Да будет любовь!

– Как вы думаете, мистер Диккенс тоже стонет и шагает по комнате?

– Вряд ли, гений мистера Диккенса таков, что он просто прикасается пером к бумаге и слова сами ложатся должным образом.

Фиона засмеялась:

– Уверена, что нет. Думаю, что он так же мучительно ищет каждое слово, как и вы.

– Возможно, но его муки искупаются знанием того, что весь мир с нетерпением ожидает следующую работу великого мастера. – Маркиз поморщился. – Увы, тот же самый мир не ожидает моего творения и даже не знает, что я существую.

– Но возможно, когда-нибудь…

– Возможно. – Джонатон покачал головой. – Хотя, кажется, я скорее готов заниматься денежными операциями, чем писательством, если судить по крайней мере по достигнутым успехам. Я пока не продал ни единого рассказа, в то время как мои коммерческие предприятия принесли мне приличную прибыль.

– Будет ли наше предприятие прибыльным? – Фиона в упор посмотрела на него.

– Обещаю, что позабочусь об этом, мисс Фэрчайлд. – Маркиз встретил ее взгляд уверенной улыбкой.

– Весьма вам признательна, милорд.

С минуту они смотрели друг другу в глаза, затем взгляд зеленых глаз Фионы стал более глубоким, и эта минута, казалось, растянулась до бесконечности. Между ними словно возникло непонятное поле напряженности, и маркизу захотелось пододвинуться ближе к ней, заключить ее в объятия и целовать до тех пор, пока они оба не потеряют сознание…

– Милорд! – Фиона откашлялась. – В таком случае продолжим?

– О да, конечно!

Очаровательный румянец окрасил ее щеки.

– Нашу историю?

– Да, разумеется. Так на чем мы остановились?

– Последняя строка: «Не замечала того, как его алчный взгляд скользит по ее теплой коже».

– Ах да, алчный взгляд…

– Затем вы начали что-то говорить о его желании.

– Его желании?

– Что-то в этом роде, я не успела записать.

– Ну хорошо. – Джонатон решительно отбросил все грешные мысли, будь они алчные или любые другие, и заставил себя сконцентрировать внимание на желаниях бога Зимы, направленных на нимфу, которая оказалась в поле его внимания. – Какая нимфа сейчас перед богом Зимы?

Фиона зашуршала бумагами на столе.

– Апрель, я думаю.

– Апрель… – Он задумался. – «Не замечала, как его алчный взгляд скользит по ее теплой коже…»

Фиона удовлетворенно улыбалась, продолжая смотреть на бумагу.

– «Не замечала желания, которое пронизывало его и заставляло кипеть кровь. Пламя, охватившее его, требовалось загасить как можно скорее, и он мог бы… взять ее».

Да, хорошо! Даже очень хорошо! Лучше, чем алчный взгляд.

– «Мог взять ее сейчас, ведь она положена ему по праву…»

– Погодите! – Фиона быстро записывала. – Вы слишком торопитесь.

– Простите.

– Что идет после слов «заставляло кипеть кровь»?

– «Пламя, охватившее его, требовалось как можно скорее загасить». Мисс Фэрчайлд, вы находите это слишком трудным?

– Нет, если вы станете диктовать медленнее.

– Я имею в виду не диктовку, а тему. Она вас не смущает?

– Нисколько, милорд. – Фиона лукаво взглянула на него: – А вас?

– Возможно, в какой-то степени…

– Почему?

– Потому что я не привык обсуждать подобные темы с хорошо воспитанными женщинами.

Едва произнеся эти слова, маркиз тут же пожалел об этом – своим пуританством они напомнили ему отца.

– В самом деле? А с кем вы обсуждаете темы подобного характера?

– Что?

– Вы сказали, что не привыкли обсуждать подобные темы с хорошо воспитанными женщинами. А с кем вы их обсуждаете?

– Послушайте, прекратите насмешничать. Я в обычной жизни вообще не обсуждаю их.

– Вероятно, вам следовало задуматься об этом до начала нашего проекта, – ехидно заметила Фиона. – Это ведь ваша идея, не так ли?

– А вас это вообще не волнует, да?

– Что именно, милорд? – Фиона отложила перо. – Те слова, которые мы используем, или тот факт, что мы тратим много времени, испытывая неудобство от их употребления?

Джонатон пожал плечами:

– Пожалуй, первое.

– Разумеется, нет: в конце концов, это всего лишь слова. Я художник, а вы писатель. Вы рассказываете истории с помощью слов, а я с помощью карандаша и угля. Вот почему слова, которые вы используете, оказывают на меня нисколько не больший эффект, чем темы моих рисунков.

Маркиз удивленно вскинул бровь:

– Обнаженных мужчин?

– И женщин, не забудьте – Фиона не отрываясь смотрела на него. – Вас, кажется, шокировали мои рисунки?

– Вовсе нет, но, вероятно, я буду все больше удивляться вашему творчеству по мере того, как буду лучше вас узнавать…

Фиона засмеялась:

– Признайтесь, я не очень-то похожа на тот тип женщин, которые рисуют обнаженную натуру?

– Во многих отношениях, мисс Фэрчайлд, вы похожи на тех женщин, которые делают все, что придет им на ум. – Маркиз, не выдержав, усмехнулся. – И все же, думаю, у вас есть определенные границы поведения, которые вы не переступаете.

– Вот как?

– Например, вы не вовлечете мужчину в брак обманом, не принудите его сделать это вопреки его желанию.

– Я бы не стала держать пари на эту тему. – В голосе Фионы прозвучали предостерегающие нотки.

– А почему? – Он улыбнулся. – Скажем, на сто фунтов, а?

– Прекратите! Если вы проиграете, то потеряете больше, чем деньги: вы потеряете свободу.

– В таком случае я ставлю на кон свою свободу, но… Если я выиграю, то получу… Что, как по-вашему?

Фиона тряхнула головой:

– Вы никогда не сможете выиграть. Это глупое пари.

– И все же я настаиваю. На что вы хотели бы поспорить, что сравнимо с моей свободой?

– На мою добродетель, – без паузы сказала она.

– О! – Джонатон не смог скрыть удивления в голосе. – Это стоящая ставка.

Фиона засмеялась:

– Признайтесь: я основательно шокировала вас, верно? – Она указала рукой в его сторону. – Это потому, что я произнесла вслух слово «добродетель», или…

– Не важно почему, но вы действительно шокировали меня, и я нахожу это совершенно очаровательным. В одном вы правы: такое пари – не что иное, как глупость с моей стороны. Только глупец способен ввязываться в игру, зная, что не сможет победить.