Цветок сиреневой луны

— Ну, кто следующий, сказал заведующий?

— А? — отмер директор.

— Давайте, я попробую, — поплыл в мою сторону морр Алабио Фан.

Краем глаза заметила, как напрягся и подобрался у стенки Рами.

— Сейчас очень важно, чтобы вы полностью расслабились, моррин Стеклова. — Голос метаморфа стал мягким и обволакивающим, как будто он меня соблазнить пытался. — Вы должны расслабиться и полностью открыться передо мной, чтобы я смог войти… — Со стороны Рами раздалось что-то похожее на недовольное ворчание. — …Проникнуть за защитный барьер, созданный вашей аурой, и рассмотреть, наконец, цвет вашей силы. — Расслабьтесь, расслабьтесь, дорогая… — и голос просто бархат, ну как такому откажешь?

Я закрыла глаза и поплыла вслед за его голосом. Слов не разбирала, только слушала бархатистые переливы. Потом появилась головная боль. Сначала едва заметная, на самой границе сознания. Но чем дальше я следовала за голосом морра Алабио Фана, тем сильней становилась боль. Вскоре в череп уже пробиралось огромное сверло, пытаясь проделать дыру в моем бедном мозгу. Не сдержавшись, я застонала. Где-то вдалеке услышала встревоженный голос Рами:

— Корнелиус, остановитесь, ей больно!

— Еще секунду, морр Варандо! Нам надо знать! — Это директор.

Я почувствовала, как что-то теплое потекло из носа и боль стала невыносимой. Не выдержав, я закричала.

— Немедленно прекратить! — голос манни Амалии неожиданно громкий.

— Я тебя убью! — это рычит Рами.

Я пытаюсь открыть глаза, но вокруг только яркая сиреневая пелена. Чувствую, как моё бедное тельце подхватывают сильные теплые руки.

— Цвет… какой цвет вы видите? — хрипит Алабио Фан таким голосом, как будто его только что душили.

Они что все слепые?

— Сиреневый… — отвечаю я и больше ничего уже не вижу…

— Лунная… Не может быть… — потрясенный шепот, похоже, директора.

Меня куда-то несут. Мне тепло и удобно, и я засыпаю.

Глава 18

Просыпаясь, отчетливо чувствую прижавшееся ко мне сильное горячее тело. Кожа к коже. Я знаю эту кожу, помню и люблю её вкус и запах. Не открывая глаз, переворачиваюсь и целую всё, что попадается под мои блуждающие губы. Слышу, как ускоряется дыхание и сильные руки начинают танец на моей коже. Губы Рами встречают мои сначала нежно, едва касаясь. Но мне этого мало, и я сама целую его жадно, так, как мне и хотелось всё это время, забирая его дыхание. Рами стонет и рычит, пытаясь перехватить инициативу. Его руки сходят с ума, прикосновения бесстыжие, проникают везде. Мне нравится, я так хочу, я это помню. Изгибаюсь под этими ласками и, не сдерживаясь, кричу от наслаждения. Рами переворачивает меня на спину и прижимается всем своим большим сильным телом, которое сейчас пылает и дрожит от нетерпения.

— Хочу тебя, Лена. Как же сильно я хочу тебя, — в голосе Рами и шёпот, и стон. — Не знал, что можно кого-нибудь ТАК хотеть.

Открываю глаза и встречаюсь с его затуманенным, уже совершенно безумным взглядом. Моё собственное тело горит и дрожит, уже желая ощутить его внутри. Я открываюсь ему навстречу, обхватываю его ногами, вжимаю в себя. Рами буквально ныряет в моё тело, погружаясь до упора, до самого дна, кричит, не в силах сдержаться. А на меня опять накатывает разрушительная волна, от одного только его проникновения, и я кричу вместе с ним. Рами отпускает себя, не сдерживаясь, не помня себя, почти разрывая моё тело, целуя, кусая, упиваясь. Да, и это я помню. И этого я хочу. Мы настолько глубоко друг в друге, что больно, что кажется, больше никогда нам не быть разными существами — мы одно сердце, одно дыхание, один крик, один общий опустошающий взрыв. Тяжелое тело Рами, обмякнув, прижало меня к кровати. Мне это нравится. Судороги еще пробегают по телам и не понять, в чьем заполненном до краёв наслаждением теле они рождаются, а в чьём гаснут. Мы всё ещё одно целое…

