Далила-web
Шрифт:
— Последействие, чёрт бы его подрал! — провозгласил я и ужаснулся. Собирался же сказать: «Чипать мой лысый череп!» Вот это номер, чёрт меня возьми совсем.
— Э!.. Эндрю, а не прилечь ли тебе? Как бы не снесло тебе башню, — волновался Штуц. Хороший он парень, хоть и чипанутый.
— Да, я прилягу, пожалуй. Кажется, приболел слегка.
Мне хотелось остаться одному и поразмыслить. Обмозговать всё, что узнал во сне. Но сначала надо было определить, точно ли я уже в реале. Я улёгся. Привычно щёлкнули пружины сетки. Я услышал, как Штуц двигает стулья и бурчит себе под нос, разыскивая в Сети домашнее задание. Всё было как обычно, но это ничего не доказывало. Ну-ка! Я попробовал вызвать консоль — безрезультатно,
Итак. Пока я был подключён к Системе через дримцентр, мой мозг несколько раз атаковали. Все атаки кроме одной я отбил. Но кое-что Система из меня выудила. Что ей стало известно обо мне и моём окружении, можно определить только косвенными методами. «Путём вспомогательных умозаключений», — проговорил я, чтобы осознать лучше. О Кэтчере она не узнала ничего, кроме внешнего вида. Даже разговаривал его призрак не так. «Расхождение в наборе лексем», — отметил я. Стал думать дальше. Теперь о родителях. Коню понятно, что произошло. Они стали искать меня, а нашли червя с моим именем. Он подсовывал им туфту, возможно, даже общался в вирте, прикидываясь мною. Отсюда имя моей виртуальной жены. Салли, а не Далила. О Нике даже речи быть не могло, она ведь так и сказала: «В сети меня нет».
Когда я вспомнил о Нике, у меня мелькнула одна идейка, но я решил заняться этим позже. Вздохнул, подумал, что насморк подхватил конкретный, а всё из-за собственных снежных фантазий. В реале было жарко, в вирте — холодно. Вот и взбесились рецепторы. Теперь у меня с рецепторами проблемы. Не чую ни фига, нос как цементом забило. Это плохо, запахи теперь для меня…
Стоп, остановил я себя. Теперь самое важное. В дриме мне казалось, что от фантома странно пахнет, и я догадался, в чём дело. Что я понял? Цепочка связалась такая: запах, рецепторы обоняния, нервные окончания идут прямо в мозг, минуя таламус, то есть мимо фильтра. Далее. Во сне я вспомнил, что слой отладки льётся напрямую в мозг, точно так же, как запахи. Сеть — эффекторное продолжение мозга. Те же рецепторы. Какие ещё органы чувств воткнуты мимо таламуса? Нет таких. Только обоняние. Стало быть, отладочная инфа из Сети попадает туда же, куда и запахи. В ту же зону мозга. Почему? Это я тоже во сне понял. У слова «чутьё» есть ещё одно значение — интуиция. Годмод! Но это ещё не всё. Эти выводы я и во сне сделал. А вот ещё один, пожалуйста: не было у фантома никакого запаха, я чуял не запах, а попытку взлома. Пока моё сознание было занято разговором с фантомом, Система пыталась хакнуть мозг. Я даже успел различить составляющие части кода. И запомнить. Если она попробует ещё раз… Но она почему-то перестала пробовать. Почему?
Мне стало страшно. Опять она лезет? Я что, ещё сплю? Нет, так нельзя, так и до шизофрении можно доразмышляться. Шизофрения — это что? Я припомнил, что такое шизофрения, попутно из глубин памяти всплыли какие-то обрывки, подхваченные в Сети бессознательно: «вялотекущая шизофрения», «шиза косит наши ряды» и «стою на асфальте я в лыжи обутый, то ль лыжи не едут, то ль я шизанутый». Последействие, как и было сказано. Но о нём потом.
— О дёб потоб, — гнусаво сказал я вслух.
— Чего? — переспросил Штуцер.
— Дичево, — ответил я. — Задибайся.
«Воспаление слизистой оболочки, — подумал я, пытаясь продышаться. — Соплей полон нос, какая уж тут интуиция. Надо заскочить к Нике, у неё в комнате полно всякой фигни, целая аптека. Позвольте, как эта хрень называется, которая мне нужна? Что-то из альфа-адреномиметиков и антиконгестантов. Тетризолина гидрохрорид, к примеру. Чтоб я сдох, если смогу сказать такое с забитым носом. И без того язык сломаешь. Умники, блин, слов напридумывали. Хорошо, что вспомнил, мне нынче чутьё не помешает. Прямо сейчас и пойду к Нике, она сама говорила, заходи, мол, если нужно».
