Цыц!
Шрифт:
Лиля сделала пометку в своем блокноту.
— Что вы там записали? — усмехнулся он.
— Просто отметила для себя, что этот факт может стать недурной зацепкой в пиар-кампании. Если вы, конечно, не возражаете.
— А почему вы не спросили, за что я сидел?
— Ну, судя по сроку, явно не за убийство, не за грабеж, ну, может, правила уличного движения нарушили…
— Знаете, вы первая женщина, которая не всплеснула руками, не схватилась за сердце и даже не спросила, за что. Вы меня приятно удивили.
— Придется немного вас разочаровать, я все-таки спрошу — так за что вас посадили?
— За нарушение правил движения
— Автор этого бестселлера — человек яркой судьбы, он был там-то, там-то, сидел в норвежской тюрьме… Нет, не так… Этот потрясающе увлекательный роман был написан в камере норвежской тюрьмы! Думаю, стопудово сработает. Мы там еще ярких фактов нароем. Нароем ведь?
Он засмеялся.
— Нароете! А если мало будет, мы еще присочиним, верно?
— Конечно! Чем мы отличаемся от рыночных зазывал? Только технологиями. Мне надо прочитать вашу книгу и тогда план кампании будет яснее. Как я поняла, книга в большой степени автобиографическая?
— На семьдесят процентов. А что, вы читаете все книги, которые пиарите?
— О нет! Но тут другой случай.
— Почему?
— Ну, хотя бы в силу этих семидесяти процентов!
— Мне нравится ваш подход. Я буду с вами работать. И для начала я приглашаю вас пообедать вместе после беседы с Вовой. Чисто деловое мероприятие, — подмигнул он ей.
— Ну, если деловое, то согласна.
В это момент вернулся Владимир Эдуардович.
— Ну как, нашли общий язык?
— Да, — ответил Ринат. — У Лили фантастическая хватка, она сразу взяла быка за рога и уже наметила какие-то моменты рекламной кампании.
— Ну и отлично.
— Во избежание кривотолков довожу до твоего сведения, что… пригласил Лилю пообедать со мной сегодня, чтобы обсудить…
— Простите, Ринат, но для дела полезнее было бы перенести этот обед на завтра. Я должна сперва прочитать книгу.
— Верно мыслишь! — одобрил ее Владимир Эдуардович. — Тогда ты сейчас иди, возьми у Анчутки экземпляр.
Анчуткой в издательстве звали старого опытного редактора Анну Евгеньевну Чуткову.
— Лиля, вот вам моя визитка, как прочтете, звоните.
— И вот вам моя визитка.
Он пожал ей руку. Она сцепила зубы, чтобы не выдать своего волнения.
— Ступай, у нас тут есть еще о чем поговорить, — распорядился Владимир Эдуардович.
Лиля поспешно вышла.
— Лиль, ну как он тебе? У нас тут все, кто его видел, просто отпали. Красив как бог! — заметила Нелли.
— Чингисхан!
— Точно! Будешь с ним работать?
— Да!
— Дай тебе Бог!
— Ты о чем?
— Говорят, он богатый и холостой.
— Да пошли они все…
— Тоже верно, — вздохнула Нелли, измученная мужем-бабником.
— Девушка с характером, — сказал Ринат, когда Лиля ушла.
— Она молодчина, умненькая, четыре года назад пришла робкая, ничего еще не умела, а теперь будь здоров! И главное, умеет с людьми разговаривать.
— Замужем?
— Недавно развелась. А ты что, на нее глаз положил?
— Да Боже избави. Нельзя путать работу и удовольствия.
— Это правильно, — тяжело вздохнул Владимир Эдуардович, однажды крупно пострадавший от служебного романа.
Лиля пребывала в состоянии полнейшей растерянности. Может, это судьба, что он принес книгу именно в наше издательство
и именно меня прикрепили к нему? И хорошо, что он меня не узнал, боюсь, ему было бы неприятно вспоминать, как он когда-то рыдал из-за женщины и, походя, без любви и даже влечения лишил невинности дочку своей пассии… Только бы никто ему не проболтался… Впрочем, Вова наверняка не знает маму, он телевизор не смотрит, в театр не ходит… Анчутка вообще не в курсе, Нелли… Нет, Нелли никогда никому ни о чем не скажет, разве что под пыткой. Вряд ли Ринат станет это делать, да и с какой стати? А как интересно прочитать эту книгу и как… страшно… Вдруг книга отвратительная? Вдруг там проглянет какая-нибудь гадость? Что ж, а может это и к лучшему… Но до чего же он хорош! В сто раз лучше чем тогда. Ему за сорок, эти смоляные волосы с легкой проседью, зеленые глаза, эта слегка хищная улыбка… этот загар… Остап Бендер называл это колониальным загаром… Да, он похож на жестокого колонизатора. Ему бы здорово подошел пробковый шлем…— Анна Евгеньевна, здрасьте!
— Привет, Лилечка, тортика хочешь? Вкуснейший!
— Хочу, спасибо! А чайку нальете? Ох, и правда вкусный… Анна Евгеньевна, я к вам за рукописью Ахметшина.
— Ты его будешь вести?
— Да.
— Роскошный мужчина. Но сфинксоватый.
— Как? — рассмеялась Лиля. — Сфинксоватый? Классное словечко!
— Тебе как лучше, дискету дать или распечатку?
— Распечатка есть?
— Есть. Вот, в синей папке возьми.
— А вы уже прочли?
— Да.
— И как?
— Понимаешь, интересно, жуть, прямо современный Джек Лондон. Подредактировать, конечно, нужно, но не катастрофа. Думаю, пойдет на ура. Понимаешь, в этом есть что-то настоящее. Он не мудрствует лукаво, а просто пишет о том, что с ним было, ну и присочиняет, конечно. Кстати, как начинает присочинять, сразу хуже, но читатели вряд ли заметят. Короче, это, конечно, автор одной книги. Он ни в коей мере не сочинитель. Кстати, постарайся ему это объяснить, а то ты же знаешь наших. Заключат с ним договор на пять книг сразу! А он либо опозорится со второй книгой, либо найдет негра. И ничего хорошего все равно не выйдет.
— Ну, я не думаю, что он стремится в писатели. Он эту книжку в тюрьме написал, от нечего делать.
— Да ты что!
Лиля доложила Марине о разговоре с новым автором.
— Что ж, молодец, сразу начала креативить! Знаешь, у тебя что-то здорово бледный вид. Вот что, езжай-ка домой, читай новоявленного Лондона, а завтра встреться с ним и подготовь план. Начальство берет за горло.
— Как обычно. Вчера главным был Костяникин, а сегодня уже Ахметшин. Так и свихнуться недолго. Ну, я тогда пойду?
— Иди!
Лиле нетерпелось начать читать. Вот интересно, он написал что-то о маме?
Она рассчитывала почитать в метро, но в вагоне было слишком много народу, всю дорогу пришлось стоять. Она купила у метро килограмм розовой черешни, два баклажана, потом зашла в магазин и купила полкило любимого адыгейского сыра. Баклажаны она нарезала и разложила на решетке аэрогриля, предварительно смазав их подсолнечным маслом. И даже облизнулась, так ей вдруг захотелось есть. Баклажаны пекутся двадцать минут, может, начать читать? Нет, лучше сначала поесть, а потом уже браться за чтение. А позвоню-ка я Милке, пока пекутся баклажаны.