Далекий мой, единственный... [«Не могу тебя забыть»]
Шрифт:
Да какого хрена?! Они должны быть вместе!
И не имеет значения, кто и что скажет, поймут их или не поймут – это все неважно! И если друзья превратятся во врагов, а родные осудят и не примут случившегося – это выводы и решения тех людей, и к ним с Юлькой они не имеют отношения!
Господи! Как все просто!
Он застонал от простоты открывшейся истины, которую не видел многие годы!
Юльке давно уже не шестнадцать лет – ей двадцать четыре! Что он себе напридумывал, какие такие препятствия и «нельзя»! Можно! Можно и нужно!
Это он так испугался своего желания, когда ей было шестнадцать, что долгие
И вдруг, вдогонку, дополняя и углубляя знания, полученные только что, Адорин понял со всей невероятной ясностью, пришедшей как озарение, откуда-то свыше, самое важное!
Если бы он позволил, разрешил тогда, восемь лет назад, себе Юльку – ну, подождал бы, пока ей исполнится восемнадцать, и забрал бы ее себе, – то за физической близостью, невероятным ярким сексом не разглядел бы ее, не пустил бы к себе в душу, не прочувствовал и не понял всей глубины любви к ней.
Ревновал бы каждый миг, ожидая, что она уйдет в мир своих ровесников, привязывал бы к себе сексом, деньгами, детьми – и все равно бы боялся!
Пройдя, как через чистилище, через муки запретного, нереализованного желания и любви, он смог разглядеть Юльку настоящую, узнать как личность, как человека и незаметно, совсем не желая этого, впустить в свою душу, сердце, кровь сильное, глубокое, истинное чувство. Постепенно познавая ее характер за эти годы, привычки, творчество – увидел и попал в унисон, в один музыкальный лад с нею!
И хотел ее всю! До каждой мысли, каждого вдоха, всех ее трудностей и радостей – не довольствуясь уже только физической близостью, а неистово желая полного слияния, – всю!
И не было бы ее любви такой же силы и накала, как его, не было бы Тимки и Юлькиного «Поиска», а может, и «Старушки», и того прозрачного, искрящегося, переливающегося всеми красками потрясающего дня в Праге – много чего не было бы, если б он взял ее в восемнадцать Юлькиных лет!
Адорин мгновенно принял решение! И заспешил, загорелся.
Он заберет ее. Попросит прощения, объяснит, как сможет и что сможет, – и заберет!
Себе! Заграбастает и никуда больше от себя не отпустит! Никогда! Вот прямо сейчас поедет и заберет!
Она должна его простить, понять! Ведь не может не простить? Этого не должно быть! Тогда вся жизнь летит к черту! Юлька простит! Он ей расскажет все-все: про себя, про них, про то, что он сейчас понял и открыл!
Господи, сделай так, чтобы Юлька поняла и простила!
Он быстро оделся и остановился у входной двери, поняв, что, прежде чем ехать к ней, надо сделать одно очень важное дело.
Илья поймал такси, не собираясь садиться за руль, потому что выпил. Он попросил водителя остановиться у супермаркета, купил бутылку дорогущего коньяка, хотел взять к нему закуску – лимоны, шоколад, сыр, что-нибудь еще, – но, постояв перед прилавком, передумал. Он не на посиделки едет, его вполне реально могут послать – ладно с бутылкой пришел поговорить, не получился разговор, ну что ж, а когда еще и закуску принес, это что-то не то – вроде как заранее просим пардону!
По мере приближения к месту, куда он ехал, Адорин становился все более хмурым. Нет, внутри, в себе он хранил ощущение радости, ясности (за столькие-то годы!) и восторга от принятого решения,
но ему предстоял неприятный, трудный разговор. Скорее всего, первый из череды предстоящих объяснений.Дверь открыл Игорь.
– Илья! – обрадовался он. – Вот так сюрприз!
Но, присмотревшись к нему повнимательнее, быстро спросил:
– Что-то случилось?
– Случилось, – признался Илья, – надо поговорить.
– Проходи, чего ты стоишь в дверях! – заторопился Игорь.
Тут вышла из комнаты Марина, услышав их разговор.
– Ильюша, что случилось? Тимка? Родители? – перепугалась она.
– Нет, нет, Мариночка, с ними все в порядке. Мне надо с вами поговорить.
– Проходи в комнату скорее, не пугай меня таким началом! – потребовала она.
– А пошли в кухню, – предложил Илья, – выпьем.
Он протянул Игорю бутылку.
– Илья, ты, в самом деле, говори, что случилось, не томи!
Адорин, сняв пальто и пристроив его на вешалке, прошел в кухню, взял стул, поставил на середине, сел, как на скамью подсудимых. Марина начала было суетиться, вынимая из шкафов какую-то закуску, рюмки, Илья попросил:
– Марин, сядь.
Не зная, что и думать, но заранее испугавшись, она, встревоженно глядя на него, села, прижав к груди рюмки, которые достала с полки. Игорь с Мариной сидели у стены, с разных краев стола, и смотрели на него, отчего ощущение, будто он присутствует на судебном процессе, усиливалось. Илья оперся локтями на ноги, сцепив в замок кисти рук, и с ходу заявил хриплым от переживаний голосом:
– Я люблю Юльку!
– Ну и что, мы тоже ее любим, – не сразу понял Игорь.
– Я люблю ее как женщину. Сильно. И хочу на ней жениться.
– О господи! – воскликнула Марина, бросила на стол рюмки, зазвеневшие и раскатившиеся по столешнице, и прижала ладони к губам от потрясения.
– Та-ак! – протянул Игорь. – И давно?
«Ну вот и началось! – подумал с тоской Илья. – А чего ты хотел? Ты же знал, что все так и будет!»
– Давно, – ответил он. – Сначала я любил ее как сестренку, как дочку, как маленькую девочку, а потом…
– Что потом? – допытывался Игорь.
Он открыл бутылку, не сводя с Ильи взгляда, поставил брошенные Мариной рюмки, налил всем и протянул одну Адорину.
– Я ее захотел! Очень сильно. Когда ей исполнилось шестнадцать лет. И испугался.
Игорь выпил, Адорин тоже, а Марина все смотрела на него расширившимися от потрясения глазами, не отнимая пальцев от губ. Илья кинул на нее быстрый взгляд и перевел его на Игоря.
– Испугался и запретил себе даже думать об этом, потому старался держаться от нее как можно дальше. Она росла, а я влюблялся все сильнее. И запрещал еще жестче.
– Боже мой! – сказала Марина надрывным от переживания голосом, и крупные капли слез покатились у нее по щекам. – Какие же вы идиоты!
Илья не понял – посмотрел на нее удивленно. А Марина пояснила, чуть не рыдая:
– Она ведь любила тебя все эти годы! Зачем же вы столько лет мучаете друг друга?! Страдаете так?!
– Марин, ты что, ничего не имеешь против? – не поверил Илья.
– Да какое против?! – возмутилась она. – С чего? Сначала мы с Игорем думали, это у нее девчоночье, пройдет, а потом увидели, поняли, что она тебя любит по-настоящему, сильно, и мучается, страдает ужасно!