Цветы тьмы
Шрифт:
– Что случилось?
Пораженные женщины, стоявшие вокруг нее на коленях, хором ответили:
– Ничего не случилось, слава богу. Ничего.
И все вздохнули с облегчением.
Сын сторожа тайком пробрался в дом и принес новость: немецкая армия в панике отступает, а русская армия ее преследует. В свое время он приходил сюда, и папаша запускал его в одну из комнат. Все пугались и вскрикивали при виде его. Он был свирепым не только с виду. Раз отец привел его в Марьянину комнату, а Марьяна со страху закричала: „Иисусе, спаси меня!“ Он попытался справиться
С тех пор как его тут видели в последний раз, он похудел. Его свирепость не исчезла, но она теперь другая.
– Вам нужно удирать отсюда, и как можно быстрее.
– Куда ж мы пойдем? – спросила одна из женщин.
– Куда угодно, лишь бы здесь не оставаться.
Его отец и он сам сотрудничали с немцами, выдавали евреев и коммунистов. Сейчас он почувствовал, как кольцо сужается, и явился поискать свидетелей, которые могли бы замолвить словечко в его пользу.
– Мы на свидетелей не подходим, – сказала одна.
– Почему? – удивился он.
– Тому, кто занимается нашим ремеслом, не верят, говорят, что врет или выдумывает.
– Значит, не станешь свидетельствовать в мою пользу?
– Стану, только следователи отвергнут мои показания.
Он, как видно, осознал свое положение и с наступлением темноты исчез.
– Все эти годы он выдавал коммунистов и евреев, теперь настал его черед, – прозвучал женский голос.
Снаружи бушевала пурга, заметая снегом дома и заборы. Каждый раз, когда на Марьянином пути встает препятствие, она хватается за бутылку и уже не выпускает из рук. Но на этот раз она зашла слишком далеко:
– Теперь это пусть будет Божья забота, а не моя. Я не могу остановить снежные вихри.
Хуго не переживает. Ночи с Марьяной теплы и полны удовольствия, и ему почему-то кажется, что так будет продолжаться до бесконечности. Посреди ночи она воспламенилась, обняла и расцеловала Хуго и сказала:
– Теперь ты мой, теперь никто тебя от меня не отнимет.
Хуго поражен силой ее нежности, и скоро их тела соединяются в одно.
Не раз в своей жизни он попытается воссоздать в своем уме эту пьяную ночь. Он будет представлять себе густую тьму, благоухающую духами и коньяком, и наслаждение, приправленное страхом бездны, но при этом безмолвное, как будто не осталось слов в этом мире.
Последнюю трапезу Виктория подала со сдержанной торжественностью, и по ней было заметно, что расставаться ей будет тяжело. Под конец она взяла себя в руки и сказала:
– Девушки, не смейте бояться. Страх – это презренное чувство, мы обязаны его преодолеть. Есть Бог на небесах, и Он о вас позаботится.
„Куда же мы пойдем?“ – читался в их глазах немой вопрос.
– Сейчас некуда идти, бушует пурга, сейчас ничего не остается, кроме как быть самими собою и молиться. Молитва – вот наше тайное оружие.
– Что же мы будем есть, маманя?
– У меня осталось еще немного кукурузной муки, завтра я дам каждой по ломтю мамалыги.
Теперь Виктория разговаривает в полный голос и решительным тоном. Девушки внимательно вслушиваются в каждое ее слово и не боятся ее. Она больше не может кормить их, как делала многие годы, но веры у нее в избытке.
У Марьяны осталась четверть бутылки коньяка. Она его экономит,
отпивает по каплям и говорит:– Что я стану делать, когда коньяк закончится? Разума лишусь. Хуго, миленький, береги бутылку, а если буду просить ее, говори мне, что я должна сохранить остаток на черный день. Я не стану на тебя злиться.
Но ночи – сплошное удовольствие. Он пьет остатки коньяка из ее рта, лежа между ее ног, и слышит лишь любовный шепот.
– Ты чудный кутенок. Все годы я тосковала по тебе. А теперь ты мой навсегда.
Хуго слушает и делает все, как она хочет. Иногда его обуревает внезапный страх, но он преодолевает его и говорит себе: „Марьяна меня любит, и мне нечего бояться“.
Все спят допоздна, а в полдень Виктория выносит икону, ставит ее на стул, девушки преклоняют колени и молятся.
– Молитва сокрушает напасти и изменяет судьбу, – внушает им Виктория.
– Что бы мы без тебя делали, маманя?
– Это не я, это Господь послал меня к вам. Господь заботится о своих созданиях. Ничего в этом мире не случайно.
– Что мы станем без тебя делать? – спрашивают их глаза.
– Я дала вам то, что Господь велел мне вам дать. Теперь образ Иисуса запечатлен в ваших сердцах, и вы чувствуете также и своими телами, что есть Бог на небесах. Нельзя бояться и нельзя отчаиваться.
– А что же будет с нашими грехами?
– Кто покается и пообещает не повторять их, грехи того зачеркиваются.
А тем временем мадам сбежала, спасая свою шкуру. Девушки взломали ее квартиру, и перед ними предстали изобилие и роскошь. На мгновение они застыли в изумлении, а потом грабеж пошел вовсю. Драгоценностей и денег не обнаружилось, но зато нашелся полный шкаф напитков и шоколада.
– Раз нет хлеба, будем пить ликер и закусывать шоколадом, – сказала одна, и все поддержали ее. И воцарилось веселье, как после удачного ограбления. Марьяна разжилась пятью бутылками коньяка, двумя ликера, кучей шоколада и большим пакетом сигарет. Ночью настроение было ликующим, все снова возвращались и очищали квартиру мадам, находя новые укромные местечки. Драгоценностей и золотых монет так и не было, зато нашлась коробка с шелковыми чулками и духами.
Виктория предупреждала их:
– Не возрадуйтесь падению врага вашего, запрещено чересчур ликовать.
– Мадам из ночи в ночь притесняла нас.
– Господь не любит злорадства.
За последние недели Виктория полностью переменилась. Лицо ее похудело и побледнело. Она больше не разговаривает, как все прочие люди. Она изрекает суждения, как ясные и четкие, так и непонятные. Когда ее что-то раздражает, глаза ее загораются, взгляд обжигает.
Накануне казалось, что метель стихает. Но, как выяснилось, это был лишь перерыв. Час от часу ветер усиливался, и утром двор и поля оказались заваленными снежными сугробами. На улице не было ни души. Заведение наполнилось хрустом шоколада и печенья под выпивку и распеванием песен под аккомпанемент заявлений:
– Что мы делали для немцев, то же будем делать и для русских. Недаром нашу профессию называют старейшей. С древних времен мужчина нуждается в женщине. Каждому понятно, что в нашей профессии клиентов не выбирают. Кто пришел, тому и рады. Сегодня немцы, завтра русские.