприимные на вид.

Идан, щурясь от солнца, осмотрел створки. Он помнил ещё времена, когда ворота дома наагариша Гайраша были распахнуты день и ночь. Здесь не боялись, что враг нападёт после захода солнца. Двор каждого дома на юге Шаашидаша – что ловушка, наполненная страшно ядовитыми змеями. Но с тех пор, как у наагариша появилось сокровище – просто бесценное по меркам южношаашидашского нага, – ворота закрылись и открывались очень редко. Всё же далеко не каждому местному змеелюду выпадала удача обзавестись супругой. Ничто по ценности не могло соперничать с женой или ребёнком. Поэтому Идан переживал, что когда придёт время, ему просто не отдадут дочь.

А вот о её безопасности ему переживать не приходилось.

Томимая жарой Калерлея зябко поёжилась от озноба, пробравшего её, когда она осознала, что там, за стеной, растёт её дочь.

Первая дикая радость от известия, что ребёнок жив, прошла, и женщину одолели страх и сомнения. Она много лет горевала и тосковала по сыну, которого вынашивала долгие месяцы, но так и не смогла увидеть и подержать на руках. Она родила этого ребёнка, но не успела с ним познакомиться, запомнить его запах и потрогать крошечные ручки и ножки.

Она дала жизнь маленькой девочке и вот сейчас, спустя пять лет, готовится увидеть её первый раз.

Не сына.

Не крошечного младенца.

А пятилетнюю девочку, которая наверняка уже говорить научилась.

Как ребёнок примет её?

Как она сама примет ребёнка?

Волчица внутри на новость о том, что их щенок жив, почти никак не отозвалась. Зверь смирился с болезненной потерей, пережил её и при упоминании о детёныше испытывал лишь глухую злобу на тех, кто отобрал и убил щенка. Сама Калерлея пребывала сейчас как на раскалённых углях. Душа рвалась и металась. Хотелось то плясать от счастья, то рыдать от страха.

Близость Идана заставляла женщину сдерживать эмоции.

Пять лет она переживала не только смерть ребёнка. Она горела в костре ненависти к предавшему её возлюбленному. А всем известно, что наиболее мучителен огонь, переродившийся из страстной любви. Годы, прожитые с ощущением, что её предали, не прошли бесследно, и Калерлея не могла довериться Идану так, как доверяла раньше. Понимала, что они оба стали жертвой своего прошлого и своих врагов. Но вернуться назад к той Калерлее, которая верила и любила Идана, она уже не могла.