Дальний поход
Шрифт:
– Ручеек, Ухтымко! И вы четверо! Вона туда, за мной идите.
Парни недоуменно переглянулись:
– А как же капище-то поганское?
– С капищем и без вас разберутся, – ухмыльнулся немец. – Доннерветтер, нам, окромя злата, еще и девки нужны. Там, за рощицей, домик… как бы не разбежалися!
– Ничо! – задиристо тряхнув чубом, расхохотался Кудеяр Ручеек. – Убегут – поймаем.
– Смотрите, как бы далеко бежать не пришлось!
Убежать девы сир-тя не успели. Да и не пытались, просто, ничего не понимая, укрылись в доме девичества, молясь великой праматери Неве-Хеге, надеясь отсидеться. Не вышло! Сбив с ног старую ворожею Хэхре-Минця, казаки ворвались в дом…
– Мать честная!
– На улицу их тащите, – схватив за руку первую попавшуюся девицу, приказал Штраубе. – Там опосля их и будем делить… Я сказал – опосля!
Отвесив смачный подзатыльник кому-то из молодых казаков, уже успевшему по-хозяйски уложить в уголке хныкающую от страха деву, немец погрозил кулаком остальным:
– Ужо я вас! Терпенье-то поимейте, ага.
Главный колдун Яранверга великий Нгар Сэвтя – жилистый, осанистый, с кривыми ногами и морщинистым крючконосым лицом, – увидев бегущих к храму врагов, честно попытался остановить их, ударить по рыжим головам заклинанием, так, чтоб полегли все и больше уже не встали. Хорошее было заклинание, страшное и весьма действенное – от него закипала кровь! Вспомнив, всех богов, колдун торопливо разрезал ладонь жертвенным бронзовым ножом, зашептал, прикрыв глаза и раскачиваясь… Казалось, вот-вот – и бледнолицые дикари остановятся, упадут, корчась в страшных судорогах… вот-вот…
Но!
Старый шаман в изумлении приподнял брови. Нет, он-то сам делал все правильно, все так, как учили, но… страшное заклинание, идя к дикарям, вдруг зависло в воздухе, остановленное чьей-то неведомой силой! И не просто остановленное – отраженное, будь Нгар Сэвтя не столь опытным и сильным колдуном – корчился бы сейчас сам! А так – ушел, бежал, ничуть не стыдясь, ибо тот, кто обратил заговор против него, обладал куда более могучей силой! Бледнолицые колуны… кто они? Вообще, кто все эти люди? Откуда взялись, неужто они – злобная бледнокожая нежить, духи смерти из нижнего мира?
Впрочем, некогда гадать, когда надо действовать! Остановить, а если не выйдет – бежать в Даргаян за помощью… Да! Бежать.
Выбравшись через дальний выход, старый шаман бросился в заросли ив и орешника, что росли вокруг храма, там же проходила и тропа к лесу, а в лесу… в лесу, на берегу озера, паслись вкусные спинокрылы, щипали себе мирно папоротники и траву, лакомились личинками. Спинокрылы большие… и длинный хвост их на конце имеет большой шип! Пусть пока не едят траву, пусть почувствуют себя драконами, сильными и жаждущими крови!
Никем не замеченный, Нгар Сэвтя проворно прокрался к озеру. Оправдывая свое прозвище – Сэвтя – Зоркий, – спинокрылов он заметил еще издали – приземистых, толстоногих, с тупорылыми мордами и большим парусом-крылом на спине. Да-а… от ударов таких хвостов не поздоровится даже подземным духам!
– Хэр олг, хор олг, харам-ця… – несколько успокоившись, привычно клал заговор шаман.
Привычно – этими же словами спинокрылов отправляли на мясо, к забойщикам, и эти тупые, устрашающего вида, зверюги послушно шли… Вот и сейчас должны были идти. Только к забойщикам, не на мясо… теперь чужаки для них мясо… вернее, вкусная сочная трава! Ах, какая вкусная, куда вкуснее, чем даже та, что растет здесь, у озера. Сам бы ел, не отрываясь!
