Дадли. Не сыграть ли нам в…

В субботу ситуация стала выходить из-под контроля. Двадцать четыре письма адресованных Гарри пробрались в дом, будучи вложены внутрь каждого из двух дюжин яиц, которые тетя Петуния приняла из рук крайне озадаченного молочника. В них уже были вложены закладки на неприязнь ко мне. Дадли улыбнувшись, сказал, что и его грибочкам нужно подкрепиться и забрал письма с собой.

В воскресенье наш дом просто завалили письмами, посыпавшимися из камина. Мы надеялись, что в воскресенье нам дадут нормально позавтракать, но это у нас не получилось, поэтому разделив письма, мы улучшили нашу ментальную силу.

В понедельник мы прибрали гостиную от бьющихся предметов и стали ожидать писем. Что ж, нас не разочаровали, и после уборки и сортировки мы насчитали сотню писем с одним и тем же текстом. Не считая того, что письма валятся из всех дыр и засоряют комнату, было не так и плохо. За счет чужой силы мы становимся сильнее, а так же у нас есть тема для разговора за завтраком о глупости магов.

Ночью меня разбудили удары во входную дверь. Сегодня я снова спал в чулане, так как на улице началась гроза, и сложно было бы объяснить, почему я сплю в палатке в такую погоду. Удары продолжали разноситься по всему дому, становясь с каждым разом сильнее. Выйдя из чулана, я увидел остальных, стоящих на лестнице, а Вернон сжимал в руках ружье.

— Пап стреляй сразу, как выломают дверь! У нас в доме женщина с двумя детьми, тебе за самооборону ничего не будет!

Прокричал Дадли в шуме от ударов и грозы за окном. В это время удары по двери прекратились, а после раздался сильный удар, выбивший входную дверь. Из-за вспышки молнии мы увидели в проеме огромную фигуру, в которую дядя Вернон тут же выстрелил. Великан покачнулся и отступил на пару шагов назад, а после зашел к нам в прихожую.

— Дурсль!..

Не знаю что он хотел сделать, но выскочивший Дадли схватил вытянутую руку великана и простым приемом отправил ее обладателя на пол. Кряхтя, мужик с большой черной бородой присел на полу и осмотрев нас спросил.

— Это, чайку можно, а? Измотался как собака.

После он поднялся и переместился на диван.

— Ага, вот и Гарри!

Воскликнул великан. Я заглянул в суровое, дикое, темное лицо и увидел морщинки вокруг улыбавшихся глаз-жуков.

— Я тебя во-о-о-от таким помню.

Показал руками великан.

— Скажи-ка, вылитый папаша, а глаза — мамкины.

Дядя Вернон со скрежетом втянул воздух.

— Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом, сэр! Вы врываетесь… вторгаетесь…

— Отстань, дубина.

Отмахнулся гигант; перегнулся через спинку дивана и хотел схватить ружье, когда увидел на пути улыбающегося Дадли, после чего отдернув руку, вернулся к разговору со мной.

— Короче, Гарри, поздравляю с днем рожденьем! Вот, притащил тут тебе кой-чего, только, кажись, примял по дороге, ну, ничего, все одно вкусно.

Из внутреннего кармана черного плаща он вытащил слегка помятую коробку. Я дрожащими пальцами открыл ее и обнаружил внутри большой липкий шоколадный торт, на котором зеленой глазурью было выведено: «С днем рождения, Гарри!» Задрав голову, посмотрел в лицо огромному человеку. Я хотел сказать спасибо, но слова застряли в горле, и вместо «спасибо» прошептал:

— Вы кто?

Великан хохотнул.

— Точно, не познакомились. Рубеус Хагрид, привратник и дворник в «Хогвартсе».

Протянув невероятную ладонь, он целиком вобрал в нее мою руку и сильно потряс.

— Ну, как с чайком-то?

Напомнил он, потирая руки.

— Кстати, ежели чего покрепче, тоже не откажусь.

Его взгляд упал на пустой камин. Он фыркнул и склонился над камином; никто так и не увидел, что же он сделал, но, когда спустя секунду гигант разогнулся, за решёткой уже полыхал веселый огонь. Великанище развалился на диване, который просел под его тяжестью, и начал выкладывать из карманов плаща разные вещи: медный чайник, скользкую упаковку сосисок, кочергу, заварочный чайник, несколько обколотых кружек и бутылку янтарной жидкости, к которой он основательно приложился.

— Наглость второе счастье.

Сказал с улыбкой кузен.

— Похоже, нам придется принять незваного гостя и узнать чего ему нужно.

После успокоив Вернона и направив его с тетей Петунией наверх, уселся на лестнице.

— Извините, я так и не понял, вы кто?

Гигант основательно отхлебнул из чашки и утер рот тыльной стороной руки.

— Зови меня Хагрид, как все. Я уж говорил, я — привратник в «Хогвартсе» — ты, яс'дело, знаешь про «Хогвартс».

— Читал в учебнике, да и тетя Петуния рассказывала.

Похоже, не такого ответа от меня ожидали. Поэтому побегав по комнате своими глазками, он задал другой вопрос.

— А сам-то ты чего, никогда не спрашивал, где твои предки всему обучились?

— Чему всему?

— Ты знаешь про наш мир, я говорю? Твой мир? Мой мир? Мир твоих родителей?

— Какой мир?

— Как же это ты не знаешь про мамку с папкой! Они ж знаменитые! И ты — знаменитый!

— Что? Разве мои… мои мама с папой знаменитые?

— Не знает… не знает…

Хагрид, запустив руку в волосы, уставился на Гарри с неподдельным состраданием.

— И тебе не сказали, кто ты такой?

Тут я окончательно запутался в его вопросах. Он видимо, какой то сумасшедший, а с ними нужно спокойно разговаривать и на все соглашаться.

— Я Гарри. Гарри Поттер.

— Гарри! Ты — волшебник.

— Хорошо. Как скажете.

— Волшебник, ясно.

Повторил Хагрид, снова усаживаясь на диван, со стоном просевший еще ниже.

— И чертовски хороший, если потренируешься, конечно. С такими предками, кем тебе и быть? Ну, чего ж… пожалуй, самое тебе время прочитать вот это вот.

Достав из своей шубы конверт, мне в руки попало надоевшее за эти дни письмо.

— Я уже читал такое, но как я мог ответить, если у меня нет совы?

— Гангрен скоротечный, чуть не запамятовал!

Воскликнул Хагрид, хлопая себя по лбу с силой, достаточной, чтобы перевернуть груженую телегу, и одновременно доставая из очередного кармана сову — настоящую, живую, встрепанную сову, — длинное перо и пергаментный свиток. Высунув от усердия язык, он нацарапал записку, которую я прочитал вверх ногами:

Уважаемый профессор Дамблдор!

Вручил Гарри письмо. Завтра едем за покупками. Погода кошмарная. Надеюсь, Вы здоровы.

Хагрид

Хагрид скатал послание и отдал сове. Та зажала записку в клюве. Потом Хагрид отнес сову к дверям и вышвырнул в шторм. Затем вернулся и сел на диван с таким видом, как будто совершил нечто самое обыкновенное, вроде как поговорил по телефону.

Тут я осознал, что стою с широко открытым ртом — и захлопнул его. Так мы помолчали еще несколько минут, так как он больше не разговаривал, а у меня не было больше вопросов к нему