Цветы всегда молчат
Шрифт:
– Дрова бывают разные, – чуть склонив голову набок и рассматривая сидящую напротив кузину, заметила Мифэнви. – Для некоторых мужчин такими дровами является холодность женщины. Это будит в них желание добиться, подстегивает азарт…
– Ой, рассказывай больше! – махнула рукой Латоя. – Это только твой Колдер мог сохнуть по тебе три года и при этом даже пальцем не трогать. Таких ненормальных мало!
– Мистер Торндайк – ученый! Полагаю, уже одно это отличает его от основной массы обывателей, – Мифэнви все еще не оставляла надежды достучаться до разума кузины.
– Но это хорошо! У меня еще никогда не было
Мифэнви снова повернулась к окну, рассматривая пейзаж. За окном хмурилось, начинался дождь.
– Как сказал наш современник и величайший эстет, господин Оскар Уайльд: «Красота – в глазах смотрящего» [9] , – промолвила она. – Например, я люблю осень и дождь, считаю их просто прекрасными. А кто-то любит лето или весну, а осень совсем не любит. Я же не стану препираться с ним и говорить, что он не прав, потому как мне все равно не удастся его переубедить, как и ему – меня. Так-то.
9
Точной даты появления фразы найти не удалось, поэтому вполне возможен анахронизм. – Прим. автора.
Латоя с присвистом вздохнула:
– Умеешь ты, Мейв, тоску нагнать. Я бы поспорила с тобой, что он будет моим, но ты не любишь споры.
– Ох, Латоя, – повернувшись к ней, покачала головой Мифэнви, – все-таки было бы лучше, если бы ты предваряла свои дела размышлениями – здравыми и взвешенными. А то мне даже боязно представить, к чему тебя однажды может привести подобное безрассудство.
Латоя лишь недовольно хмыкнула: мол, много ты понимаешь! Мифэнви не возражала, переведя тему на модистку, которая уже дожидалась их в Глоум-Хилле.
– Мне просто не терпится увидеть, как там все изменилось! – В глазах Мифэнви сияла чистая детская радость.
– Да, мне тоже охота узнать, что там Колди намудрил! – поддержала Латоя.
Дальше, уже до самого Глоум-Хилла, разговор так или иначе касался домашних тем, не переходя на личные.
Графство Нортамберленд, замок Глоум-Хилл, 1878 год
Колдер перенес свою жену через порог и гордо, но при этом очень бережно поставил на темный мрамор пола.
– Вот, теперь ты здесь настоящая хозяйка! – сказал он нежно, заправляя ей за ушко рыжеватую прядь. После оглянулся вокруг и крикнул куда-то вверх: – Эй! Ты слышишь – она здесь хозяйка! Береги ее!
И Глоум-Хилл прогудел согласие всеми своими каминными трубами.
Молодоженам очень хотелось побыть наедине, но к ним, судя по скрипу подъемника, уже спешили гости, и нужно было приступать к встречам и расселению.
За какую-то неделю Глоум-Хилл преобразился до неузнаваемости. Мифэнви сказала по этому поводу, радостно и нежно обняв мужа:
– Раньше это было воронье гнездо – холод и мрак. А теперь – настоящее гнездышко, которое хочется заселить маленькими птенчиками.
Она зарумянилась и опустила глаза.
Колдер притянул ее к себе, наклонился и поцеловал.
– Мы займемся этим в самое ближайшее время, – страстно
прошептал он. – А пока иди, встречай гостей. Сегодня мы выбросим мою старую вывеску: «Мизантроп», хотя я к ней и привязан.Мифэнви рассмеялась. Хлопоты по хозяйству всегда доставляли ей большое удовольствие, да и принимать гостей она на самом деле любила.
Торндайков поселили наверху, в долго пустовавшей, а теперь заново отделанной, гостевой, Латоя осталась в той же комнате, бывших покоях Мифэнви, а она сама – переехала в их с Колдером спальню.
– Отдельной не будет! Теперь уже – никогда! – бескомпромиссно заявил он. И она подчинилась, как и полагается послушной жене. Разобравшись с гостями, Мифэнви переоделась (теперь можно носить светлое) и спустилась на кухню распорядиться об обеде. Повара встретили ее ликованием и поклялись приготовить самый вкусный на свете обед.
Латоя же тотчас разыскала модистку, мадам Мишо, и предъявила той свои богатства.
Мадам Мишо скептически оглядела все это и вынесла вердикт: – Убого и аляповато! Вы лучше взгляните сюда! – и разложила перед Латоей готовые платья. Пошиты они были столь ловко, что при минимальных доделках их можно было подогнать по любой фигуре. Латоя возликовала: теперь она сможет появиться во всей красе и вожделенный объект покорения непременно рухнет к ее ногам!
Сердечко Джози колотилось в бешеном темпе.
Мало того что ей не нравился Колдер Грэнвилл, к которому Ричард потащил ее, не нравилась его жена, не нравился хмурый пейзаж вокруг замка и сам замок – огромный и темный. Но даже это все можно было перенести, если бы не постоянная близость этой Латои. Ведь Джози знавала поражения от нее. А сейчас еще добавилась эта странная Латоина заинтересованность Ричардом!
А он тоже хорош! Обнимает, ручки целует, а у самого в глазах бесенята. Его веселит происходящее! Хотя до сих пор еще и слова об этом не сказал.
И вот теперь эта Латоя вышла к обеду как принцесса. Платье небесного шелка – в тон глаз, темная бархотка подчеркивала лилейную шейку. Да еще и села так, что волосы ее сияли золотым ореолом в скупых отблесках солнца. Только слепой не обратил бы внимания на такую красоту. Вон даже Ричард бросил на нее полный любопытства взгляд.
Поэтому-то сердечко и заколотилось, а глаза предательски защипало. Ричард взял ее ладошку, нервно комкавшую ткань платья, и нежно пожал. Когда она посмотрела на Ричарда – а на кончиках ее невообразимо длинных ресниц уже застряли росинки слез, – то увидела в глазах мужа искреннее сострадание и поняла, не сиди они сейчас за общим столом, он бы непременно обнял ее, как делал обычно, словно укрывая от всех бед, и ей стало теплее. Она ответила на пожатие и высвободила ладошку. Ричард чуть заметно улыбнулся ей.
Джози прислушалась к беседе и через несколько минут уже оказалась вовлеченной в нее. Мифэнви умела так построить разговор, что никто не оставался обиженным.
Речь зашла о неизвестной болезни, что свирепствует сейчас в Лондоне. Даже мадам Мишо, бывшая в столице Британии лишь проездом, перед отъездом в Глоум-Хилл и то про нее слышала.
Джози воскликнула:
– Вот видите, Ричард, я вам говорила, а вы мне не верили! А я ведь и правда могу заболеть ею! Такое случается, если женский организм расстроен постоянным несчастьем!