Цветы для Чирика
Шрифт:
По правилам.
Валентин усмехнулся.
Не знаю, как там получается у Куделькина-младшего, подумал он, а у меня как-то не очень выходило играть по правилам… Ну, разве что на борцовском ковре… Но это спорт… Там нельзя иначе…
И вздохнул.
Ну все это к черту! Когда это было?..
Прилетев в Москву Валентин первым делом собирался съездить в Лодыгино, но Джон Куделькин-старший твердо заявил:
«А вот этого не надо».
«Почему?»
«А вот не надо. Нечего тебе делать в Лодыгино. – Джон говорил очень серьезно. – Считай, ты у нас теперь как помещик, у которого сожгли поместье… А чего ты хочешь? У нас революция за революцией, – усмехнулся Куделькин-старший явному недоумению Валентина. Огромный, еще больше расползшийся за последние пять лет
Джон внимательно посмотрел на Валентина:
«А ты чего хотел? Тебя лет пять не было, Валька. Да?.. Ни в Москве не было, ни в Лодыгино… А у нас люди простые, сам знаешь. Они долго терпеть не любят. Им определенность нужна. Герой так герой. Вражина так вражина. А ты теперь непонятно кто… Твой домик в Лодыгино, он ведь пустовал. Он торчал для многих бревном в глазу. Логика тут простая, – ухмыльнулся Джон. – Вот есть хорошая вещь, но не твоя. А раз не твоя, раз нельзя прибрать к рукам хорошую чужую вещь, давай сожжем ее к такой матери!»
«Шат ап!»
«Вот именно, – не понял французского ругательства, но подтвердил правоту Валентина Джон Куделькин-старший. – Так что, забудь на время про Лодыгино. Земля никуда не денется. Придет время, вернешь землю. Но сам сейчас пока никуда не езди. Особенно в Лодыгино. Если ты туда приедешь, сам понимаешь, начнутся расспросы. Где был? Да что делал? Да чего у тебя вид такой?.. Ты пока, Валька, оставайся в Москве. С работой сейчас нет проблем. Это все только жалуются, что не могут найти работу. На самом деле, попросту не хотят работать. Тебе, если хочешь, я в несколько дней найду хорошее дело в самом лучшем, в самом выгодном мясном ряду на самом лучшем рынке. А хочешь, устрою в охрану?.. Не думай, это не так просто, как ты думаешь… – наклонил Джон круглую голову, перехватив полуулыбку Валентина. – А если хочешь знать, то совсем, очень даже не просто. Но для тебя, Валька, сделаю. Для тебя, Валька, я все сделаю. Мы с тобой, считай, одну жизнь прожили».
И засмеялся:
«Но игроки сейчас другие… И играют по другим правилам…».
Похоже, Джон Куделькин-старший, никогда не отличавшийся особой склонностью к философствованию, со временем превратился в настоящего философа.
«Так что, плюнь на свое Лодыгино, – твердо повторил он. – Вот тебе ключ от Юркиной новосибирской квартиры. Не хочешь сиднем сидеть в Москве, слетай в Новосибирск. Отдохни у Юрки недельку. Запутай следы. Лодыгино это Лодыгино, черт с ним, но чует мое сердце, не стоит тебе светиться в Москве… Не знаю, Валька, чем ты занимался последние пять лет, где был, что делал, но чует мое сердце, не надо тебе в Москве светиться… Вот всей шкурой чувствую, что не надо… Заметил человечка в Шереметьево? – понизил Джон голос. – Ну вот… Даже я заметил… Так и прилип к нам тот человечек, так и ходил по пятам… Может, конечно, случайно ходил, может, узнал бывших чемпионов, бывают такие чудаки, но кто знает?.. Береженого Бог бережет… Слетай в Новосибирск… Юрка рад будет… Он в курсе. Я ему звонил. Сказал, что сам Кудима к тебе приедет!.. Юрка, конечно, удивился… Но ты, Валька, не обижайся. Удивился Юрка не потому, что ты приедешь, а потому, что твое прозвище в его голове не сразу сообразилось… А что ты хочешь? – укоризненно покачал головой Джон Куделькин-старший. – Время идет. Чемпионов забывают. У спортсменов слава короткая».
Джон удивленно моргнул:
«Точно говорю, Валька, слетай в Новосибирск. Там хорошо. Там сейчас лето. Позагораешь на Обском море, отдохнешь на даче. У Юрки дача. Настоящая. Поваляешься на веранде на мягком диване. Почитаешь газеты, посмотришь в ящик. Может, сходишь по грибы. Грибы, скажу тебе, в Сибири лучше лодыгинских.
