Дачница для сбежавшего олигарха

Он делал это и был при этом чертовски обаятелен, если ни сказать, что притягателен в своем летнем образе и сквозящей в движениях уверенностью.

— Самую малость, — подтвердил он, коснувшись ее губ в легком поцелуе, — компенсирую безрадостное, полное воздержания утро.

— Что прости?

— И ночь, и вечер, и день рядом с красивой женщиной.

Березин порадовал ее этим признанием, заставил весело хмыкнуть ему и, по правде говоря, успокоил вдруг поднявшуюся тревогу, потянув к стойке с невозможно позитивным хостесом.

— Ты заказал столик? Когда успел?

— Нет, — успокоил Таню ее спутник, — это сделал мой помощник.

Ковалевская решила не вспоминать и никак не комментировать прежнего поведения его ассистента. С похмелья плохо всем. Еще она надеялась на то, что истеричка мужского пола сделала соответствующие выводы, вспомнив о том, что нельзя судить людей по одежке, даже если это принято в том мире, в котором он живет.

— Сейчас к нам присоединится мой хороший знакомый, — заговорил Березин, сев за стол и дождавшись, когда прекратится звон часов на площади. — Я договорился с ним еще позавчера, что тот позвонит мне, как только узнает все о твоем Коврове.

Их проводили за столик, выдали лаконичное меню, больше похожее на журнал, оформленное в несколько старомодном стиле — соответствующие шрифты, окончание на твердые знаки и без картинок. Таня закрыла его, едва начав перелистывать страницы.

— Он — не мой.

В нее закралось нехорошее впечатление, что Березин вновь проверяет ее.

— Без «уже»?

— К счастью — да, — подтвердила она, наблюдая за выражением глаз Олега. — С ним ты хотел встретиться накануне?

Градус хорошего настроения задрожал, став терять позиции и пополз вниз. Вот так оказывается выглядит романтика в его мире — то, что ярко и необычно для нее, для него обыденность и только.

— Да.

Мир перестал искриться, померкли краски, вернув Ковалевскую в сумеречную реальность. Стало неуютно и зябко. Она пожалела, что решила выгулять платье с открытым верхом, захотелось, как в самолете взять и попросить у официанта теплый плед.

— Ты не мог сделать этого без меня?

Березин смотрел на нее прямо и открыто. Он не был злодеем или плохим человеком. Просто он привык поступать так — проверять, испытывать и получать что хочет даже если это находилось где-то внутри человека.

— Или тебе надо видеть мою реакцию на каждое мое слово?

Она кивнула больше самой себе, осознав, что это и есть правильный ответ, и вновь углубилась в изучение меню. Есть резко расхотелось, желудок так и вовсе скрутило от предвкушения «встречи», буквы спутались, превратив название блюд в абракадабру.

— Тебе не хочется знать правду и наконец распутать этот узел?

Она дернула плечом, теперь уже разглядывая цветы похожие на гортензию, перебирая в уме названия растений. Это было защитной реакцией. От немедленного отклика ее избавил, появившийся Павел Кротов.

— Для вас просто Павел, — представился он, коснувшись ее руки в галантном поцелуе.

Глаза у этого «просто» были такие же колючие, как у Волкова. Они искрились и выхватывали. Кротов улыбался ей, а вот его светло-карие глаза — нет. Он был из стаи властных доберманов, всегда готовых броситься и растерзать, даже несмотря на то, что мгновение назад разрешил потрепать себя по холке. Кажется, что и пах Кротов точно также, как Волков — резким парфюмом без намека на сладость и с обязательной ноткой ёлки.

— Простите, — Таня поднялась из-за стола, отодвинув плетеное кресло и осознав, что не выдержит так и секунды. — Мне нужно выйти!..

Она не сказала: «на воздух» — на открытой террасе ресторана этого добра было в избытке. Ковалевская подошла к Олегу, осознав, что не зря весь день пребывала в хорошем настроении — это-то и помогло ей быть сильной, легкой и уверенной в данную минуту. Все было почти что понарошку.

— Я тебя люблю, — прошептала она Олегу на ухо, подойдя к нему со спины, склонившись и обняв за шею, — но даже для тебя я не могу сделать это. Прости!

Она отпрянула через мгновение, ощущая, что осталась прежней. Ее лицо не перекосило и не свело от грусти, от сожаления или от горечи, что все складывается вот так. Мир, в котором жил Березин был похож на плотный гель, а ее — на простую воду, и первый выталкивал ее, не принимая. Тогда, как Березин, закаленный постоянным сопротивлением, одинаково хорошо ощущал себя и здесь там.

— Тань! — раздалось где-то далеко позади. Кричали кому-то другому. Не ей.

— Таня!

Однажды, она решила, что не даст унижать себя и делать больно, даже тем, что казалось уже не болит, воспоминаниями ее жизни и ее маленького женского позора. Наверное, только сейчас она в полной мере осознала затаенный смысл этой фразы — в первую очередь нельзя поступаться собой, а уж потом переносить это убеждение на окружающий мир и находящихся в нем людей. Она не могла сбежать от Волкова и прекратить все это, но с Березиным это было в Таниной власти.

— Ковалевская!

Таня толкнула дверь, и та не поддалась ей. Она оглянулась на кого-нибудь кто смог бы помочь ей, точно помня кого-то похожего на швейцара, но не нашла никого, а потом увидела Кротова, но только за стеклом, на улице, внимательного, а через секунду повернувшегося к ней спиной.

— Таня!! Рыжая, черт бы тебя побрал!

— Что? — она повернулась, к схватившему ее за руку Олегу. — Что, Березин?! Что?!

Он тянул ее к себе, подальше от выхода, а Таня смотрела на него, воскликнув, и сбилась, забыв, поглощенная увиденным. В считанные мгновения на его лице промелькнули выражения злости, тревоги и растерянности, ищущий взгляд сменился на спокойный, ушло напряжение в плечах вместе с коротким и шумным выдохом. Они вновь остались вдвоем, в огромном универмаге с тысячами бродящих по нему людей, как тогда на палубе, веранде, на маленькой кухне в летнюю ночь. Она вновь превратилась в центр мира и не смогла преодолеть этого ощущения.

— Не уходи! — проговорил тот громко, наверное, даже громче чем сам хотел этого. — Не надо делать этого!

Скорость — никогда не была ее самым сильным качеством, однако, Олег выглядел запыхавшимся, он перевел дыхание и даже покачал головой, словно поражаясь чему-то, оглядел искрящееся пространство вокруг и «вернулся» к ней.

— Я не вернусь и не стану слушать этого, даже если твои дела касаются меня! Нет! Нет! Нет!

Таня качала головой.

— Ты мог рассказать мне все сам, потом! Я знаю достаточно, Олег!..

Она легко призналась ему в любви, как дышала или как принимала солнечное тепло и не жалела об этом. Но с нее достаточно! Ее прошлое должно принадлежать ей, хотя бы в ее представлениях.

— Я не договорил, — перебил ее Олег, взяв ее за левую руку. — Не надо поступаться собой даже ради меня, оставайся такой же!

Он притянул ее к себе еще ближе. Таня поняла, что тот удивил ее этим признанием.

— Я тебя люблю, — проговорил он, не выпуская из плена своих глаз. — Рядом с тобой я дурак чаще, чем обычно и могло бы быть.