Дальнейшие похождения Остапа Бендера
Шрифт:
Но машина вдруг остановилась. И Остап увидел, как из нее выскочил усатый пассажир с бутылью и стаканом в руках, и побежал к нему.
— Нам рассказал механик, как вы пострадали, добрый человек, от бандитов. Очень прошу вас выпить чарку за наших молодых!
— Да-да, — подбежала и его жена, держа в руках колбасу, краюху хлеба и кислый огурец. — Не побрезгуйте, выпейте, пожалуйста, за счастье наших детей, и закусите, чем Бог послал, — протянула она Бендеру закуску.
Из автомобиля смотрели с участием новобрачные и сердобольный Адам Казимирович.
Остап ничего не ел со вчерашнего дня и не заставил себя долго упрашивать.
— Благодарю, благодарю вас, уважаемые, — и залпом выпил поднесенный ему стакан самогона. С жадностью
— Ну и добре, ну и добре, — пошли к машине родители жениха с чувством выполненного ритуального долга.
«Антилопа», зазвонив колокольчиком, снова закачалась на неровностях дороги, оставляя за собой запах гари.
Повеселевший Остап помахал ей руками с зажатыми в них колбасой, хлебом и огурцом.
— Счастья молодым! — прокричал он еще раз уехавшим. — Да, — произнес он затем, когда «лорен-дитрих» Козлевича скрылся из виду. — Я теперь, дорогой Адам, не Кавалер ордена… — спохватился он и с беспокойством запустил руку в носок ноги в опорке. Вздохнул облегченно, когда извлек оттуда чудом уцелевший от «сигуранцы проклятой» и от своих пограничников орден Золотого Руна. Взглянул на него, покачал головой, и продолжил: — Не Кавалер ордена Золотого Руна и не Кавалер ордена Золотого теленка, а скорее всего Кавалер Печального Образа, господа. — И начал одевать ботинки, краги и толстовку, так великодушно подаренные ему добрым Адамом Казимировичем. Посмотрев в сторону уехавшей «Антилопы», он произнес: — Свет не без добрых людей, господа присяжные. Займусь теми же мечтами своей юности. А в управдомы переквалифицироваться я всегда успею, — вдруг со стороны, куда уехал «лорен-дитрих» вновь послышалось знакомое тарахтенье и вдали показался снова самодвижущийся аппарат Козлевича. Подъехав ближе, машина начала разворачиваться, чтобы ехать снова туда, откуда прикатила.
Остап с удивлением смотрел на ее маневр и громко прокричал:
— Что случилось, Адам Казимирович?
— Я вас догоню, Остап Ибрагимович, — подбежал к нему великий автомеханик. — Я только завезу их, верну им часть денег и сразу же за вами. Вы же не будете быстро идти?
— Хорошо, хорошо, дорогой Адам, — растроганно проговорил Остап.
— Ждите меня, товарищ Бендер! Ядогоню вас, — прокричал уже от своего «лорен-дитриха» Козлевич, садясь за руль и отъезжая.
— Благодарю, дорогой Адам, тронут до глубины души! — прокричал вслед удаляющейся машине Бендер.
Так кто же это такой Адам Казимирович Козлевич? Такой добрый и отзывчивый человек? Автор может посоветовать читателю прочесть роман «Золотой теленок» великих писателей Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Но поскольку не у каждого есть такая возможность обратимся к несколько сокращенным страницам.
В городе Арбатове появился первый автомобиль с шофером по фамилии Козлевич. К автомобильному делу его привело желание начать новую жизнь. Жизнь Адама Казимировича до этого решения была греховна. Он беспрестанно нарушал Уголовный кодекс РСФСР. Просидев в общей сложности года три, Адам Козлевич пришел к мысли, что лучше приобретать честно свою собственность, чем похищать чужую. Адаму Казимировичу Козлевичу было сорок шесть лет, происходил он из крестьян бывшего Ченстоховского уезда, холостой, неоднократно судившийся, стал честным человеком.
После двух лет работы в одном из московских гаражей, он купил по случаю такой старый автомобиль, что появление его на рынке было причиной только ликвидацией автомобильного музея. Автомобиль был продан Козлевичу за сто девяносто рублей и почему-то с пальмой в зеленой кадке. Машина требовала большого ремонта. Марка машины была неизвестна, но Адам Казимирович утверждал, что это «лорен-дитрих» и в доказательстве прикрепил заводскую бляшку этой фабрики. Автомобиль Адам выкрасил в ящеричный зеленый цвет.