И
тут идейка, мелькнувшая у меня в голове вторым планом, оформилась окончательно.— Дика! — выкрикнул я, вскочил и бросился к двери. Придумал, как определить точно, закончился ли дрим.
Герц его знает, чего я так торопился. Думаю, сразу по нескольким причинам: во-первых, нужно было срочно понять, сплю я или уже проснулся, во-вторых, раздражал насморк, как-то я привык уже принюхиваться, а с забитым носом это плохо получается даже во сне, и в-третьих, просто хотелось увидеть Нику. Даже не могу сказать, почему. Короче, не терпелось мне, поэтому ломился по лестнице на девятнадцатый этаж, не разбирая дороги, и не заметил Лао. Чуть с ног его не сшиб.
— Полегче, Эндрю, — сказал он с обычной своей потусторонней высокомерностью, отстранил меня рукой и поднял коробку с дримодемом, которую выронил от толчка. Лао парень крепкий, если он вас отстраняет, приходится отстраниться. Как ни спешил я, но, увидев дримодем, спросил:
— Ты тоже подписался?
Лао соображает быстро, хоть он и флегматик по натуре; сразу понял, о чём речь. Видать, и сам как раз размышлял на эту тему.
— Да, я подписал договор. Ты знаешь, Эндрю, я против чип-модификации и никогда бы на неё не согласился. Позволяя миру грубо вторгаться в моё «я», я совершаю преступление против себя самого. Чип бьёт моё «я» вдребезги, оглушает и ослепляет. Если мы примем постулат, что я — это мир, получится, что модификация сворачивает мир в кокон и постепенно уничтожает его. Я этого не допущу.
— Хорошо-хорошо, — сказал я, пытаясь обойти стороной этого мудреца. Есть у Лао мерзкая привычка: насядет со своими рассуждениями как раз в такой момент, когда вам невтерпёж, и никак от него не отбиться.
— Нет, ты дослушай, — сказал он, сгрёб меня ручищей за шиворот и толкнул в угол. — Я не могу допустить, чтобы мой мир погиб от грубого вмешательства иллюзорной реальности. Чип ставит нас в неравные условия, — меня и виртуальную реальность. Она может управлять мною, но я не могу управлять ею. Дримодем это неравенство устраняет. Я могу изменить её.
— Да-да, я здаю. Я уже пробовал, — сказал я, пытаясь протиснуться между Лао и стеной.
— Вот это меня и беспокоит, — проговорил он и снова толкнул меня в угол. — Ты уже пробовал. И не только ты. Многие сейчас будут пробовать изменить её в соответствии с собственными представлениями о добре и зле. Особенно будут стараться те, которые считают, что сами они по ту сторону добра и зла. Этого я не могу допустить ни в коем случае.
— Ду и ладдо. Пусти, бде дуждо…
— Дослушай же! — Он толкнул меня в грудь. Я знал, ничего личного у него и в мыслях не было, но решил, — дам-таки ему в рыло, если пнёт ещё раз. Он не унимался:
— Мир — это моё представление о мире, вы пробуете менять моё представление, значит, посягаете на меня.
— Это отдаёт солипсизбоб, — брякнул я. Сам не знаю, откуда взял такое словечко. На Лао оно подействовало сильнее, чем плюха, которой я собирался его наградить. Он отшатнулся, вытаращил на меня зенки и забормотал:
— Вот… Я так и знал… Ты был там, он взломал твой мозг. Это в точности его слова. Отдаёт солипсизмом. Когда он успел? Ведь час назад только… Пока я здесь, он и её тоже!
Положение переменилось. Теперь Лао пробовал смыться, а я его держал.
— Кто взлобал? — спрашивал я, пытаясь затолкать этого увальня в угол. — Её это кого? Что ты здаешь? Говори!
— Бенито, — ответил, вырываясь, Лао. От потусторонности не осталось и следа, зацепил-таки я флегматика за живое. Он говорил возбуждённо:
— С час назад я его встретил. Он тащил к себе модем. Тебя взломал и к ней полезет. Остальные — тоже, но он опаснее. Я должен…
Наконец он вырвался. Лао крепкий парень, если он хочет отстраниться, помешать ему сложно. Я крикнул ему вслед: