Дальневосточный тупик: русская военная эмиграция в Китае (1920 – конец 1940-ых годов)

Наиболее слабыми и малочисленными являлись русские военные объединения в Синьцзяне, регионе, где уровень организационной консолидации эмигрантов был наиболее низким среди других районов расселения русских эмигрантов в Китае.

В октябре 1920 г. в Кульдже был создан т. н. Русский Шанхой – объединение бывших российских подданных в целях оказания материальной и моральной взаимопомощи. Средства Шанхоя формировались за счет пожертвований со стороны состоятельных людей (главным образом, купечества), местного отделения Русско-Азиатского банка и организации увеселительных мероприятий. При Шанхое был открыт лазарет для бедняков, заведовал которым один из наиболее авторитетных членов русской общины, Георгиевский кавалер, полковник Семиреченского казачьего войска Н.Н. Вяткин. Беженцам выдавались денежные пособия (в общей сложности, с конца 1920 до конца 1921 г. – 8900 китайских долл.) [Там же, л. 40, 41].

В окрестностях Кульджи вплоть до 1925 г. сохранялись остатки отряда атамана Дутова, руководимые войсковым старшиной А.З. Ткачевым. Заботясь о своем выживании, дутовцы занимались огородничеством, рыболовством (существовала своя рыболовная артель), выделкой шкур. Была организована собственная пекарня (руководитель – хорунжий Голиков). Процент от любого заработка отдавался в отряд. Несмотря на все попытки обеспечить свою жизнь, материальное состояние отряда было очень тяжелым, «в результате офицеры со своего привилегированного положения были переведены на общий котел, где на обед кипятилась вода с редькой и тонким слоем кунжутного масла». Многие военные в поисках заработка растекались в разные районы Илийского края, в конце 1922 г. в отряде осталось не более 300 человек [АВПРФ, ф. 0100, оп. 10, п. 131, д. 92, л. 34]. Только после того, как в конце 1921 г. отряд получил деньги от уполномоченного представителя Оренбургского казачьего войска при штабе атамана Семенова генерала Н.С. Анисимова²¹⁷, ситуация стала несколько лучше. Были установлены оклады, стало выдаваться суточное довольствие [Ганин, 2006а, с. 387] и т. п.

Вместе с тем, руководство отрядом уже не могло, а может и не хотело, поддерживать дисциплину на высоком уровне²¹⁸. Широкое распространение получило пьянство, особенно среди офицеров. Приезжая в Кульджу, офицеры устраивали там пьяные дебоши, драки, посещали публичные дома, тем самым способствуя распространению венерических заболеваний. Не помогали ни увольнение офицеров из частей, ни запрет на употребление спиртного, ни наказания. В конце концов, в январе 1922 г. было закрыто представительство отряда в Кульдже, выезд чинов отряда в город запрещен [Там же, с. 388]. Возможно, деятельность наиболее разложившейся части дутовцев была одной из причин закрытия китайскими властями в 1922 г. Русского Шанхоя.

Начальник штаба Суйдинского отряда, подполковник П.П. Папенгут, называвшийся советскими разведчиками «столбом на котором отряд только и держится», объединил вокруг себя значительную часть офицеров и сформировал под названием Офицерского союза самостоятельное объединение [АВПРФ, ф. 0100, оп. 10, п. 131, д. 92, л. 42; Наземцева, 2013, с. 95]. Штаб Офицерского союза в середине 1920-х гг. располагался в Толкинском ущелье. В 1928 г. в составе союза находилось 120–130 человек [Наземцева, 2013, с. 95, 97].

К середине 1920-х гг. временные и преимущественно трудовые объединения бывших военных практически исчезли, уступив место более крупным организациям, преследовавшим не только цели обеспечения своих членов заработком, но и объединяя тех, кто не принял советской власти (при этом борьба против советской власти не позиционировалась в качестве одной из целей), обеспечивая поддержание и сохранение корпоративной идентичности, как на общем уровне принадлежности к бывшим военнослужащим Российской армии и флота и Белой армии, так и на узко-корпоративной основе. Одним из средств поддержания групповой идентичности в среде военной эмиграции являлась организация корпоративных мероприятий, связанных с определенными датами и событиями, – полковые, войсковые, училищные праздники, панихиды по погибшим членам корпорации, молебны и т. п. Многие из этих мероприятий находили отражение на страницах эмигрантских газет, особенно «Русского слова» (Харбин) и «России» (Шанхай), наиболее близких к военной среде. Подавляющее большинство членского состава организаций бывших военных было представлено офицерством. В то же время стоит отметить, что значительная часть бывших военнослужащих Белой армии, особенно среди тех, кто прибыл в Китай 1919–1920 гг., или находились здесь на протяжении всей Гражданской войны, не являлись членами военных объединений. Такая ситуация была особенно характерна для Синьцзяна и Маньчжурии, где за пределами крупных населенных пунктов (Харбин, Мукден, Чанчунь) практически никаких организаций бывших военных не существовало.

Глава 6. Эмигрантские военно-политические центры Европы и проблема консолидации военной эмиграции в Китае

Середина 1920-х гг. открыла новый этап в жизни русской военной эмиграции в Китае. С одной стороны, в Китае существенно возросла активность Советского Союза, стремившегося восстановить на северо-востоке страны позиции царской России и одновременно развернуть в Поднебесной антиимпериалистическое революционное движение, реализуя на Востоке проект мировой революции. В рамках реализации этой стратегии предполагалось окончательно ликвидировать на китайской территории остатки белой эмиграции, что вынуждало эмиграцию бороться за свое выживание. С другой стороны, начавшийся на Западе процесс консолидации военной эмиграции с целью продолжения антибольшевистской борьбы подталкивал аналогичный процесс в Китае, инициируя новый этап противостояния между большевиками и антибольшевистскими силами, что особенно актуализировалось наличием протяженной совместной границы между Китаем и СССР.

