Далекие часы

— Как оказалось, я была не права. Это была его история. — Она криво усмехнулась не без желчи. — Даже если тогда он не знал об этом.

Я окончательно смутилась. Как он мог не знать, что это его история, и как она могла считать иначе? Во всем этом не было смысла.

— Во время войны у меня была знакомая. — Перси Блайт села за отцовский стол и положила руки на подлокотники кресла. — Работала в правительстве; несколько раз встречала Черчилля в коридорах. Он повесил на стену табличку: «Имейте в виду, что в этом здании нет места депрессии и нас не интересует возможность поражения. Ее не существует».

Мгновение Перси сидела, вздернув подбородок и чуть сузив глаза, в окружении собственных слов. Благодаря аккуратной стрижке, тонким чертам лица и шелковой блузке за пеленой табачного дыма она казалась почти такой же, как во времена Второй мировой.

— Что вы думаете об этом?

В подобные игры я играть не умею, никогда не умела, в особенности в загадки, которые даже отдаленно не связаны с темой беседы. Я уныло повела плечами.

— Мисс Берчилл?

Я вспомнила статистику, которую где-то прочитала или услышала: частота самоубийств резко падает во время войны; люди слишком заняты выживанием, им некогда много размышлять о том, как они несчастны.

— Мне кажется, во время войны все иначе. — Я невольно повысила голос, выдавая свое смущение. — Другие правила. Наверное, депрессия сродни поражению на войне. Возможно, Черчилль имел в виду именно это.

Она кивнула, на ее губах блуждала ленивая улыбка. Она специально создавала мне трудности, и я не понимала почему. Я приехала в Кент по ее распоряжению, но она не позволяла мне брать интервью у ее сестер, не отвечала прямо ни на один мой вопрос, а предпочитала играть в кошки-мышки, причем мне неизменно выпадала роль жертвы. С тем же успехом она могла оставить Адама Гилберта. Он уже взял интервью и мог больше не докучать сестрам. Мое смятение и разочарование были такими сильными, что я не удержалась и спросила:

— Почему вы предложили мне приехать, мисс Блайт?

Похожая на шрам бровь стрелой взметнулась вверх.

— О чем вы?

— Джудит Уотерман из «Пиппин букс» говорила, что вы звонили. Что вы велели назначить именно меня.

Уголок ее рта дернулся, и она уставилась на меня; всю редкость подобного взгляда понимаешь только тогда, когда он направлен на тебя. Когда он властно проникает прямо в душу.

— Сядьте, — скомандовала она, как будто я была собакой или непослушным ребенком.

Ее голос был таким хрупким, что на этот раз я не стала спорить, отыскала ближайший стул и покорно на него опустилась.

Она постучала сигаретой по столу и прикурила. Глубоко затянулась и выдохнула, разглядывая меня.

— Вы изменились.

Перси положила свободную руку на живот и откинулась в кресле. Так ей было удобнее меня оценивать.

— Не уверена, что понимаю вас.

Анатомируя меня, она сощурилась; водянистые глаза осмотрели меня сверху вниз так пристально, что я поежилась.

— Да. Вы уже не такая бойкая. Как в прошлый визит.

Опровергать очевидное я не стала.

— Да. — Руки угрожали пуститься в пляс, и я скрестила их на груди. — Извините.

— Не извиняйтесь. — Перси вздернула сигарету и подбородок. — Такой вы мне больше нравитесь.

Еще бы. К счастью, прежде чем я столкнулась с невозможностью придумать ответ, она вернулась к моему первоначальному вопросу.

— Я велела назначить вас в основном потому, что моя сестра не потерпела бы в доме незнакомого мужчину.

— Но мистер Гилберт уже взял интервью. Ему незачем было возвращаться в Майлдерхерст, если это не нравилось Юнипер.

Лукавая улыбка вернулась.

— А вы умны. Хорошо. Я на это надеялась. После первой встречи я еще сомневалась, а иметь дело с идиоткой мне не хотелось.

Я разрывалась между «Спасибо» и «Пошла ты к черту» и в качестве компромисса прохладно улыбнулась.

— У нас мало знакомых, — выдохнула она, — почти никого не осталось. Когда вы явились с визитом и эта Кенар сообщила мне, что вы работаете в издательском бизнесе… ну, я задумалась. А потом вы обмолвились, что у вас нет ни братьев, ни сестер.

Пытаясь проследить ее логику, я кивнула.

— И тогда я решилась. — Она снова затянулась сигаретой и устроила целое представление из поисков пепельницы. — Я знала, что вы будете непредвзяты.

С каждой секундой я ощущала себя все более глупо.

— Непредвзята насчет чего?

— Насчет нас.

— Мисс Блайт, боюсь, я не понимаю, какое отношение это имеет к статье, которую мне поручили написать, к книге вашего отца, к вашим воспоминаниям о ее публикации…

Она нетерпеливо взмахнула рукой, и пепел упал на ковер.

— Никакого. Никакого. Это не имеет к ним никакого отношения. Это имеет отношение к тому, что я собираюсь вам рассказать.

Не тогда ли у меня по коже побежали зловещие мурашки? Или просто порыв холодного осеннего ветра просочился под дверь и дернул замок, так что ключ упал на пол? Перси не обратила на него внимания, и я попыталась последовать ее примеру.

— К тому, что вы собираетесь мне рассказать?

— К тому, что необходимо исправить, пока не слишком поздно.

— Слишком поздно для чего?

— Я умираю, — заявила она, моргнув с привычной холодной откровенностью.

— Мне очень жаль…

— Я стара. Так устроен мир. Я не нуждаюсь в вашей жалости.

Ее лицо изменилось, словно тучи набежали на зимнее небо, скрыв последние остатки солнечного тепла. Она выглядела старой, усталой. И я поняла, что она не врет: она действительно умирает.

— Я схитрила, когда позвонила издателю и попросила назначить вас. Мне жаль, что я обидела того парня. Не сомневаюсь, что он прекрасно поработал. Он настоящий профессионал. И все же я не смогла придумать ничего другого. Я хотела, чтобы вы приехали, и это был единственный способ.

— Но почему?

В ее манерах появилось нечто новое, настойчивость, которая мешала мне дышать полной грудью. Затылок покалывало от холода, и не только от него.

— У меня есть история. Я единственная, кто ее знает. Я расскажу ее вам.

— Почему? — чуть слышно шепнула я, откашлялась и повторила: — Почему?

— Потому что ее нужно рассказать. Потому что я ценю точные сведения. Потому что я не могу больше носить ее в себе.

Мне почудилось, или она взглянула на чудовищ Гойи?