Д.В.Ж.Д. 2035
Шрифт:
Алфёров быстро забрался в вагон.
Так, ещё четверо. Бросить или ранить? Время на исходе.
Я выхватил пистолет из кобуры на поясе и последовательно произвёл четыре выстрела. Три угодили людям в мякоть мышц ног выше колена, а четвёртую пришлось пустить в ляжку убегающему рабочему. Только бы Брусов пришёл в себя.
– Следующая пуля будет в лоб! В вагон все живо! Ползите!!!
Я убрал пистолет, в который раз спрыгнул на пути и подбежал к ближайшему раненому. Схватив за
Из последних сил закинув последнего страдальца аномальной зоны в вагон, я залез следом, быстро закрывая дверь на все засовы и отгораживая обеззараживающую камеру, в которой осталось оружие. Затем, распихивая сходящих с ума подопечных, переступая скулящих раненых, кинулся к печке. По пути двоих пришлось снести плечом. Ещё один задержал почти на минуту, стараясь задушить. Поборолись.
Затем быстро приближался к цели, не обращая внимания на горько плачущих или дико кричащих. Лишь бы не поубивали друг друга, пока не пришёл в себя Брусов.
Вагоны мелькали перед глазами один за другим. Вот и бьющийся о ящики с оружием головой Тай, вот и вагон с углём, вот извергающий проклятья связанный Кузьмич.
Так, всё, в путь. Убрать тормоза с колёс. Печка… печка горит. Сейчас ещё подкину угля. Всё вроде нормально, только дверь переднюю закрыть. Надеюсь, никто не сбежал с этой стороны, пока запихивал тех глюконавтов с другой.
Поезд выпустил пар и сорвался в путь. Показалось, что от этого рывка Варяг порвёт связь с вагонами и один устремиться вперёд, но крепления выдержали. Поезд, закачавшись, принялся набирать обороты.
Я впервые спокойно выдохнул и… тут же дико, обречённо закричал - тела! Жанка, Азамат!
До скрипа стиснул зубы, заскулив, как побитый пёс. Рука рванулась к стоп-крану, но замерла на полпути. Не факт, что угля хватит, чтобы вырваться из аномальной зоны… а тогда что? Одному идти рубить дрова, таскать сюда? Да они шею друг другу посворачивают за это время! Не могу я бросить поезд ни на минуту.
И эта подлая мысль, что похороним их по-человечески на обратном пути совсем обездвижила.
– Как же! Похороним! Аномальная зона! Придётся всех связать и ехать без остановок!
– Закричал я счётчику Гейгера и печке.
В горле образовался комок. Он как адамово яблоко - вроде застрял в горле и вроде проглотить не особо хочется. И так тяжко, теперь ещё это. Тела наверняка растащат звери. Если зверей не сводит с ума эта зона. Если же и хищники начинают чудить в этом районе, тогда тела просто сгниют не погребёнными. Под солнцем, когда растает снег. Или снег не прекратится и их заметёт. В любом случае не по-человечески.
– Неправильно всё это, - обронил совсем тихо сам себе.
Проглатывая внутренние слёзы, взялся за лопату и пошёл набирать угля. Нельзя сейчас расклеиваться. Никак нельзя. Сначала дело! Сопли, раскаянье, горечь переживания -
всё потом.Бегая от печки к стеклу, я почти не видел, что с путями. Да и поезд разогнался так, что летел быстрее, чем когда-нибудь. Осознанно шёл на риск, просто не в силах делать несколько дел одновременно.
В глазах потемнело, свалился в спасительный омут отключки. Тело исчерпало свой ресурс, и мозг поспешил отключить второстепенные функции, пока не наступила смерть.
Я больше не контролировал ситуацию.
* * *
Пробуждение от боли в плече было не из приятных. Неудачно повернувшись на бок, я очнулся в антирадиационной комнате. Жутко болели ноги, плечи. Но не так, как что-то вопило внутри меня, терзая не столько физической болью, сколько внетелесно.
Душа? Дух? Совесть? Сам чёрт ногу сломит в определениях.
– Дядя, очнись! Дядя!
– Послышалось сбоку.
Я поднял тяжёлую голову и в свете утрешнего солнца, льющегося из-под потолка розового вагона через открытую дверь, увидел спасённого нами пацана. Он стоял надо мной, придерживаясь за край дверного проёма. Паренёк еле-еле стоял на ногах. Бледный весь, он смотрел исподлобья. Высохшие, потрескавшиеся губы говорили о том, что хочет пить. Надо его напоить. Так, где же мои силы-то?
– Дядя, очнитесь. Надо уезжать. Ехать надо. Слышишь?
– Почти шептал он настойчиво, пока я пытался собраться с мыслями и проанализировать ситуацию. В голове всё плыло. Получалось не очень. Да какой там не очень – нихрена не получалось! Откуда столько бреда?
– Ехать… да, - пробормотал я, пытаясь понять, что вообще происходит. Слова удались с трудом. Щека кровоточила, язык с недоумением пролез наружу через дырку в ней.
Вот так сюрприз. Выходит, щёку не зашили? Плечо болело, порванный антирадиационный костюм, сукровица и высокая температура вместе говорили, что боль в плече неспроста - что-то в плече явно было лишнее. Выходит, и рану не заштопали. Но как так? Отчётливо помню, что Брусов меня штопал. Иголка перед глазами, свет фонарика в глаза.
– Дядя, вставай, - упорно бормотал малец бледными губами. Он тоже говорил с трудом, и мне казалось, что вот-вот он упадёт.
– Уезжать надо. Очень надо. Она близко.
Проморгавшись, я понял одну вещь. За время всех галлюцинаций я знал о своих ранениях, но не чувствовал боли как таковой. Возможно, боль была связана с отголосками этой, настоящей боли. А теперь я наконец-то очнулся? Чем доказать можно? Ничем. Только боль подскажет, что всё ещё жив.
Что, чёрт побери, произошло?
– Да… встаю.
Так, отдых был? Вряд ли. Кто бы мне дал отдыхать? Десятки убитых на совести, паровоз без угля, зверюга какая-то ходит у состава, мутанты эти ещё. Значит, отключка была, но отдыха не было.
Так, а бабы были? Вика то ладно, но вот Ленка! Нет, она же дочь, хоть и приёмная. Значит, снова бред. Выходит, что всё ЭТО привиделось? Слава Богу!!!
Вставай, Громов. Вставай!