Далекое эхо
Шрифт:
Недалеко от замка Алекс вырвался вперед и вскарабкался по скальному выступу, который во время высокого прилива почти целиком уходил под воду.
– Ну-ка, повтори, сколько он получил?
Брилл даже не задумался.
– Магистру Дэвиду Бойсу, старшему каменщику, была уплачена королевой Марией Гельдрской, вдовой Якова Второго Шотландского, сумма в шесть сотен шотландских золотых фунтов за возведение замка Рэйвенскрэйг. Учтите, что за материалы он должен был расплатиться из этой суммы.
– Что было весьма недешево. В 1461 году четырнадцать брусьев, сваленных на берегах реки Аллен и доставленных в Стерлинг, стоили
– Хорошо, что я взялся за эту работу в супермаркете, – сострил Алекс. – Получил гораздо больше их. – Он облокотился на стену и окинул взглядом утес и замок. – Я думаю, что Синклеры сделали его гораздо красивей, чем он стал бы, не отбрось старушка королева Мария тапочки до окончания стройки.
– Красота в замках не главное. Не для того их строили, – уточнил Верд, присоединяясь к ним. – Главное – надежность и неприступность.
– Какая утилитарность! – сокрушенно воскликнул Алекс, спрыгивая на песок. Остальные последовали за ним и побрели, поддавая носками ботинок мусор, оставленный морем вдоль линии высокого прилива.
Они прошли уже полпути по берегу, как вдруг Верд заговорил с такой серьезностью, какой прежде от него не слышали:
– Мне нужно вам кое-что сказать.
Алекс повернулся к нему лицом и зашагал задом наперед. Другие тоже обернулись взглянуть на Верда.
– Звучит зловеще, – сказал Брилл.
– Я знаю, вам это не понравится, но надеюсь, что вы отнесетесь к этому с уважением.
Алекс заметил в глазах Зигги настороженность. Но подумал, что его другу не о чем беспокоиться. Что бы ни собирался сообщить им Верд, их это не касается. Поглощенному только собой, Верду незачем разоблачать других.
– Давай же, Верд. Мы тебя слушаем, – ободряющим голосом произнес Алекс.
Верд сунул руки поглубже в карманы джинсов и хрипло проговорил:
– Я стал христианином.
Алекс так и застыл с открытым ртом. Он меньше бы удивился, если бы Верд объявил, что это он убил Рози Дафф.
Зигги залился хохотом:
– Господи Иисусе, Верд!.. Я было решил, что последует какое-нибудь жуткое откровение. Христианином?!
Верд упрямо сжал зубы.
– Да. Мне было откровение. И я принял Христа в мою жизнь, как своего спасителя. И я буду очень признателен, если вы не станете над этим насмехаться.
Зигги согнулся пополам от смеха, он держался за живот и не мог остановиться.
– Это самая смешная вещь, которую я когда-либо слышал… О господи, я сейчас описаюсь. – Он прислонился к Бриллу, который тоже ухмылялся от уха до уха.
– Я буду очень признателен, если вы не станете поминать имя Господне всуе.
Зигги взорвался новым приступом хохота:
– О боже. Как это говорится? На небе радость больше об одном кающемся грешнике. [1] Я точно тебе говорю, они там сейчас на райских улицах танцы устраивают: такого грешника заманили.
1
Неточная цитата из Евангелия: «Так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк. 15:7).
Верд
оскорбился:– Я не пытаюсь отрицать, что совершал в прошлом дурные поступки. Но теперь это осталось позади. Я заново родился, а значит, грехи мои изглажены. [2]
– Должно быть, большой утюг понадобился. Что же случилось? – спросил Брилл.
– В сочельник я пошел в церковь ко всенощной, – сказал Верд. – И что-то во мне как бы щелкнуло. Я понял, что хочу омыться кровью агнца. Я захотел очиститься.
– С ума сойти, – только и мог вымолвить Брилл.
2
Там же. «Покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши» (Деян. 3:19).
– Но ты ничего нам не сказал на Новый год, – растерянно произнес Алекс.
– Я хотел, чтобы вы были трезвыми, когда я буду об этом рассказывать. Это ведь большой шаг: посвятить жизнь Христу.
– Прости меня, – промолвил Зигги, немного успокоившись. – Но ты последний человек на планете, от которого я ожидал услышать такие слова.
– Знаю, – кивнул Верд. – Но я говорю их всерьез.
– Мы все равно останемся твоими друзьями, – сказал Зигги, стараясь сдержать ухмылку.
– Если только ты не станешь пытаться обратить и нас, – добавил Брилл. – Я хочу сказать, что люблю тебя, как брата, Верд, но это не причина отказаться от секса и выпивки.
– Любить Иисуса означает совсем иное, Брилл.
– Ладно, пошли, – прервал его Зигги. – Я не могу больше стоять на одном месте: мерзну. Поднимемся на вышку. – И он направился туда. Брилл двинулся за ним. Алекс шел рядом с Вердом. Почему-то ему было жалко друга. Какое отчаянное, глубочайшее одиночество должен был тот испытать, что обратился за утешением к религии. «Мне следовало быть с ним рядом, – подумал Алекс с легким чувством вины. – Может быть, еще не поздно…»
– Странное, должно быть, ощущение, – начал он.
Верд покачал головой:
– Совсем наоборот. Я в мире с собой. Словно вдруг перестал быть квадратной затычкой в круглой дырке и нашел место, в котором мне от века и было положено находиться. Я не умею лучше передать это ощущение. На службу я пошел ради мамы, чтобы она была не одна. Я сидел там, в Эбботшеллской церкви, вокруг мерцали и колыхались огоньки свечей, как всегда во время всенощной. Руби Кристи пела это соло «Тихая ночь»… без аккомпанемента. Все волоски на моем теле встали дыбом, и все вдруг обрело смысл. Я понял, что Бог отдал сына своего единственного за грехи мира. А значит – и мои. Это означало, что я могу возродиться.
– Большое дело, – откликнулся Алекс, смущенный такой искренней, горячей откровенностью. Несмотря на их давнюю дружбу, у него никогда прежде не бывало с Вердом такого разговора. Верд, из всех на свете… Верд, чьим единственным догматом веры было успеть перепробовать как можно больше разного дурмана, пока не умер…
– Что ты после этого сделал? – спросил он. Он вдруг представил себе Верда, бегущего к церковным дверям с требованием отпустить ему все грехи. «Вот было бы унижение, – подумал он. – Такое, о чем после, когда выйдешь из боголюбивой фазы и вернешься к нормальной жизни, вспоминаешь в холодном поту».