— Я так скучал, Лена… — хриплый шёпот Рами ласкает ещё чувствительную кожу. — Так хотел тебя… Каждый день хотел вернуться… Прикоснуться ещё хоть раз… Каждую ночь во сне мы опять занимались любовью… Не хотел просыпаться. Что ты со мной сделала, моя ведьма?

Рами перевернулся, притягивая моё тело к себе на грудь.

— А еще у меня были сны, где я видел тебя с другими… И, просыпаясь, хотел убить кого-нибудь… Всех. — Рами засопел, видимо, решаясь. — Лен, у тебя был кто-нибудь после меня?

Ох уж мне эти мужики!

— Рами, вот зачем ты об этом спрашиваешь?

— Так не может больше продолжаться, Лена. Мы нужны друг другу. Ты моя, Лена.

— Рами, к чему начинать этот разговор? Это ведь ты несвободен. — Я пытаюсь отстраниться, но он не отпускает.

— Лена, это не имеет никакого значения. Я хочу, чтобы ты была со мной и все об этом знали. Знали, что ты только моя.

Я вскочила. Вот почему мужикам нужно всегда всё портить, везде расставить метки и определить границы. Отошла к окну.

— Не могу понять, чего ты от меня хочешь. — Я уже не сдерживала раздражения, давая ему прозвучать в своём голосе.

— Хочу, чтобы ты стала моей официальной возлюбленной, — твердо сказал Рами.

Меня прямо колотить стало. Развернувшись, подошла к Рами.

— Милый, а как же остальные, неофициальные, не обидятся? Или нас таких официальных много — ещё одну никто и не заметит? — не могу понять, почему так больно и несёт меня.

— Лена, не говори глупостей. С тех пор, как тебя встретил, вообще на других смотреть не могу!

— А что так?

— Я только тебя хочу. Никогда такого не испытывал. — Рами потянулся ко мне, но я уклонилась от его рук. — Лена, ну что не так-то?

— Да всё не так! — Вот бешусь сама не пойму почему. — Ты решил: раз у тебя больше ни на кого не встает, то ты имеешь право застолбить меня как собственность? Меня, по-твоему, должен привести в восторг статус твоей официальной телогрейки?

— Лена…

— Да что Лена! Хочешь, чтобы на меня пальцами тыкали и посмеивались вслед? — уже ору на него, не сдерживаясь.

— Да почему же так? Статус моей возлюбленной очень престижен.

— Престижен? Престижно то, что когда женишься, вся страна будет знать, что именно в мою постель ты приходишь после того, как супружеский долг исполнишь? И все вокруг будут знать, что я стою у окошка и жду, пока ты будешь жену свою…

Не знаю, почему мне так горько. Ну чего я от него хочу? Всё ведь знала с самого начала. Только что делать, если так горько оттого, что не мой до конца, до самого донышка… Никогда такого не хотела в жизни и вот, поди ж ты, случилось — ревную, хочу для себя без остатка.

— Лена, ну скажи, чего ты хочешь? — Рами подошёл ко мне сзади и обнял. Так хорошо в его руках, так тепло. — Я должен жениться, этого не изменить. Но я не люблю её, а она меня. А ты мне нужна… Очень нужна. Дышать тобой хочу.

Я отстранилась. Не выйдет ничего. Не сумею я так. Будет только больно обоим. И с каждым разом только хуже и хуже.

— Уходи, Рами, — холодно говорю, не оборачиваясь.

— Лена, пожалуйста.

— Уходи, Рами.

— А помнишь: тогда говорила, что никогда не прогонишь? — с мягким упрёком напоминает мне.