Колдун осклабился, поглаживая висевший на впалой груди круглый золотой амулет, усиливавший волшебную силу. Нгар Сэвтя и сам почувствовал голод, сильный и нестерпимый голод… который и передал настороженно поднявшим головы тварям. И тут же послал:
– Идите! Рвите бледнолицых чужаков в клочья, ешьте досыта белое мясо – траву сочную, вкусную, сытную…
Яшка Вервень – молодой казак от роду шестнадцати с половиной лет – почти сразу присмотрел себе
деву: стройненькую красавицу смуглянку, с темными, сверкающими, словно звезды, очами. Отведя деву к остальным пленницам, больше никуда далеко не отходил, ошивался неподалеку, тем более что с селением, похоже, все уже было конечно. Никто не сопротивлялся, все уцелевшие жители покорно собрались на площади перед капищем, откуда казаки уже вытащили золотого идола – вполне себе увесистого, примерно в половину человеческого роста, с безобразной скалящейся рожей и вздыбленным мужеским достоинством, кое отец Амвросий старательно плющил подобранным где-то рядом камнем.– Вот тебе, вот! – ударяя, приговаривал священник. – Во имя Господа нашего, Иисуса Христа! За-ради Богородицы-девы!
– Так его, святый отче! – посмеивались собравшиеся вокруг казаки.
Опираясь на саблю, второй атаман немец Ганс Штраубе искоса посматривал на согнанных к дальнему углу капища девок. Ничего себе попадались некоторые – сисястые, глазастенькие, с этакой обворожительно-томной пухлотой. Есть за что подержаться! Казаки тоже поглядывали на пленниц, облизывались, нетерпеливо дожидаясь, когда же, собственно, добычу будут делить?
– Делить будем, как и договаривались – в остроге! – дождавшись, когда священник управится с идолом, громко напомнил всем Матвей Серьга. – А кто забыл – тот у меня живо плетей отведает!
Казаки в ответ глухо зароптали, и Матвей, как человек опытный и жизнью не худо битый, несколько сдал на попятный, все ж разрешив «отпробовать девок»:
– Как токмо до стругов доберемся. Не забывайте, братцы – мы с вами в стране волхвов, расслабиться раньше времени боком выйдет!
– Слава Матвею Серьге! – тут же закричали те, кто помоложе.
– Хорошо сказал! Добре.
– Атаману слава!
Полетели вверх шапки, у кого были, Серьга же откровенно нежился в лучах славы – не каждому ватажнику вот так кричат! Хоть он и атаман-то только походный, а все же приятно!
– Слава атаману Матвею! Слава!
Скромненько держась позади мужа, довольно щурилась Митаюки-нэ. А ведь по ее все вышло! Ишь как кричат. Атаман Матвей Серьга – то-то! Вот так бы и дальше, а уж потом…
Никто и не заметил, как рядом, в рощице, вдруг послышался треск, никто не придал значения – враги-то уже были все побеждены, какого лешего еще ждать-то? А вот лешие и появились! Выскочили из рощи – тупорылые, с огромными, как паруса стругов, гребнями на спинах, с усеянными шипами хвостами!
– Это травоядные! – поспешно бросила Митаюки. – Спинокрылы. Они мирные вообще-то и вкусные…
– Ничего себе – мирные! – Матвей Серьга ахнул, увидев, как подскочивший ящер махнув могучим хвостом, разом смел с десяток казаков.
– А ведь они на нас нападают, парни! – поспешно отскочил в сторону Штраубе. – А ну-ка… кто ту с пищалями? Выходи!
Мало кто оказался с пищалями, пороха-то уже почти что и не оставалось. Четверо ватажников, правда, бросились по сторонам – заряжать, – да вот еще и сам немец сорвал с плеча хитрую «винтовальную» пищалицу, ту, что дал в сей поход головной атаман Иван Егоров.
А чем-то разъяренные спинокрылы тем временем махали хвостищами, а один даже тяпнул за плечо молодого казака Яшку Вервеня усеянной мелкими острыми зубами пастью!
– Ай, ай! Господи-и-и…
Скривившись от боли, юноша закричал, да, выхватив саблю, плесканул тварюгу по хитиновой морде… Словно по латам польского гусара ударил – никакого особого эффекта. Тут уж поспешили на помощь друзья, засунули сабли осатаневшему ящеру в пасть, разжали, уворачиваясь от хвостового удара…
Тут грянул выстрел – пущенная из винтовальной пищали (сам Ганс упорно именовал ее аркебузом) пуля угодила взбеленившемуся чудищу в правый глаз.