Да, Смерть!..
Шрифт:
Стоит мне выйти покурить на лестницу или же просто (если уж речь идёт о совместной жизни на базе гетеросексуальных отношений) проснуться раньше и выйти покурить на кухню, как я становлюсь кем-то совсем другим. С этим кем-то я тоже нахожусь рядом только до тех пор, пока вокруг меня никого нет.
Некогда Ира Парфенова, в литературной традиции — Лисева, всё говорила как заведённая, как будто это бог весть какое достоинство: «Я умею включаться! Уйду в тебя и не вернусь обратно!» Да, я тоже так умею. До такой степени, что меня никогда не бывает. Я не знаю, кто я. Скорее всего, я бог. (Пишу его с маленькой буквы из врожденной скромности, да и материя
Ещё Ира говорила: «Знаешь, какая я замечательная? У меня бывают оргазмы всех видов: вагинальный, клиторальный и анальный». Она, видимо, мне, юному козлу, намекала, чтоб я её трахнул в попу, но я не отреагировал и, помнится, снова накрыл своей ротовой полостью её, строго говоря, вульву.
Но на самом деле, я точно знаю одно. Рецепт всеобщего счастья (счастья, — в существующих и весьма неполноценных, как и весь окружающий мир, коннотациях) известен только мне.
Хотя, может быть, известен-то он не только мне, но только я несу ответственность за то, чтобы это всё состоялось.
Ну почему бы вам в порядке бреда не допустить, что рецепт всеобщего счастья известен только мне? Я же, в том же порядке допускаю, что я могу ошибаться!
И вот опять и здесь налицо столь свойственная вам нечестность. Я допускаю, а вы допустить не хотите, видимо, полагая, что у вас больше сил и вам ничего не грозит, если вы пропустите меня мимо ушей. Ваше дело. Потом снисхождения не будет. И лучше это сделаю я, чем кто-нибудь другой. Почему? Потому что я добрый.
Да, конечно, если уж суждено девочке когда-нибудь быть дефлорированной, то рано или поздно кто-нибудь, да сделает это, но моя первая женщина и много лет спустя безо всяких к тому меркантильных причин утверждала, что счастлива тем, что женщиной её сделал я. Кстати, сам, будучи девственником. Приводила примеры из жизни подруг.
Поэтому надо понять две вещи: то, что я говорю — это святая правда и, второе, — у вас нет выбора. Выбор есть только в одном. Будет вам больно и страшно или же нет. Если со мной, то больно не будет. Обещаю…
Сейчас проснётся LL, и я стану другим человеком. Завтра поеду к маме. Тоже в ином качестве. Четвёртый я на днях поеду с Костей Аджером забирать «комбики» из музыкального магазина («безнал» вроде как состоялся). Пятому нельзя забывать о том, что надо бы справиться о здоровье другого моего компьютера, находящегося в гарантийном ремонте, ибо его надо забрать. Забрать для того, чтобы продать. Нет вариантов.
Шестому хочется прижать к себе глупую неразумную A. Она страшно глупая. Совсем ребёнок в эмоциональной сфере. Надоело врать, что это не так, хотя этим отличаются все женщины. Шестому хочется, чтобы ей не было больно.
Седьмому хочется, чтобы не было больно LL. Он хочет прожить с ней всю жизнь, несмотря на то, что любому Гурину ясно, что это будет, извините за выражение, бог знает что.
Восьмой хочет Еву. Один разочек. Ева старше. Ева живёт в Тель-Авиве. Острые глаза. Зов крови. Четвёртой части её.
Девятый всё отрицает…
22
Принято считать, что говорить, а тем паче писать, имеет смысл лишь то, что может быть интересным другому человеку. Но другого человека столь бесконечное множество, что о том, что может быть ему интересно, а что нет, бесполезно даже задумываться. Кроме того, сами по себе понятия «интересность» или «неинтересность» слишком разбросаны. И спасибо, что не по полу казённой квартиры! Короче говоря, куда ни плюнь — везде какая-то чепуха и «выхода нет», но сие не беда и уж тем паче не горе.
Почему LL
показалось однажды, что я её ненавижу? Если я и ненавижу кого-нибудь, так только ту часть себя, которую не могу определить или даже для начала хотя бы выявить.Я опять потерял ключи. LL права. Если быть точным, сначала я подумал, что потерял ключи, а потом за эту мысль, действительно потерял их.
Люди же не любят меня только и исключительно за то, что абсолютно исчерпывающими знаниями обо всех мирах обладает не то, что кто-то другой, а не они сами (это-то ладно, — им подобные знания не упали и на хер!), но человек, выглядящий по их мнению не так, как следует, по их же представлениям, выглядеть человеку, обладающему всей полнотой Знания. Они никогда не простят мне этого. Не простят того, что существуют лишь в моей голове. Меня же существование моё в их головах не смущает нисколько.
23
(Бордоровый Коленкор)
Сегодня, 26-го апреля 2003-го года, в том же самом газетном киоске, что и 29-го марта, я снова купил тетрадь по цене 15 рублей и сел в маршрутное такси № 114, имея целью своей автопрогулки попадание к метро «Войковская», чтобы вспользоваться им по назначению и рано или поздно оказаться-таки на уроке рок-ансамбля в некоей частной школе, не имеющей ни номера, ни названия.
Предыдущая купленная мной здесь тетрадь была с изображением леопарда на обложке, и я долго думал, прежде чем её купить, потому что тетрадь, что лежала на витрине была вовсе даже с жирафом, и я колебался, поскольку не владел ключом к пониманию того, что может знаменовать жираф в моей жизни.
В той тетради, не обманувшей моих надежд в плане зверя на обложке, ибо, вопреки моим ожиданиям, как, впрочем, и им согласно, зверем оказался всё-таки леопард, а леопард, извините, вполне коррелирует с белой пантерой из моего сна, рассказанного в первой части, — так вот, в той тетради я написал, что это последнее 29-е марта в моей земной жизни, но чисто случайно не указал год.
Сегодня, 26-го апреля 2003-го года, я прошу прощения у тебя, Господи! Мне не дано ещё знать того, каковое знание я хотел себе приписать! И я благодарю тебя, Господи, за то, что ты позволил мне сегодня начать всё сначала.
На обложке этой пружинной тетради не нарисован никто. Просто бордоровый коленкор.
Сегодня, 26 апреля 2003 года, в 16.39 по московскому времени, я начинаю сначала.
Милостию твоей я здоров, чтобы когда-нибудь исполнить волю твою. Я буду исполнять её постепенно, изо дня в день, и когда-нибудь мне удастся сделать то, что я должен сделать. Пока я не знаю точно, что именно, но кое-что известно мне и моей LL – Луне.
Сейчас 16.41. В прошлый раз, когда я начал, было 16.40. За эти две с небольшим недели Ты убедил меня в том, что я всё ещё не имею права делать никаких выводов, связанных с этими цифрами.
Отныне и безо всяких символов я знаю, что ты не хочешь, чтобы я сомневался.
И ещё одно: в этой тетради я должен писать о себе только в третьем лице. Окказиональные случаи употребления первого допустимы только в отношении истинно третьих.