Цветочное сердце

– К завтрашнему вечеру?

– Да. – Мастер О’Брайан снял цилиндр с вешалки и водрузил на голову. – А пока я постараюсь найти учителя, который поможет вам завершить подготовку при ограничении магической силы.

Я представила, как томится внутри меня магия, злая, язвительная, ненавидящая меня за ограничения. Боль при наложении каждого заклинания станет местью сама по себе. Я надеялась, что заклинания будут ее стоить.

Если бы не растерялась, я поблагодарила бы мастера О’Брайана за старание найти мне учителя. Попрощалась бы с ним и присела бы в реверансе. Но я застыла, потеряв дар речи.

Мастер О’Брайан повел вереницу коллег обратно ко входной двери, распахнул ее – за ней снова оказался мраморный зал Совета. Маги и ведьмы гуськом покинули наш дом, кое-кто соблаговолил попрощаться.

Другие волшебники ушли, а Ксавье задержался в прихожей, бледными пальцами теребя поля шляпы. Он смотрел на меня. Находясь рядом с ним, я чувствовала то же самое, что вчера, когда заглянула в свою старую школу. Да, нежность я ощутила, но вместе с ней боль, а ярче всего – понимание, что мне здесь больше не место.

– Простите, что так получилось, – очень тихо сказал Ксавье и оглянулся на дверь, ведущую в зал Совета. – Мне… мне нужно идти. Но я хотел бы навестить вас снова, мисс Лукас. При более благоприятных условиях.

– Мастер Морвин, пойдемте! – окликнула его мадам Олбрайт.

Услышав свой титул, Ксавье вскинулся, а потом потянулся к моей руке. Внутри меня боролись боль, печаль и замешательство, но я опасливо ответила на рукопожатие.

Ксавье запечатлел на моей руке легчайший поцелуй. Он делал так в детстве, копируя чопорный этикет своего мага-отца.

– До свидания, Клара, – проговорил Ксавье и – не успела я отреагировать, не успела спросить, почему он воспротивился решению Совета наложить заклинание, почему перестал писать мне, почему вел себя как совершенно равнодушный ко мне человек, – скользнул за порог, закрыв за собой дверь.

2

Когда я снова открыла дверь, мраморный зал Совета исчез. Остался лишь живописный сад, за которым ухаживал папа, и дуб, на который я влезала ребенком. Казалось, Совет, собрание его членов, Ксавье мне просто приснились.

Однако это был не сон, и вскоре мою магическую силу ждало сильное болезненное ограничение.

Я выбежала из дома и спряталась под дубовыми ветвями. Зажмурившись, подставила ладони солнцу и вдохнула аромат лета – цветов, росы, земли.

Кто-то верит, что магия исходит от солнца, которое льется на землю и порождает жизнь. В таком состоянии, наслаждаясь летним утром, я чувствовала, что снова вернулась в свою стихию.

Может, если как следует постараться, я уговорю Совет не трогать мою магию еще неделю, еще день, еще секунду…

Вдалеке тише эха прозвучал слабейший раскат грома. Я содрогнулась. Это была я. Это моя магия без разрешения просочилась в окружающий мир. «Веди себя прилично», – шепнула я ей, но вдали продолжали темнеть тучи.

– Клара! – Папа спустился с холма и уселся на землю рядом со мной. Его лоб изрезали глубокие морщины. – То, что случилось здесь… Что ты об этом думаешь? Что намерена делать?

Я горько рассмеялась и подтянула колени к груди.

– Папа, сделать я тут ничего не могу. Совет принял решение.

– По-моему, ты слишком быстро сдаешься.

– Нет. – Я прижала подбородок к ладоням и стала смотреть, как солнце сверкает на росистой траве. – Я пять лет пробовала. Очень старалась приручить свою магию собственными силами. Может, так будет лучше.

Подсознание заполнили крики учителей и наставников, звон бьющегося стекла, мои всхлипы.

– Со мной что-то не так, – прошептала я скорее себе, чем папе. – С моим сердцем, наверное. Будь я… Будь я по-настоящему хорошей ведьмой, сумела бы…

– Нет, цветочек, нет… – Папа пододвинулся ко мне и одной рукой обнял за плечи. Другой, мозолистой от многолетней работы в саду, он накрыл мою. – Ты хороший человек, слышишь? Плохой не работал бы так упорно, чтобы стать целителем.

Я рукавом вытерла заплаканные глаза.

– Мучений не должно было быть в принципе. Магия отражает то, что скрыто в наших сердцах. Каждый мой учитель так говорил. Эмоции обуздывает внутренняя сила. Значит, мои эмоции ужасны.

Папа ответил тягостным молчанием. Мои слова эхом разносились в тишине, и я услышала, как глупо они звучат.

– Думаю, дело, скорее, в том, что твоя магия за тобой не поспевает, – наконец сказал папа. – Ты готова спасти мир, а вот твоя сила… Ей нужно еще немного времени.

Светлую любовь к папе омрачала темная реальность ситуации.

– У меня нет времени.

Закрыв глаза, я увидела членов Совета, окруживших меня, словно хищные птицы, готовые когтями выхватить магию. Папина вера в меня была прекрасна и неизменна. Но еще она была наивна.

Я отвернулась от папы, плотно прижав руки к груди, где нетерпеливо билась магия. Тучи, темневшие вдали, теперь висели над нашим домом.

– Ты не представляешь, каково это. Не видел меня в процессе обучения. Не знаешь, что творит моя магия.

Я практически услышала крики мадам Бен Аммар в день, когда у меня загорелись ладони. Даже она, невозмутимая и блистательная, испугалась того, на что была способна моя магия.

– Я просто думаю… думаю, тебе нужно бороться. Бороться за право сохранить свою магию такой, какая она есть.

– Бороться с Советом? – Я категорично покачала головой. – Папа, не знаю, что видишь ты, когда смотришь на меня, но, когда смотрят члены Совета, они видят ее. – На последнем слове у меня пресекся голос. Огонь в сердце разгорался все жарче. Во рту появился вкус пепла.

Она была именно такой, какие качества я ненавидела. Дикой, беспечной, импульсивной. Совсем как моя магия. Как магия, которой в ее молитвах должна была владеть и я.

– Чары – все, что у меня есть, – сказала я сквозь судорожные вдохи. – Способность помогать ближним. И при этом магия даже не моя, а ее. Она передала ее мне. – По щекам у меня текли слезы. – С моей стороны было глупо думать, что я смогу быть не такой, как она.

Папа осторожно притянул меня к себе, так что моя голова оказалась у самого его сердца.