Крупней. Красивее. Так Юрка говорит… Да я и сам видел… Ну и… – Куделькин-старший замялся, отвернул глаза в сторону. – Ну и… Осмотришься, так сказать. Попривыкнешь. Вот всей шкурой чувствую, что надо тебе осмотреться и попривыкнуть. А то ты какой-то не такой… Странный… В магазине лезешь в карман за франками… И паспорт у тебя не совсем того…».«Как это не того? – хмыкнул Валентин. – Нормальный паспорт. Я его не сам делал».
«Да если и сам… Дело не в этом… Паспорт нормальный… Дело в записях… Вот именно, в записях! – не выдержал Джон. – Сам понимаешь, я ведь знаю тебя как облупленного. Знаю как Вальку Кудимова. Знаю как непобедимого чемпиона Кудиму. И другие люди помнят тебя кто Валькой, кто Кудимой, кто Валентином Борисычем… А ты исчез неизвестно куда на пять лет и вернулся почему-то через Шереметьево… И паспорт теперь у тебя не русский…».
Джон вздохнул:
«Как это ты французом заделался?»
«Долгая история».
«Расскажешь?»
«Может быть…». – неохотно кивнул Валентин.
И засмеялся:
«Ты зря, Джон. Паспорт у меня нормальный. Ни один контрольный пункт не придерется».
«А кто спорит?.. – недовольно хмыкнул Джон Куделькин-старший. Он хорошо знал упрямство Валентина. – Только, Валька, так скажу, не те сейчас времена… Прежде чем шевелить мозгами, прежде, чем делать какие-то резкие телодвижения, осматривайся. Внимательно осматривайся. Неровен час, чего недоглядишь… Я тебе добра желаю… И уж ни в коем случае не надо тебе ездить в Лодыгино… И не надо вот так сразу маячить в Москве… Ну сам подумай… Узнают тебя, остановят, спросят паспорт, а ты им с этой со своей русской рожой предъявишь французскую книжицу?.. Посмотрят на тебя и скажут: какой это к такой-то матери француз Морис Дюфи? Что это за такой Морис Дюфи? Почему у этого Мориса Дюфи морда Вальки Кудимы?.».
Куделькин-старший выпятил толстую губу и даже сплюнул от плохо скрываемого негодования:
«Морис Дюфи! Тоже мне! Какой на хер Морис Дюфи? Тебя, Валька, вся страна знает как Кудиму!.. Это мне простительно, у меня родители надурили, назвали сыночка Джоном. Только ты вдумайся! По паспорту я все равно Иван. И сын у меня не Джоныч, а Иваныч… Ты прислушайся… Не Джоныч он у меня, а Иваныч… Именно так… Иваныч…».
И опять сплюнул:
«Морис Дюфи! Не мог придумать другую фамилию!»
«Не я ее придумывал, Джон».
«Вот я и говорю, Валька, – опасливо ткнул Валентина локтем Куделькин-старший. – Не толкайся ты по Москве. И в Лодыгино сейчас не надо ездить. Что тебе в Лодыгино?.. Золу разгребать?.. Ты не ленись, подумай. Ты покрути головой. Тебе осмотреться надо».
«Ладно, покручу, – усмехнулся Валентин. – Ты не суетись. Надо, так и к твоему Юрке слетаю. Какие проблемы? Почему не слетать?»
И спросил:
«Слышь, Джон… А о Тоне ты знаешь что-нибудь?»
«Лучше б не знал… – недовольно скривился Джон. – Та еще была комсомолочка!.. У меня, Валька, если честно, штучки Николая Петровича до сих пор сидят в печенках…».
«Я не об этом, – усмехнулся Валентин. – Я не о Николае Петровиче… Я о Тоне… Не знаешь? Как у нее сладилось?»
Джон опять скривился:
«Сладилось? Да никак не сладилось!.. Ты что, Валька? Какое сладилось? Пять лет прошло с тех пор, как ты исчез. А у нас нынче год за три идет».
И напомнил:
«Ты же с Тоней, считай, не пересекался лет семь, если не больше. А?.. Какого ж рожна?.».
«Адрес знаешь?»
Джон Куделькин-старший совсем помрачнел, положил тяжелые кулаки на стол, подвигал тяжелой челюстью:
«Узнаю тебя, Валька. Упрямый ты… Ну, истинный бык… Чего это тебя опять потянуло к Тоне? На старости-то лет?.. А?.. Или мало тебе показалось штучек Николая Петровича?.».
Валентин неопределенно пожал плечами.
«Ты бы лучше позабыл об этой комсомолочке, – мрачно покачал головой Куделькин-старший. – Выброси комсомолочку из головы. Кто она тебе? Не жена, не любовница».
«Ладно, диктуй телефон, – усмехнулся Валентин. – Записываю».
«Нет у нее телефона».
«Нет телефона?» – удивился Валентин.