Цветы зла

– Может быть, в таком случае пообедаете у меня? – предложил настойчивый грузин.

– В малом зале? Шкуры на полу, таинственный свет, жаркое из кабаньей... мм... кабаньего окорока?

– Естественно.

– Нет, к сожалению не получится. У меня сегодня целый воз неотложных дел.

– Ну что ж. Так значит, в два под Пушкином?

"Под Пушкином" у нее выделилось само собой.

– Да. И не опаздывайте, у меня на вас пять минут.

Сделав перевязку Евгению Александровичу, Марья Ивановна переоделась в строгий бежевый костюм-тройку (с юбкой) и поехала на Пушкинскую площадь.

К памятнику она подошла ровно в два. Эгисиани минут пять говорил комплименты, в том числе и экспромтом, затем вручил заколку. Еще не взяв ее в руки, Марья Ивановна увидела, что в самой ее середине сверкает бриллиант стоимостью не менее пяти тысяч долларов.

– Это мой маленький подарок за вчерашний вечер, – сказал Эгисиани просто. И, ничтоже сумняшися, добавил:

– Вы по-прежнему торопитесь?

– Да нет, обстоятельства изменились, – ответила не Марья Ивановна, а кто другой, доселе прятавшийся в ее подсознании. – Похоже, вы наколдовали, и почти все мои сегодняшние дела чудесным образом уладились в пятнадцать минут.

– И у вас найдутся часа полтора на неторопливую беседу со мной и обед с шампанским?

Кивнув, женщина отвела локоть в сторону, показывая, что ее можно взять под руку, и пошла по направлению к ресторану Эгисиани.

* * *

Малый зал Марье Ивановне понравился. Не низкий, не высокий, повсюду звериные шкуры – ухоженные и пушистые, низкие восточные столики, инкрустированные костью и цветным камнем, за которыми можно было сидеть, откинувшись на мягкие подушки – кожаные, атласные, бархатные, маленькие и большие, с бахромой и без нее.

Марья Ивановна выбрала столик, стоявший у стены с фальшивым витражным окном. На витраже была изображена сцена охоты на лисицу, а сам столик охранялся оскаленным белым медведем, точнее тем, что осталось от оскаленного большого белого медведя после его фатальной встречи с хладнокровным охотником, а затем и с искусным скорняком. Встав на безопасном расстоянии от его устрашающих зубов, Марья Ивановна взглянула в большое зеркало, вделанное в противоположную стену.

"В своем костюме я выгляжу здесь, как Маргарет Тэтчер выглядела бы в манильском борделе", – усмехнулась она, пристально себя рассматривая.

– В принципе вы могли бы переодеться, – прочитал ее мысли Эгисиани. – Рядом с зеркалом в стену вделан шкаф. В нем хранятся одеяния на любой вкус.

– Одеяния на любой вкус? – удивилась женщина?

– Совершенно верно. Мои гости нередко переодеваются в платья, соответствующие обстановке...

– Идея Кристины?

– Да, ее, вы угадали. Я пойду, отдам кое-какие распоряжения, а вы покопайтесь в шкафу, может, и найдете что-нибудь по вкусу.

Оставшись наедине, Марья Ивановна прошлась по залу. Интересовало ее, естественно, оружие. Луки с колчанами, древние мушкеты, пищали и рогатины не задержали надолго внимания женщины, а вот нечто подобное обрезу с воротом и небольшим стальным луком заставило ее сердце замереть. А когда она увидела рядом набор коротких стрел, скорее снарядов, с внушавшими трепет массивными острейшими наконечниками, сострадание к Евгению Александровичу заставило ее сердце ощутимо сжаться.

"Бог мой, – подумала она, – неужели такая штука вонзилась в его попу!? Бедный Женечка!"

Сострадание недолго ее мучило – она обнаружила (пришлось испачкать мизинец), что стрелы немного, но опылены, а арбалет совершенно чист.

– Вы и в самом деле неплохой сыщик, – вывел ее из оцепенения голос неслышно подошедшего Эгисиани.

– Почему вы так думаете? – обернулась к нему Марья Ивановна. Секунды ей хватило, чтобы разгладить напрягшееся лицо мягкой улыбкой.

– Этот самострел принесла Кристина.

– Кристина!?

– Да.

– И где же она его взяла?

– Она сказала, что купила его в антикварном магазине специально для этого зала...

– Замечательный самострел... – проговорила Марья Ивановна, уже разглядывая широкую двустворчатую дверь красного дерева, занимавшую чуть ли не половину торцовой стены.

– Она ведет в часть ресторана, не имеющую прямого отношения к Кристине, – встал Эгисиани меж гостьей и дверью – К тому же там сейчас ведутся строительные работы.

– А к вам она имеет отношение?

– Конечно. После того, как ремонт будет закончен, а наше знакомство укрепится, мы непременно там повеселимся.

– А почему вы сказали "не имеющую прямого отношения к Кристине"? – спросила Марья Ивановна, посматривая на таинственную дверь – ей казалось, что за нею кто-то есть.

– Гм... Видите ли, люди творческие распространяют вокруг себя... ну, как бы вам сказать...

– Волны творчества? Или созидания?

– Да... И эти волны рождают в казалось бы простых людях желание творить, и не только желание творить, но и еще что-то, дающее человеку возможность делать что-то необыкновенное...

– Вы хотите сказать, что под влиянием Кристины вы принялись созидать? То есть делать что-то необыкновенное?

– Ну, не созидать, а придумывать разные оригинальные вещи.

Марья Ивановна хотела уточнить понятие "оригинальные вещи", но Эгисиани упредил ее:

– Так вы станете переодеваться к обеду? Я боюсь, что вы опять убежите, не попробовав творений моей кухни.

– Надо сначала посмотреть, что там у вас есть.

– В чем же вопрос, пойдемте, посмотрим.

В мужском отделении гардероба висели набедренные шкуры и накидки (Марья Ивановна усмехнулась, представив хозяина ресторана в непритязательном одеянии троглодита), кожаные с бахромой костюмы американских трапперов, английские и немецкие охотничьи одежды с иголочки и даже шерстяной наряд бедуина.

– Наденьте вот это! – игриво ткнула женщина в последний. И осеклась: она предложила мужчине сделать первый ход и если он сделает его, то ей придется ответить.

Невозмутимо сняв с вешалки и перекинув через плечо бедуинское платье, Эгисиани распахнул створки дамского отделения. Марья Ивановна замерла, растерянно приоткрыв рот: в гардеробе висели преимущественно набедренные повязки из светлого каракуля и накидки из шкур ангорских коз.

Улыбнувшись ее реакции, Эгисиани со словами: – Видите ли, именно эти наряды пользуются повышенным спросом у подруг большинства моих друзей, – отодвинул их в сторону.

С облегчением Марья Ивановна увидела висевшие в глубине шкафа прозрачные одежды, видимо, считавшиеся нарядами амазонок и, не удержавшись, принялась их один за другим рассматривать.

– Вы выбирайте, а я пойду, переоденусь, – сказал Эгисиани, поощрительно улыбаясь. – Я постучу, когда вернусь. И имейте в виду, эти одежды дважды не используются.

– А в той комнате за красными дверями кто-нибудь есть? Я переоденусь, а потом войдут рабочие с длинной лестницей... – сказала Марья Ивановна и тотчас зарумянилась.