Дахштайн
Шрифт:
– Я никого не трогаю, просто сижу, – спокойно ответил ему, пожав плечами. Страха я не испытывал, хотя близость церковника настораживала.
– Сегодня последний раз, когда я тебя вижу, – отрезал падре.
Мне до зуда в пальцах захотелось провести измененным черным ногтем по кадыку, выпирающему над белой колораткой [52] , чтобы он заткнулся. Представил, как кровь хлынет и зальет рясу, как падре выпучит глаза и хватится руками за горло.
– Я буду приходить, когда захочу, и лучше вам, падре, меня не злить!
52
Колоратка
– Демоническим прихвостням здесь не место! Первое и последнее предупреждение.
Я порывисто повернулся к нему, низко зарычав. Святой отец довольно резво для своего возраста вскочил со скамьи, будто она была раскаленной плитой. Кутаясь в рясу, он поспешил оставить меня.
– Хорошего дня, падре! – крикнул я, забавляясь его бегством.
Затем как ни в чем не бывало кивнул проходящим мимо прихожанам, которые гуляли по склону после мессы. Закинув руки на спинку скамьи и вытянув ноги, я просидел так до заката.
На следующий день снова пришел к лавке, которую уже считал своей. Вот только насладиться местом уже не смог. Падре освятил скамью. Подозреваю, он проделал это со всеми деревянными изделиями на пике. Правильно освятил, и теперь скамья жгла меня. Не больно, но достаточно ощутимо.
Я сжал кулаки так, что они побелели. Я не собирался спускать святому отцу наглую выходку. На меня накатывали волны гнева, грозя затопить. Перед глазами поплыли цветные круги, а из фаланг пальцев показались когти.
Я размял плечи и шею. Засунув руки в карманы, буквально заставил себя уйти, потому что у меня появился план. Возвратившись в отель, прошелся по холлу и коридорам. Лилит снова закрылась у себя в апартаментах, чтобы скользить по зеркалам, поэтому у меня появился запас времени, когда моего отсутствия никто бы не хватился.
Я влетел на парковку и завел еще не успевший остыть мотор «Мустанга». Открыл окна в салоне, впуская свежий воздух, и понесся. Мороз приятно холодил кожу, а предвкушение заставляло ускоряться. Да-да, я отступил, чтобы вернуться в Хайльбронн ночью.
Шаг. Еще один. Я легко толкнул ладонью дверь, переступая порог. Тело слегка обожгло, но боль оказалась терпима и придавала еще большей злости. Я ощущал прилив бурлящей силы, которая бежала по венам жидким огнем.
Церквушка была небольшой настолько, что сделай я двадцать шагов в одну сторону – уперся бы в противоположную стену, учитывая, что это большая прямоугольная часть. Где-то за одной из низких дверей, ведущих из главного зала, должен был спать святой отец.
Я приблизился к купели возле входа. Опустил пальцы в святую воду, чувствуя легкое покалывание, словно от тока, и приложил ко лбу, затем к правому и левому плечу. Взгляд упал на крест в человеческий рост, который висел на стене за алтарем. Скорбное выражение на лице Христа позабавило, и я встал прямо, раскинул руки ладонями к залу, копируя распятого, склонил голову и злорадно улыбнулся.
Святоши! Бесят. Где их Бог, когда их убивают? На облачках спит? Кожа на руках покраснела и покрылась мелкими язвами. Я почувствовал зуд под одеждой и взбесился еще больше. Первую из трех маленьких дверей выбил ногой. За ней оказалась хозяйственная утварь. Вторая служила уборной. А третья отворилась сама, из темного проема выступил падре в ночном колпаке и клетчатой флисовой пижаме.
– Exorcizo te, immundissime spiritus, omnis incursio adversarii, omne phantasma, omnis legio, in nomine Domini nostri Jesu Christi eradicare [53] … –
голос святого отца дрожал то ли от гнева, то ли от страха.53
Текст на латыни, взят из короткого Романского ритуала экзорцизма (изгнания демона).
– Довольно! – я искренне смеялся.
– Что забыл ты в храме Божьем?
– Здесь Бога нет. По крайней мере, в данный момент, – я запрыгнул на алтарь и, поерзав, почти лег на него, облокотившись на деревянную подставку для Святого Писания.
Падре, трясясь, взял в руки крест, висевший на шее, и снова начал шептать на латыни формулу изгнания, которую учили на кафедре экзорцизма при Ватикане.
– Не утруждайтесь. Это так не работает, – махнул я рукой и доверительно добавил: – Я не совсем демон.
– Кресты дрожат, когда ты проходишь мимо церкви, а значит – демон! – крестясь, выпалил падре.
– Как мало вы знаете о демонах, падре, а еще учите других. Нехорошо, – издевательски поцокал языком.
Адреналин переполнял вены, грохот в ушах заглушал все остальные звуки. Я чувствовал напряжение и боль в мышцах.
– Восстановите скамью, на которой сижу каждый день, и забудем о вашей выходке.
Я поднялся с алтаря и мгновенно подлетел к священнику. Нужно было заканчивать, тело горело и жгло невыносимо, мне хотелось завыть. Я схватил падре рукой за горло, ладонь обожгло, будто сунул руку в костер и тут же отдернул.
– Я никогда не потерплю такую мерзость, как ты, рядом с домом божьим! – выплюнул мне в лицо пожилой священник.
Это стало последними словами падре. Зарычав, как бешеный пес, я схватил его за голову и поставил большие пальцы на глаза. Падре трепыхался, как антилопа, когда ей вцепился в горло ягуар: зная, что умрет, и ведомая животным ужасом. Он бил руками по моим плечам и лицу, но что мог сделать старик против такого существа, как я? Мои пальцы давили и давили, пока в глазницах уже мертвого священника не осталось ничего. Бросив того на пол, пошатываясь от боли, я кое-как вышел из церкви. Напоследок кинул взгляд в зал: ничто там не указывало на мое присутствие. Лишь легкий едва заметный грязновато-желтый осадок на гладком дереве пола. Сера. Ну и черт с ней. Оставлю дверь открытой, ветер унесет все за ночь.
Я встал недалеко от порога и задрал голову, глубоко вдыхая морозный альпийский воздух. Звезды мерцали на ясном небе, и на эту красоту, казалось, я мог смотреть вечность. Тело приходило в норму после церкви, язвы на руках понемногу затягивались.
– Ну и где твой Бог, а? – зло спросил я мертвого падре, обернувшись в сторону церкви, но никто мне не ответил.
Убийство не принесло экстаза, как это бывало в отеле. Святоша уничтожил для меня этот пик. Теперь я не смогу здесь появляться, потому что нового падре, присланного на место покойного, также заинтересует моя не совсем человеческая сущность.
Я запрокинул голову и смотрел в бесконечное звездное небо, думая о том, что хотел бы быть свободным. Свободным от Лилит и Фера Люция. Рыжая хороша, очень, и то, что мы делали с постояльцами, было сладким десертом, но, кажется, я уже большой мальчик и способен самостоятельно выбирать блюда.
Я поднял руку, чтобы почесать место за ухом, и нащупал демоническую печать. Она вернулась.
Глава 18