Дагор Дагорат
Шрифт:
Выйдя за пределы Эдораса который в сравнении с Аннуминасом и тем более Минас- Тиритом казался просто большой деревней, она оказалась на открытых просторах роханской степи. Даже сам воздух здесь был совсем иным. Становилось понятно отчего здешний народ столь истово любит коней и свободную лихую скачку по бескрайним просторам собственных земель. Это было как раз то, что нужно. Ослабленная горем осунувшаяся и похудевшая, она вряд и сейчас сумела бы забраться в седло, но сам дух вольных просторов Рохана, сама его земля, казалось, вытягивали всю черноту и тяжкое бессилие из ее тела и души.
Ныне вся степь была полна шатрами и светловолосыми рослыми людьми. Рохиррим спешили на зов своего владыки. Многие из них взяли с собой
Однако мысли Морейн ныне были куда как далеки от сих высоких материй. Она просто наслаждалась свежим вольным воздухом и не думала ни о чем, очищаясь от ядовитого тумана прошлого. И неважно, что их жизни теперь висят на волоске, что рохиррим ныне зажаты с обеих сторон многократно сильнейшим противником, а далеко на севере пробудившийся владыка мрака, о котором девушка впрочем ничего не знала, уже готовился нанести миру последний смертельный удар. Сейчас ей было не до этого. Сейчас ей было просто хорошо...
***
– Будешь пытать.
– Хелл равнодушно уставился на вошедшего в его камеру Сына Прилива.
Во время их вынужденного совместного похода, князя теней ни на минуту не оставляли одного, двое бессмертных воителя попеременно сторожили ценного пленника. Зачарованные магией полумайра кандалы так и не были сняты, и безжалостный убийца не сумел найти способа ускользнуть от своих пленителей. К постоянной слабости от враждебных его природе чар примешивалась и досадная горечь поражения. Хелл был настоящим мастером боя и практически не знал себе равных. Но воитель в изумрудных одеждах показал ему, что и невероятные, невозможные для смертного возможности танцующего с тенями также имеют свои границы.
К тому же ко всему прочему в душе воина тьмы, который казалось бы давным давно утратил всякую возможность испытывать человеческие эмоции, внезапно возникла непонятно откуда взявшаяся глухая досада на самого себя и собственную жизнь. За время похода он не раз и не наблюдал, как тот, кто поверг его в поединке, подбадривал прочих смертных воинов, которые для Хелла были не более чем расходными пешками. Но изумрудный воитель щедро делился с ними своей силой и никогда и ничем не подчеркивал свое особое положение. Да и второй, угрюмый могучий здоровяк, несмотря на весь свой звериный нелюдимый облик вовсю помогал выхаживать раненых, не гнушаясь, как и сам Сын Прилива менять им повязки и поить водой, тех кто совсем обессилел от ран. В его племени оных бы просто добили, как недостойных жизни...
– Нет, это не по мне.
– Усмехнулся Дуллан, пристально взглянув в холодные серые глаза убийцы. Тот не отвел взора.
– Напротив, я хочу отпустить тебя восвояси. Возвращайся туда откуда пришел или делай что хочешь. Мне все равно.
– Почему.
– В голосе князя теней, наконец, прорезалось нечто отдаленно похожее на любопытство. Своим внутренним наитием он прекрасно чувствовал, что Сын Прилива ему не лжет.
– Ведь я хотел убить тебя и твоего господина.
– Я вижу в тебе свет.
– Просто сказал полумайр.
– Ты больше не враг нам, и убить тебя сейчас когда ты беспомощен я не в силах. Дальше твой выбор. Сам решай, куда тебе идти и что делать.
– Ты не боишься, что обретя свободу, я вновь нападу.
– Прищурился воин тени.
– Теперь я знаю ваши слабые стороны и тайные планы. Что помешает мне выдать их вашим врагам?
– Ты этого не сделаешь.
– Улыбнулся Дуллан.
–
– Ваши обычаи для меня странны.
– Выдохнул Хелл.
– Я зрел, как ты ставишь свою жизнь превыше жизни смертных. Ты служишь смертному, которого можешь легко убить одним ударом, но служишь не по принуждению, а... почему?
– Так велит мне мое сердце.
– Пожал плечами Дуллан.
– Меня учили, что порывы сердца должны быть полностью подконтрольны разуму и воле.
– Нахмурился Хелл.
– А меня учили всегда слушать свое сердце и никогда не предавать свою суть.
– Кто учил тебя этому?
– Мой отец и предвечный дух этого мира. То, что незримо витает над нами и определяет вехи наших судеб... То, частичка чего есть в каждом из нас. И в тебе тоже.
– Я не смогу жить так как ты.
– Покачал головой князь теней.
– Мрак, вложенный в меня Мелькором диктует свои законы, и я не властен над ним...
– Ты гораздо сильнее чем думаешь.
– Улыбнулся Дуллан.
– Нет никаких нерушимых правил. Ты есть то, что ты есть. И лишь ты сам властен над собственной судьбой. Ты и никто иной. А изначальный мрак есть в каждом из нас. Но только мы решаем, давать ему волю или нет. Мы сами.
– Твои слова... они находят отклик во мне... там, в самой глубине...
– Обычно бесстрастное лицо Хелла внезапно скривилось словно от давней застарелой боли.
– Но я не знаю, смогу ли в одиночку справиться с собственным проклятием.
– В таком случае оставайся с нами.
– Как кто?
– Как друг и соратник. Здесь ты обретешь верных союзников, и никто не упрекнет тебя в том, кем ты был в прошлом. К тому же, не стану скрывать, война у самого нашего порога, и нам очень нужны сильные воины.
– Хорошо.
– Выдохнул Хелл.
– Я буду сражаться рука об руку с вами до победы или смерти. Ты вернул мне радость жизни... Вернул огонь... До разговора с тобой я жил словно во сне... И я никогда не забуду этого.
– Вытяни руки, брат.
– Пророкотал Сын Прилива, и едва князь теней сделал это, с силой обрушил свой клинок на сковывавшие запястья узника зачарованные кандалы. Волнистый клинок легко рассек магическую сталь, и оковы опали, прямо на глазах рассыпаясь прахом.
– Теперь мы братья.
– Улыбнулся сын Оссэ, и Хелл робко и несмело, совсем не так как подобает безжалостному, не ведающему страха и сомнений воину теней, словно стесняясь столь непривычного для него выражения эмоций, улыбнулся ему в ответ.
***
– Сегодня все решится.
– Анор нервно стиснул ладони. Уже порядком позабытое ощущение их целостности и силы вернулось вновь, и владыка Гондора от души наслаждался этой пусть и небольшой радостью. Благо в нынешних обстоятельствах поводов для веселья у них было не так уж и много...
Ритуал Дуллана дунадайн запомнил на всю свою оставшуюся жизнь. Полумайр просто подвел его к реке, что протекала неподалеку от города, взял его за руку, а вторую опустил в еще по весеннему прохладные воды Снежицы. И Анора пронзила боль. Она была столь острой и нестерпимой, что могучий витязь едва не заорал в голос, лишь колоссальным усилием воли сдержав крик. Лицо сына Оссэ тоже перекосило от чудовищного внутреннего напряжения. Было видно, что волшба дается ему очень нелегко.