Цветы и железо

Мизель быстро писал в блокноте. Часто он впивался взглядом в своего собеседника. Никита Иванович не отводил глаз. Наоборот, он еще упрямее смотрел на Мизеля, и этак покорно, услужливо, точно действительно рад помочь.

— Что еще помните о Ненашеве? — спросил Мизель.

— Большой начальник, мало встречаться с ним доводилось. Матом любил ругаться. Через два слова — мат…

Мизель позволил себе улыбнуться.

— С этой приметой русских трудно отыскать, — заметил он.

— Что верно, то верно, — согласился Поленов. — Ругнуться мы любим!

— А кого еще вы знали в лагере?

— Многих, господин майор, да разве всех припомнишь! Менялись люди часто — и начальники, и заключенные. Ну, десятника припоминаю. Хлебина Павла Павловича. Вихры такие, будто года два или три в парикмахерской не был. Зимой и летом веснушки по всему лицу. Любил еще повторять «елки-палки» и кстати, и некстати, господин майор.

— А из заключенный кого помните?

— Столько их прошло перед моими глазами! — печально произнес Поленов. — Хорошо бы отыскать их, народ надежный, хоть в полицию, хоть в городскую управу — не подведут.

— Хорошо. Это в следующий раз, Поленов. Какие задания вы получили от лейтенанта Эггерта?

— Да ведь совсем немного, господин майор, только четыре, — живо ответил Никита Иванович. — Два выполнил, а два нет. Не по своей вине, господин майор!

— Я у вас спрашиваю, какие это были задания? — с едва уловимым раздражением переспросил Мизель.

— Так вот, значит, первое — это обрезать половину бороды. Я и обрезал. Ну, второе — настроить кузницу. Сделал, теперь можно ковкой заниматься. Железа маловато, подмогите, господин майор.

— Железо вы получите.

— Спасибо, господин майор. Третье задание: поискать советских разведчиков. Искал, господин майор. Несколько раз окурки находил. Меня господин Эггерт учил. Один, говорит, здорово пережевывает их, когда передает по радио. Нервничает, значит. О валенках докладывал: один ходит в подшитых, другой в новых, они черного цвета. Я шерстинки на следах подобрал. А позавчера нашел, как их, ну такие, отчего радио говорит?

— Батареи?

— Вот-вот! Господину лейтенанту передал, они мне за это триста марок дали. А вот самих агентов никак не схватить!

— Поиски нужно продолжать, Поленов. Обнаружите — обещаю большую награду.

— Да вы меня и так не обижаете, господин майор. Премного вам благодарен!

— Это задание считайте главным, Поленов. Бываете в лесу, приглядывайтесь к тем, кого встретите. Сами в борьбу не вступайте, советские агенты всегда вооружены. Заметите — дайте знать немцам или полицаям. Награда все равно будет вашей.

— Понимаю, господин майор! — живо отозвался Никита Иванович.

— А четвертое задание? — спросил Мизель.

— Подковать лошадей для господина Эггерта и его барышни. Вот это не сделал, потому как они не приехали, хотя и обещали.

— Лейтенант Эггерт и Шарлотта Кох, невеста военного коменданта Шелонска Хельмана, убиты…

Поленов вскочил с кресла, перекрестился на правый угол, прижал руки к груди.

— Господи Иисусе, кто же мог это сделать? Господи Иисусе! — громко прошептал он.

— Убийцы в наших руках, Поленов! — сказал Мизель.

— Таких-то господ…

Вид у Поленова расстроенный, но это уже не игра. Его и Таню допрашивают порознь, неужели девчонка что-то натворила? Она была так зла на Шарлотту! Когда она успела это сделать? Вчера отлучилась часа на три. По времени совпадает… И это после клятвы, которую она давала ему в Низовой, что ничего не будет делать без разрешения старшего, то есть Никиты Ивановича Поленова! Запутают теперь Таньку…

Мизель подошел к сейфу, достал бутылку коньяку, налил стакан, протянул его гостю.

— Пей, Поленов. Найдем. Уже нашли, — повторил Мизель, наполняя бокал и для себя.

— Премного благодарен. Не сочтите за дурное, но старовер я. Выпить могу, но из своего стакана. Я моментом!

Дрожащими руками он полез в карман, достал потемневший стакан, протянул его Мизелю.

— Веру в бога уважаю, — сказал Мизель, переливая коньяк из бокала в стакан.

Он опрокинул бокал, поморщился и стал закусывать шоколадом. Никита Иванович выпил, крякнул, вытер рукавом губы и поблагодарил:

— Премного благодарен вам, господин майор. Горько, но приятно, глаза пошли в разные стороны.

Уже захмелевшего Поленова Мизель, словно невзначай, начал расспрашивать про лагерь на Синявинских болотах: кто там был начальником, кого помнит Поленов; спрашивает, а глазом косит на записи. Никита Иванович повторил все без запинки. Потом Мизель куда-то отлучился. Много дум передумал за это время Никита Иванович. Залетали в голову и тяжкие мыслишки. Конечно, он был готов ко всему, и даже к смерти, с той минуты, когда оторвался от своего родного самолета и начал падать на парашюте в темную и страшную пустоту… «Только бы не запутали они девчонку… Не знает Мизель, кто убийца, иначе для чего ему разыгрывать всю эту комедию?»

— Вы знавали в Любцах Василия Бахвалова? — спросил, возвратившись, Мизель.

— Это какой же Бахвалов? В Любцах Бахваловых много Алексея или Петра сын? — уточнил Поленов.

— Василий Петрович Бахвалов.

— Помню, господин майор. В молодости он меня чуть ножом не пырнул. Из-за девки, из-за Машки Хворостовой, получилось. Пустая девка! Глазки строила тому и другому. Приревновал меня к ней Васька Бахвалов… Жив он, Василий-то?

— Жив, в гости ждет, — ответил Мизель.

— Значит, уже больше не сердится.

Майор Мизель почти не слушал его. Он уткнулся в бумагу, которую успел подготовить помощник. У Мизеля вчера мелькнула мысль: может быть, документами настоящего Никиты Ивановича Поленова воспользовался красный лазутчик? Не верил он в это, как мало верил и в доклад полицая, утверждавшего, что он видел людей, шедших из леса с мешками и оставивших эти мешки у кулака Поленова. Но лишний раз проверить не лишне: есть сомнения — рассей их! О результатах обыска скоро доложат. О проверке в Любцах рассказывает краткая запись, сделанная помощником после телефонного разговора с волостью: