Дабог
Шрифт:
За годы, проведенные в тюрьме, Андрей привык к ней, как к своему родному дому. Смутные воспоминания детства истерлись, потускнели, затем постепенно исчезли совсем. И только звезды, на которые ему удавалось взглянуть из окна коридора, что-то будили в смирившейся с неизбежностью душе молодого заключенного.
Он думал о них, сам не отдавая себе отчета, — зачем и почему. И конечно, никак не мог помыслить, что когда-то сможет полететь к ним…
…Когда в неурочный час сухо клацнул электрозамок камеры и на пороге появился охранник в сопровождении незнакомого офицера в странной, пугающей
Что я такого сделал?!.. – Эта мысль паническим эхом метнулась в голове и тут же угасла под испытывающим, угрюмым взглядом незнакомца.
— Андрей Рощин? — Он заглянул в объемную глубину стереопланшета, который держал в руке. — Приговорен к пожизненному заключению по факту незаконного рождения?
— Да, сэр… — Андрей растерялся, совершенно сбитый с толку таким полувопросительным, скупым перечислением тех сведений о себе, знанием которых мог с уверенностью похвастаться.
— Правительство Джона Хаммера подписало указ о твоем досрочно-условном освобождении с обязательным призывом на воинскую службу. Собирай вещи… — криво усмехнулся он.
Андрей стоял как столб, совершенно ничего не соображая.
— Он что, тормоз? — резко осведомился офицер, смерив Рощина презрительным взглядом и обернувшись к охраннику. — Кого вы мне подсовываете, мать вашу?!
— Извините, сэр, это лучший специалист по управлению серв-машинами в нашей тюрьме! — Охранник злобно и недвусмысленно посмотрел на Рощина. — Он сейчас придет в себя… Одну секунду, сэр!..
Андрей интуитивно понял — нужно подчиниться. Одного он не мог взять в толк, что значит «собирайся»? Все имущество, которым дозволено было владеть заключенному, составляла одежда, а она находилась на нем. И при чем здесь упоминание о серв-машинах и совсем уж неуместное в данной ситуации слово «тормоз», явно отпущенное в его адрес?..
— Я готов, — спокойно произнес он, предупредив грубый окрик служащего тюрьмы, выступившего из-за спины незнакомого офицера.
Тот смерил его недоброжелательным взглядом, в котором читалось злорадное предвкушение.
— Ты что, не рад? — внезапно спросил он. — Тебя выпускают на СВОБОДУ, понял?
Андрей кивнул, одновременно пожав плечами.
Офицер, искоса наблюдавший за этой сценой, вновь перевел злой вопросительный взгляд на охранника.
Служащий тюрьмы отвернулся от Рощина и тихо произнес:
— Сэр, вас никто не обманывает. Это действительно очень грамотный специалист. У него высшая категория допуска к управлению механизмами по системам виртуальной связи. Просто он не понимает, о чем идет речь.
— То есть как «не понимает»? — хмуро переспросил тот. — Мне казалось, что каждый заключенный мечтает вырваться на волю. Или это не так?
— Все правильно, сэр. Но посмотрите на статью приговора.
— Да, я читал. Незаконное рождение. Его мать должна была сделать аборт, но не стала.
— Вот именно, сэр. Его привезли к нам в пятилетнем возрасте.
На лице офицера наконец отразилось понимание сути того,
что пытался втолковать ему охранник. Обернувшись к Рощину, он еще раз оценивающе взглянул на него и внезапно усмехнулся:— Ну что ж, парень, тебе повезло. Теперь ты узнаешь, что такое НАСТОЯЩАЯ жизнь.
Андрей снова хотел пожать плечами, но не стал. В его молчаливой покорности присутствовало непонятное офицеру здравое, рациональное начало. Тюрьма тоже научила его кое-чему. Поживем — увидим, говорили его глаза с мелкой сеточкой разбегающихся по углам морщинок.
За шестнадцать лет заключения он привык делать выводы только из конкретных, неоспоримых фактов…
…Через минуту или две все пространство поляны напоминало собой развороченный механический муравейник: огромные серв-машины, исчадия высоких технологий военно-промышленных комплексов Земли, в тесноте спускались с аппарелей, выворачивая центнеры земли трехпалыми ступоходами, нервно вспыхивали соприкасающиеся защитные поля, визгливо всхлипывали приводы, глухо вибрировала броня…
Наконец в механической толчее наметился какой-то порядок — машины образовывали звенья, делясь на тройки.
Аппарели посадочных капсул начали закрываться, смыкая лепестки в непробиваемый монолит обшивки, и через некоторое время на поляне опять возвышались пять исполинских «яиц» с шершавой, шелушащейся окалиной броней.
Головная серв-машина исчезла во тьме.
Вслед за ней двинулось первое звено, за ним второе, третье повернуло правее, четвертое влево, и пошло… пошло…
Поляна начала пустеть. Темный лес, меж стволов которого гнездился мрак, проглатывал многотонные шагающие машины, и лишь визг серводвигателей некоторое время еще доносился из чащи, обозначая направление, в котором скрылся механический легион захватчиков.
Глава 12
Усадьба Полвиных.
Одиннадцать часов вечера
Ольге этой ночью не спалось вообще. Она честно погасила свет, разделась, легла в постель, но не чувствовалось в теле той сладкой истомы, которая предполагает возможность быстро и приятно отойти в мир снов.
Наоборот, стоило закрыть глаза, как в голове одна за другой начинали возникать разные мысли. И что хуже всего, этим злополучным вечером в ее сознании толклись вопросы, на которые никак не находилось нормального, понятного ответа…
Через полчаса, измяв подушку, скомкав одеяло, она не выдержала.
В эту ночь все казалось чужим, раздражающим. Даже попискивание электронных часов, отмечавшее каждые прошедшие тридцать минут, и то вызывало внутренний протест.
Лежать, слушая тишину, в которой тонкий зуммер исправно отмечал некие временные вехи, оказалось невыносимо. В первый раз она столкнулась с таким явлением, как бессонница, и это состояние показалось ей ужасным…
Ольга откровенно не понимала — что происходит с ней?!. Почему внутри нет прежнего покоя? Почему жизнь, казавшаяся такой понятной и приятной, вдруг стала удивительно похожа на скомканную простыню?