В тот день, когда Адам Казимирович собрался
впервые приступить к частному прокату, о котором Козлевич давно мечтал, частных шоферов потрясло событие. В Москву прибыли сто двадцать маленьких, черных, похожих на браунинги таксомоторов «рено». Козлевич даже не пытался с ними конкурировать. Пальму он сдал на хранение в извозчичью чайную «Версаль» и выехал на работу в провинцию.Арбатов, лишенный автомобильного транспорта, понравился шоферу, и он решил остаться в нем навсегда.
Адаму Казимировичу представилось, как он дежурит со своим автомобилем у вокзала, как встречает пассажиров, как мчит их в Дом крестьянина. Как летом вывозит семьи за город. Так рисовалась Козлевичу его новая чудная жизнь в Арбатове. Но действительность развеяла его воображение в прах.
Сначала подвел железнодорожный график. Скорые и курьерские поезда проходили станцию Арбатов без остановки, с ходу принимая жезлы и сбрасывая спешную почту. Смешанные поезда приходили только дважды в неделю. Пассажиры таких поездов машиной не пользовались. Экскурсий и торжеств не было, а на свадьбы Козлевича не приглашали. Под свадебные процессии привыкли нанимать извозчиков.
Однако загородных прогулок было множество. Но они были совсем не такими, о каких мечтал Адам Казимирович. Не было ни детей, ни трепещущих шарфов, ни веселого лепета.
В первый же вечер, озаренный неяркими керосиновыми фонарями, к Адаму Казимировичу, который весь день бесплодно простоял на Спасо-Кооперативной площади, подошли четверо мужчин. Долго и молчаливо они вглядывались в автомобиль. Потом один из них, горбун, неуверенно спросил:
— Всем можно кататься?
— Всем, — ответил Козлевич. — Пять рублей в час.
Мужчины зашептались. И впервые поместительная машина приняла на свои сидения арбатовцев. Вначале седоки молчали, потом начали петь.
— Стой! — закричал вдруг горбун. — Давай назад! Душа горит.
В городе седоки захватили много белых бутылочек и какую-то широкоплечую гражданку. В поле разбили бивак, ужинали с водкой, а потом без музыки танцевали польку-кокетку.
На следующий день к вечеру явилась вчерашняя компания, уже навеселе, снова уселась в машину и всю ночь носилась вокруг города. На третий день повторилось тоже самое. Ночные пиры, под председательством горбуна, продолжались две недели кряду.
В последующее затем серенькое утро железнодорожный кооператив «Линеец», в котором горбун был заведующим, а его веселые товарищи — членами правления и лавочной комиссии, закрылся для переучета товаров. А каково же было горькое удивление ревизоров, когда они не обнаружили в магазине никаких товаров. Полки, прилавки, ящики и кадушки — все были пусты. Только посреди магазина на полу стояли вытянувшиеся к потолку гигантские охотничьи сапоги сорок девятый номер на желтой картонной подошве, и смутно мерцала в стеклянной будке автоматическая касса «Националь». А к Козлевичу на квартиру прислали повестку от народного следователя, шофер вызывался свидетелем по делу кооператива «Линеец».
Горбун и его друзья больше не являлись, и зеленая машина три дня простояла без дела.
Новые пассажиры, подобно первым, являлись под покровом темноты. Они тоже начинали с невинной прогулки за город, но мысль о водке возникала у них, едва только машина делала первые полкилометры.
Все шло совсем не так, как предполагал Адам Казимирович. По ночам он носился с зажженными фарами мимо окрестных рощ, а днем, одурев от бессонницы, сидел у следователя и давал свидетельские показания.
Начались судебные процессы. И в каждом из них главным свидетелем обвинения выступал Адам Казимирович. Последним его свидетельским выступлением было в судебном процессе по делу областной киноорганизации, снимавшей в Арбатове исторический фильм «Стенька Разин и княжна». Весь филиал этой организации упрятали на шесть лет, а фильм был передан в музей вещественных доказательств, где уже находились охотничьи ботфорты из кооператива «Линеец».