Дальний поход
Шрифт:
О, великая Неве-Хеге, Праматерь! Неужели – пришли? Неужели – дома? Надо бы подружку, Тертятко, предупредить, чтоб не показывала б вида, что узнала родные места, не радовалась бы открыто. Хотя… с другой стороны – пускай радуется. Все равно все всё узнают… И пусть!
А на рябины взглянуть все равно надо, как раз сейчас – в предрассветный час. Слава великим богам, длинный летний день, когда слабое желтое солнце, не заходя, ходит по кругу, закончился, а до полярной ночи еще далеко… Да и не бывает ее здесь, полярной-то ночи – жаркое колдовское солнце на что?!
Чувство гордости за свой древний народ,
– Пойду выкупаюсь, – вскочив на ноги, улыбнулась юная ведьма. – В речке теплая должна быть вода.
– Да не очень-то теплая, по правде сказать, – покусав губу, Ухтымка покачал головой. – Думай, что хочешь Ми, а я тебя одну на реку-то не отпущу! Вдруг там кто?
– Чудовища, думаешь? – девушка негромко расхохоталась, оглянувшись на шатер со спящим супругом. – Нет! Нет там никого. Раз уж рябина…
– А при чем тут рябина? – удивился казак.
– При том… Ладно! – Митаюки махнула рукой. – Вместе пошли. Только ты не посматривай!
– Надо мне больно!
Уже начинало светать, и край неба золотился зарею, колыхаясь радостными сполохами рассвета. Юная ведьма шла впереди, словно хорошо знала, куда… так ведь и знала – чуяла!
Вот остановилась, словно бы к чему-то прислушиваясь, обернулась:
– Здесь хорошо. Омуток! Отвернись, да.
– Не гляжу я…
Казак поспешно отвернулся, а колдунья, быстро скинув одежку, нырнула в реку… наслав на Ухтымку заклятье – чтоб возвращался к костру, зачем за подружкой жены приглядывать?
Даже не дожидаясь, когда ватажник скроется из виду, Митаюки-нэ выскользнула из воды и побежала к орешнику – уверенная в себе, ловкая, наглая, сильная, словно вышедшая на охоту самка молодой росомахи. Нагое тело ее, мокрое от воды, быстро высыхало, многочисленные колючки вовсе не задевали кожу, и ветки не били в глаза – юная ведьма ведь была у себя дома! Знала, как и куда идти.
Ну, вот! Рябины! Точно – вершинами связаны, клейкой нитью гигантского паука-птицееда.
Несмотря на все прошедшее время, рябиновый наговор еще тлел, и юная ведьма хорошо чувствовала чужое колдовство… впрочем, нет – не чужое, а свое, родное, ведь это была ее земля! Тем не менее это заклятье сейчас надобно было разрушить – иначе бледнолицые не смогут пройти, а на них – на всех казаков во главе с Матвеем и даже на их жен и дев – у Митаюки имелись планы.
– О, великий Нга-Хородонг!
Опустившись в рябиннике на колени, колдунья ловко прокусила ладонь и замазала кровь по лицу:
– Прими мою кровь, великий Нга-Хородонг, и пусть сила твоя станет сейчас моею…
– Не убивай оберег, девочка!
– Что?! – услышав чужие слова, Митаюки резко обернулась… и успокоенно перевела дух. – А, это ты, Нине-пухуця… Не расслышала, что ты сказала?
– Все ты расслышала, – хмыкнула себе под нос старая ведьма. – Хотя… хорошо, повторю еще разок. Не разрушай оберег! Надо лишь его ненадолго открыть, пройти, а потом – оставить все как есть. Вдруг да за нами кто-то идет?! Вспомни красные лоскутки – их ведь для кого-то оставляли!
– Да, это верно, мудрая Нине-пухуця, – подумав, девушка согласно кивнула. – Так, как ты сказала, и сделаем. Поможешь мне?
– Конечно, помогу. Чего ради я здесь стою-то?
Расцветал
день. Из лагеря доносились крики и голоса пробудившихся казаков, и девичий хохот, в кустах засвистали птицы, а где-то далеко за рекою утробно замычал трехрог. Синие стрекозы проносились низко над самой водою, распускались из бутонов крупные цветы, голубые, сиреневые и желтые, тянулись к обоим солнцам – какие-то – к обычному, а иные – к колдовскому.Глава VIII
Лето – осень 1584 г. П-ов Ямал
Брошенные очаги
– Ми, подруженька, а ведь это – Яхаивар, правда?!
Подойдя, Тертятко взяла Митаюки за руку и заглянула в глаза:
– Если так… там мы дома, что ли?
Юная ведьма качнула головой:
– Не думаю, чтоб так.
– Но ведь мы к Яхаивару пришли! – резко возразила Тертятко. – Я же вижу! И озеро, и река, а вон там – орешник, помнишь, как мы орехи-то собирали?
– Да помню. – Митаюки-нэ покусала губу. – Только селение-то наше – разорено, заброшено, и все жители его давно покинули… кто смог.
– Вот именно – кто смог! – девушка все же не теряла надежды. – Может, кто и остался… или вернулся… родители…
– А ты что, видишь над селением дым очагов? – колдунья резко прервала подругу. – Так что не радуйся раньше времени, Те. Хотя… это теперь наш дом, тут ты права.
– О, великая Неве-Хеге! Так мы здесь и остановимся?
– Остановимся, – хмыкнула Ми. – И очень даже надолго… Что-то, подруга, ты бледноватая. Иди-ка в шалаш, приляг, отдохни.
Старуха Нине-пухуця давно уже делала знаки, мол, заканчивай-ка поскорей все беседы, гони прочь эту простушку, чай, дела поважней есть!
Помахав Тертятко рукой, Митаюки-нэ подошла к старой ведьме:
– Однако пора и вход открывать, так?
– Откроем…
Нагнувшись, старуха одним движением руки схватила ползущую в траве змею и ловко открутила ей голову:
– Думаю, змеиной крови нам вполне хватит. Ведь только открыть…
– Да! И еще успеть, чтобы все прошли.
– Ой, не тревожься, дева. Успеем.
Распластав змею кремневым ножом, обе колдуньи измазали кровью лица, разбросав части змеиной кожи по всем сторонам – всем духам, голову же кинули на север:
– Прими нашу жертву, великий Нга!
Умилостив духов, женщины приступили к колдовству – нужно было делать все быстро и вместе с тем осторожно, чтобы не повредить наложенное ранее заклятье, а лишь немного его ослабить, надеясь, что вскоре оно возродится вновь.
– О, великая Праматерь Неве-Хеге…
– Могучий Нга-Хородонг…
– И вы, славные Хэдунга и Мэрю, дочери отца семи смертей…
– Грозный Темуэде-ни, пусть тень от твоей небесной упряжки не упадет на нас…
– Пусть эта кровь сделается вашей…
– Пусть то, что сделали одни, смогут переделать другие!
Причитая и бормоча слова заклятья, обе колдуньи скинули с себя всю одежду, при этом Нине-пухуця тут же обратилась в грудастую молодку, видимо, полагая, что богам так будет приятнее. И теперь уже две молодушки, нагие и вымазанные змеиной кровью, закружили вокруг старого оберега, постанывая и взмахивая руками, словно б это били своими крылами пытающиеся взлететь птицы.
– О великая Праматерь!
– Неве-Хеге!
– Прими эту кровь, пей, ешь ее!