Да, мой повелитель!

Нет, последнюю версию я отмела сразу. Хотя бы потому, что ладошки у Серкана были не потными. Ну, и еще он ключи мне оставил.

И все же я решительно его не понимала. Откуда такая щедрость? Куда подевались замашки восточного тирана, потенциального гаремовладельца? Где эти демонические взгляды, сверкающие глаза и надменно вскинутый подбородок?

Я гуляла по пустому дому час, и ответов не находила. Зато нашла небольшой бассейн в саду с красивыми плетеными шезлонгами — и холодильник, под завязку забитый продуктами.

Позагорав немного и осознав, что без телефона недолго и со скуки сдохнуть, я переместилась на кухню и решила занять себя готовкой. Когда-то мне очень нравилось изучать новые рецепты, орудовать венчиком и лопаткой, но, во-первых, из-за работы на это почти не оставалось времени, а во-вторых, после того, как я рассталась с парнем, готовить было уже не для кого.

Сейчас же я решила постараться для себя. Врач прописал мне диетическое питание, и я поставила вариться куриный бульон и замесила тесто для хлеба, чтобы испечь свои фирменные маленькие багетики с хрустящей корочкой. Они так пахнут… А если отломить свежую горбушку и обмакнуть в прозрачный ароматный бульон? Можно и гастрономический оргазм заработать!

Поначалу все шло неплохо, но потом слабость вновь дала о себе знать. Такое ощущение, что до этого кто-то удерживал ее на поводке, а тут вдруг она с цепи сорвалась. Я как раз успела сунуть противень с будущим хлебом с духовку и хотела убрать муку, как в глазах потемнело, меня знатно заштормило, будто пол под ногами превратился в десяток скейтов, что разъезжались в разные стороны…

Нет, я не упала, — ухватилась за край стола, зажмурилась, уговаривая вестибулярный аппарат успокоиться, а когда открыла глаза, передо мной уже поднялось огромное белое облако.

Я в ужасе осматривала масштаб бедствия. Как так?! Серкан оставил мне идеально чистый дом, сияющую новенькую кухню, а я в мгновение превратила ее в готовый зимний пейзаж! Мука была повсюду. Припорошила столешницу, варочную панель, даже цветы в вазе, что не так давно украшали интерьер, покрылись белым налетом.

Любой, кто хоть раз в жизни убирал рассыпанную муку, знает: с первого раза она не сдается. Неудивительно, что стоит лишь передвинуть ударение в этом слове на первый слог, и получатся адовы муки. Протрешь тряпкой — и вот она уже превращается в нечто липкое и срочно требующее стирки, а на поверхности все равно останутся мутные разводы.

С моих губ сорвался стон невыразимых страданий. Готовка и так лишила меня сил, — я переоценила свои возможности после жуткой ночи, — и надеялась ненадолго прилечь, пока пекутся булочки. А теперь мне драить кухню до скончания веков…

Стонами и причитаниями делу не поможешь, а потому я собрала волю в кулак, вооружилась рулоном тряпок и вступила на тропу войны с белым порошком. Начала сверху: дверцы и ручки шкафов, подоконник, — да-да, и туда долетело! — цветы, посуда, столешница… Меня прошибал холодный пот, в глазах время от времени темнело, и когда дело дошло до пола, я, плюнув на все, опустилась на четвереньки, чтобы в случае чего падать было не так высоко.

Вот в этой самой коленно-локтевой позе меня и застал щедрый хозяин дома. Или, правильнее будет сказать, арендатор.

Вообще-то я не слышала, как он вошел: все мое внимание было сконцентрировано на швах между напольной плиткой, откуда муку выковыривать сложнее всего. Просто в какой-то момент помимо самой плитки и вездесущей муки я увидела перед собой дорогие мужские туфли.

Медленно подняла голову: над туфлями начинались брюки, за ними — рубашка и, наконец, сердитая физиономия Серкана.

— Что ты делаешь?! — последовал справедливый, но риторический вопрос.

— Убираюсь.

— Тебя только утром выписали из больницы! С ума сошла?!

— Я просыпала муку, — призналась, усевшись на пол и на секунду-другую прикрыв глаза: от перемены положения вестибулярный аппарат устроил мне небольшую качку. — Я пекла хлеб и…

Черт!!! Хлеб! Со всей этой уборкой я начисто про него забыла! Бесцеремонно схватившись за штанину Серкана, я подтянулась на ней, как на канате, вскочила и кинулась к плите. К счастью, мои мини-багетики сгореть не успели. Отпихнув ошалевшего хозяина, я отыскала полотенце, — прихваток поблизости не заметила, — и вытащила противень, с гордостью водрузив его на варочную панель.

Не то чтобы я ждала от Серкана восторженного «Вау!» или кучи комплиментов, но все же надеялась на хоть сколько-нибудь положительную оценку моих трудов. Серкан, впрочем, взирал на меня, как на умалишенную. Точь-в-точь как тогда, у стен больницы, когда он снимал меня с подоконника в разгар неудавшегося побега.

— Что?! — не выдержала тягостного молчания. — Это багеты! Если хочешь, можешь попробовать…

Вместо ответа Серкан молча приложил ладонь к моему лбу, словно желая измерить температуру.

— Сейчас же иди в постель! — скомандовал он.

— Вот еще! У меня тут мука… Закончу с уборкой и прилягу.

— Ты вообще слышала меня? — нахмурился мужчина. — Ты больше не горничная! Марш в постель!

Я обиженно поджала нижнюю губу. Сексист! То я меркантильная шмара, и меня надо наказать работой. То я сама пытаюсь сделать что-то полезное — и опять все не то! Интересно, у них тут в Турции про логику вообще слышали?!

Содрав с себя фартук и швырнув на стол, я гордо вышла из кухни. Пальцем тут больше ни к чему не прикоснусь!

Ворча под нос всякие нелестные эпитеты в адрес Серкана, я уже двинулась наверх по лестнице, но вдруг остановилась. Он ведь так и не сказал, какая именно из спален — моя. Всего их здесь было три, и наверняка какую-то Серкан уже присмотрел для себя. Как-то не улыбалось мне лечь в постель, а потом, как в сказке про мою тезку и трех медведей, услышать знаменитое: «Кто лежал на моей кровати?!»

Развернувшись на полпути, я направилась обратно в кухню, и там увидела нечто, что ввергло меня в полнейший шок.

Серкан мыл пол.

Да-да, я не шучу! И это был не сон, не галлюцинация после капельниц, не игра больного воображения, — я проверила, даже за руку себя ущипнула. Закатав рукава своей, без сомнения, лакшери-рубашки и повязав вокруг талии фартук, Серкан своими собственными руками возил тряпкой по полу, собирая муку.

Я застыла в оцепенении, боясь издать хоть звук. И смотрела, не мигая, смотрела, записывая на жесткий диск памяти каждую деталь этой картины. Потому что знала: ничего безумнее я в своей жизни уже никогда не увижу.