Цветок пустыни

— Ему были известны результаты первичного осмотра, проведенного доктором Фремье. — С этими словами Дженайна указала на сиденье рядом с собой. — Лиз, садись в машину, и я тебе все расскажу. Крис получил сильную контузию, и у него обгорели кисти рук, предплечья, шея, лицо — все, что не было защищено одеждой. А также глаза... Доктор Фремье не может сказать ничего определенного. Однако, Лиз, на этой стадии лечения ни один доктор не скажет чего-либо определенного. Но у Криса временная потеря зрения, и конечно же он страшно напуган, а это не улучшает его состояния.

— Звучит не слишком успокаивающе, — вздохнула Лиз. — А как вы думаете, его можно будет видеть?

— Пока еще нет. Но когда будет можно, Роджер даст нам знать.

— Ясно. А что с другим пострадавшим? — спросила Лиз.

— Да ничего серьезного. Небольшое сотрясение мозга, но в больнице его не оставили. Лиз, похоже, Крис тебе более чем просто нравится, а? — переменила тему разговора Дженайна.

— Да. Но мы с ним только друзья. У него был какой-то неудачный роман в Англии, и мне все время кажется, что он так и не смог забыть ту девушку.

— Так я и думала, — кивнула Дженайна, — несмотря на все утверждения Роджера, что вы глубоко привязаны друг к другу. А вы просто находите удовольствие в обществе друг друга, проводите вместе все свое свободное время — танцуете, плаваете и вместе веселитесь, не правда ли?

— Да. Крис готов участвовать во всем, что обещает смех и веселье...

Дженайна бросила на Лиз взгляд, полный сочувствия.

— Ты знаешь, — сказала она, — я бы не стала говорить тебе обо всем, что случилось с Крисом, включая и худшее, если бы считала, что ты не сможешь достойно выслушать все это. Так что теперь ты должна стать храброй. А когда тебе разрешат увидеть его, ты не станешь добавлять к его отчаянию свое собственное и усиливать тем самым его страдания?

— Нет, конечно нет, — пробормотала Лиз. — Но не хотите ли вы сказать, что для настоящего отчаяния есть повод?

— Я не знаю, — с грустью ответила Дженайна, — как я уже говорила тебе, этого не знает даже Роджер. Но я думаю, он хочет, чтобы ты была предупреждена.

Это было начало долгой цепи надежд и тревог по поводу того, удастся ли спасти зрение Криса или нет.

Его общее состояние перестало вызывать опасения после первых же двадцати четырех часов лечения, и степень поражения в результате полученных им ожогов оказалась гораздо менее серьезной, чем это выглядело на первый взгляд. Но и по истечении трех недель лечения доктор Фремье — французский хирург, наблюдавший Криса, — не хотел давать каких-либо гарантий по поводу полного исцеления своего пациента.

Если Крису повезет, у него спустя какое-то время сможет полностью восстановиться зрение одного глаза и частично восстановится зрение второго, так что Крис сможет возвратиться к нормальной жизни, не испытывая практически никаких помех. В худшем случае тот глаз, который пострадал в меньшей степени, сможет хоть как-то служить ему, но другой глаз может навсегда остаться слепым. В конечном счете все решало время и, как утверждал доктор Фремье, наличие специалистов более высокой квалификации, чем он. И поскольку нефтяная компания «Пан-Сахара» взяла на себя всю ответственность за несчастный случай, у Криса имелись все основания обратиться по поводу своей болезни за консультацией к лучшим врачам-офтальмологам мира, как только он будет признан достаточно здоровым, чтобы отправиться на лечение.

— Меня хотят послать в Англию, в глазную клинику в Мурфилдсе, — сообщил он Лиз. — Однако я сказал, что готов поехать в Париж, в Берлин — в любое другое место, какое только угодно будет предложить. Но только не в Англию.

— Но почему, Крис? Там же самая лучшая клиника!

Но тот упрямо стоял на своем:

— Есть другие клиники, есть другие окулисты. Нет, подчеркиваю: нет. Я не намерен возвращаться в Англию, да еще в таком состоянии. И даже если случится так, что я здесь буду больше не нужен, все равно я и тогда не намерен поселиться в Англии.

— Крис, но ведь это твоя родная страна! — Сказав это, Лиз поколебалась и добавила: — Почему ты так говоришь, ты что — боишься возвращаться?

— Ничего я не боюсь!

— Но разве это не равносильно боязни, что такие связи могут возникнуть?

— Нет, не смогут. И в первую очередь именно ты должна знать почему. Лиз, — он протянул к ней руку, и Лиз быстро взяла ее в свою, — было бы несправедливо с моей стороны спрашивать тебя сейчас, изменилось ли что-либо в отношениях между мной и тобой. Но если бы изменилось, ты бы сказала мне об этом, верно?

— Ты же знаешь, что сказала бы!

— Ты не могла бы повторить эту фразу не в сослагательном наклонении. Так, чтобы это прозвучало «скажу»? Да нет, все в порядке — Крис сам ответил на свой вопрос. — Я знаю, насколько это любезно с твоей стороны — так ухаживать за мной. Особенно, — тут он улыбнулся, но, не согретая теплом его глаз, эта улыбка получилась горькой, — когда я даже и слышать не хочу о том, чтобы пойти тебе навстречу и согласиться поехать в Англию. Но я не поеду — это решено.

И ни один из них не знал, что не пройдет и двадцати четырех часов, как сама же Лиз и принесет ему известие, которое не оставит камня на камне от этого его решения.

Обязанности Лиз как медицинской сестры включали в себя также доставку разобранной почты по отделениям больницы, и у них с Крисом была договоренность, что она будет оставлять у себя все направленные в его адрес письма, а потом, после дежурства, приходить и читать их ему. Как правило, корреспонденция Криса была местной, ему писали друзья с участка нефтедобычи или кто-нибудь из Тасгалы; однако письмо, полученное этим утром, было отправлено из Англии и переслано в больницу Управлением нефтяной компании «Пан-Сахара» в Тасгале.

Сегодня среди ее почты было только одно письмо — то, что предназначалось Крису, и, прежде чем сунуть его в карман передника, Лиз с любопытством оглядела конверт. До сих пор корреспонденция, получаемая Крисом из Англии, ограничивалась весточками от деда, однако адрес на этом письме был написан другим почерком. Почтовая марка была тоже другой. И хотя, конечно, в Англии у Криса могло быть много корреспондентов, Лиз сочла странным, что это письмо было послано не на адрес Криса на участке нефтедобычи и не на адрес больницы. Его отправил кто-то, кто не знал, где оно найдет получателя, кто-то, кто вынужден был надеяться на то, что оно будет переслано адресату...

Подумав об этом, Лиз не произнесла, а скорее выдохнула одно-единственное слово: «Дженни!» — и снова посмотрела на конверт. Что тогда говорил Крис, рассказывая про то, как Дженни оставила его более двух лет назад? «...Я твердил себе: если я ей небезразличен, она найдет способ написать мне... Ей должно быть известно, что она может связаться со мной через нефтяную компанию «Пан-Сахара».

— Нынешним утром только одно письмо, Крис, — сказала Лиз, глядя, как его пальцы вскрывают конверт и разворачивают листки письма, прежде чем передать их назад, чтобы Лиз прочла ему то, что там написано. Крис сморщил нос в насмешливой гримасе.