1924 год ознаменовался распадом почти повсеместно на территории Китая крупных воинских групп и резким снижением белопартизанской активности. Продолжался процесс репатриации и реэмиграции части военных беженцев. Значительная часть бывших военных перешла к мирной деятельности, стремясь приспособиться к новым условиям существования. Большинство действовавших в это время организаций, объединявших бывших военных, являлись фактически союзами взаимопомощи, ориентировавшими своих членов на социальную адаптацию, а не на политическую борьбу. Продолжение противостояния советской власти было уделом немногих, в основном тех, кого мы в нашей типологии отнесли к активным антибольшевикам и людям войны.

Советская сторона, разрабатывая планы расширения своего присутствия в Китае, стремилась к окончательной ликвидации на этой территории «белогвардейского гнезда». Как отмечалось ранее, в 1924 г. советское правительство предприняло немало усилий, включая военно-политический шантаж, для установления дипломатических отношений с Китаем и восстановления совместного управления КВЖД [Переписка Сталина, 2008, с. 74, 77]. В мае 1924 г. было подписано долгожданное соглашение между Москвой и Пекином, подкрепленное сентябрьским договором с Мукденом. Согласно договору 1924 г. в Китае учреждались советские консульства, сменившие существовавшие с 1920 г. в местах наиболее массового расселения русских эмигрантов русские представительства, отстаивавшие права эмигрантов. «Вселение» советских дипломатических представительств на территории бывших консульств Российской империи не обошлось без инцидентов. В Шанхае более тридцати офицеров и солдат группы генерала Глебова ночью 13 июля 1924 г. захватили здание бывшего Российского консульства, протестуя против его передачи советской стороне. Пришлось использовать для их выдворения полицию [Ван, 2008, с. 156].

С приходом в руководство КВЖД советских представителей был поставлен вопрос об увольнении с железной дороги белоэмигрантов [Переписка Сталина, 2008, с. 179-181]. С 1925 г. в составе Управления и различных служб КВЖД разрешалось работать только лицам, имевшим советское или китайское подданство. Начались увольнения. В частности, были уволены все русские сотрудники внутренней охраны железнодорожной полиции [ГАРФ, ф. Р-6081, оп. 1, д. 153, л. 171].

Желая сохранить свое стабильное положение, обеспечивавшееся службой на КВЖД, многие военные эмигранты приняли китайское²¹⁹, а в отдельных случаях и советское гражданство. Эта ситуация хорошо представлена в дневнике полковника И.С. Ильина: «Боже, как изменились вокруг лица! Глаза бегают, вид напуганный, разговаривать боятся, некоторые сторонятся! Говорят, что у многих давным-давно припасены совпаспорта. И, главным образом, среди тех, кто больше всего кричал о “непримиримости”… Берут паспорта генерал Касаткин, Бутов, Богданов, Зефиров – все омичи… Китайских подданных, дай Бог, чтобы набралось до двух тысяч, вся же масса спешит осоветится» [Там же, ф. Р-6599, оп. 1, д. 8, л. 226, 237]. Кстати, сам Ильин, не желая становиться ни китайским, ни советским гражданином, был вынужден оставить Службу сборов Управления КВЖД, где в это время работал. Из предложенной нами классификации типов военных эмигрантов на компромисс с советской властью шли главным образом «перерожденцы» и «шкурники», имея при этом различную мотивацию.

Начиная с 1925 г., русские в Китае разделились на советских и эмигрантов (ко второй категории нужно отнести и русских, принявших китайское подданство), борьба между которыми, особенно в среде молодежи, имела порой ожесточенный характер. Противодействуя разложению эмиграции, антибольшевистские круги организовывали антисоветские акции, клеймили «перелетов» – бывших белых, перешедших в советское подданство, преследовали «ренегатов» – эмигрантов, в той или иной мере контактировавших с советскими учреждениями или советскими гражданами. На страницах «белых» газет, как, например, «Русское слово» в Харбине или «Мукденский вестник» в Мукдене, регулярно давалась информация о подрывной деятельности «перелетов» и неблаговидных поступках отдельных эмигрантов, имевших связи с советскими. В «Мукденском вестнике» существовал специальный отдел «Галерея предателей», где размещались фамилии неустойчивых эмигрантов [Мукденский вестник, 1928]. С большим недоверием эмиграция относилась к бывшим белым, оставшимся в России после Гражданской войны или репатриировавшимся из Китая, а позднее возвратившимся обратно с намерением продолжить борьбу против советской власти²²⁰.

Усилилось советское давление на организации бывших военных. Даже такие безобидные мероприятия, как увеселительные вечеринки, организуемые военными объединениями, подвергались нападкам и бойкотам со стороны служащих ресторанов, являвшихся членами профсоюзов. По воспоминаниям лейтенанта Д.П. Жемчужина известно, что первый открытый Морской вечер, организованный Харбинской Кают-компанией по случаю Пасхи в мае 1926 г. в зале гостиницы «Новый мир», едва не был сорван отказом работников ресторана, имевших санкцию со стороны профсоюзов, обслуживать данное мероприятие. Морякам пришлось все обеспечивать самим [Жемчужин, 2005, с. 153].