Цветы всегда молчат

Ричард продолжал работать, поглядывая на нее лишь краем глаза. Но когда она, уколов пальчик, вскрикнула, он вздрогнул и тут же оказался рядом. Подул на пальчик, лизнул его. И наконец заметил ее старания – перепутанные, торчавшие во все стороны нитки, должно быть, означали рисунок.

– Могу ли полюбопытствовать, ангел мой, что вы такое делаете? – насмешливо произнес он.

Она вскинула на него глаза и совершенно серьезно ответила:

– Намереваюсь вышить вам платок…

И заметила, как насмешливость сползла с его лица. Он опустился рядом с ней на колени и трепетно обнял.

– Дж-жози, в-вы ш-шье-т-те д-для м-меня? – пробормотал он.

– Да, правда, я не умею хорошо, – честно ответила она, чувствуя его обожающий взгляд.

– Н-не н-на-д-до х-хо-р-ро-ш-шо! – его колотило от счастья и благодарности: Джози мастерит что-то для него! Он не знал, что делать с таким ценным подарком судьбы. Аккуратно взяв иглу из ее пальчиков, он принялся осыпать их поцелуями.

– Ведь жена должна вышивать платки своему мужу? – вспомнила Джози материнские слова.

– Т-толь-к-ко, ес-сли х-хо-ч-че-т-т…

– Ну так я хочу.

– П-про-с-с-ти-т-те, ч-что я заи-и-к-ка-а-юсь…

– Глупый! Глупый! Но какой же вы глупый! – вскричала она и, потянувшись к нему, поцеловала в губы.

Он же отозвался, сильнее обнимая ее. Тоненькая талия Джози изогнулась под его руками, как стебелек цветка.

Он переключился на ее личико. Она млела и таяла от этих ласк. Он подхватил ее и усадил на стол. Сегодня они избавляли друг друга от одежды медленно. Он зацеловывал каждый открывающийся сантиметр ее кожи, ее пальчики порхали по его телу. Их ласки становились все более чувственными.

– Ричард! Ричард! О, привяжите меня!

Он завел ей руки за голову и привязал снятым с ее же шейки шелковым платком к массивной ручке шкафа за ними. Она сладостно изогнулась. Ее розовые соски уставились вверх. Он вошел, заставив ее судорожно вздохнуть, и начал размеренно двигаться, скользя ладонями по идеальным изгибам ее хрупкого тела. В этот раз нежность, смешиваясь со страстью, пьянила их обоих, унося к вершинам наслаждения… Но Джози не могла понять, почему его поцелуи горчат обреченностью, а ласки похожи на истерику. Толчки становились все порывистее, судорожнее. Она кожей ощущала странную безнадежность, исходившую от него. И, как в том сне, где он был раненым, старалась целовать его все нежнее… Но это почему-то не укрощало, а лишь будило его ярость.

Пика они достигли вместе. Он убрал путы, лизнул линии, оставшиеся на запястьях, привлек к себе. Некоторое время они не шевелились. Потом Ричард заговорил:

– Вы сегодня были невероятно щедры.

– Это потому, что вы плачете, там, внутри… – она приложила ладошку к его груди.

Он перехватил ее руку и поцеловал.

– Это называется эмпатией, Джози, – губы перебрались на ее шейку, заставляя подставляться под ласки, – умение чувствовать партнера. Вы – чудо, любовь моя!

Наконец они разомкнули объятия и стали одевать друг друга, что оказалось сложнее, чем раздевать.

– Когда вы говорили про цветы, вы забыли про гибискус… Я видела его в саду у вашей тетушки… – наконец, вернувшись к шитью, сказала Джози.

– О, этот цветок во многих традициях обозначает совершенство… – тут же отозвался Ричард.

– Тогда, – задирая хорошенький носик, промолвила Джози, – я требую, чтобы вы отныне звали меня Гибискусом.

Ричард нежно улыбнулся и ответил с шутливым поклоном:

– Слушаюсь и повинуюсь. – И тут же добавил, будто спохватившись: – Пока вы спали, принесли письмо. Нас приглашают на свадьбу к одному моему другу…

– О! – обрадованно закричала Джози и захлопала в ладоши: – Мы едем! Едем! Едем!

– Ну, конечно же, – улыбнулся Ричард. – Вам понравиться Лланруст в это время года…

Глава 11. Им очень страшен белый – звоном колоколов…

Северный Уэльс, вольный город Лланруст, 1878 год

То была небольшая комната с окнами от пола до потолка. Мифэнви стояла и смотрела сейчас в одно из них, наблюдая за перемигиванием звезд.

Колдер подошел сзади и положил ей ладони на плечи. Сегодня его невеста надела удивительно шедшее ей светло-зеленое переливчатое платье с декольте. И Колдер готов был расцеловать модисток, сшивших этот наряд: ведь он мог любоваться шейкой, ключицами, плечами… и веснушками.

Мифэнви недовольно сбросила его руки, обернулась и посмотрела строго.

– Не смейте подходить ко мне, а уж тем более касаться! – строго и холодно проговорила она. – Я склонна подозревать вас в сговоре с моим отцом.

Колдер сложил руки на груди и ухмыльнулся:

– Вот как, а я-то думал, вы будете мне благодарны. Он же намеревался отдать вас за первого встречного.

– Вы хуже первого встречного, потому что знаете мои обстоятельства, – ее щеки и глаза горели от гнева. – Поэтому логично предположить, что вы все могли просчитать.

– Вас послушаешь – так я и смерть Пола подстроил! – в сердцах воскликнул он.

– А мне стоит начинать так думать? – Гнев переходил в бешенство: как он может шутить такими вещами!

– Ну, разумеется, а как же еще! – Колдеру в этот момент было плевать, что он может быть услышанным. Хотя это представлялось скорее невозможным: оркестр нынче явно в ударе, оттого играет нарочито громко. – Мрачный тип, живущий в черном замке! Да еще маг и алхимик! Разве можно ожидать чего-то иного от такого чудовища?!

– Я знаю, что сейчас в вас говорят боль и обида, – Мифэнви тут же смягчилась и протянула ему руку, которую Колдер тотчас же схватил и прижал к груди. – Но вы и меня поймите: такое коварство от родного отца! А вы?! Вы же знаете, что я поклялась в верности вашему брату и не собираюсь предавать свои обеты!

– Не позволю! – он нахмурился, но руки ее не выпустил. – Я не позволю вам хоронить себя! Вы станете моей женой, даже если мне придется тащить вас под венец силком!

Она отняла руку и посмотрела на него возмущенно:

– Колдер, если вы так поступите, я возненавижу вас! – и голос ее, обычно тихий, сейчас звенел.

Он ухмыльнулся самодовольно, дернул ее на себя и, поймав, сказал:

– Все дело в том, Мифэнви, что, выбирая между вашей дружбой и вашей ненавистью, я выберу ненависть.