Дальше фронта…

– Про боцманов и матросов – слова плохого не скажу…Ты можешь не знать, но у пушек «Варяга» не было орудийных щитов…

– Прости, как же это?

– Проект – американский. А уж кто этакий заказ от Адмиралтейства сделал – мне не ведомо. Не по моим погонам такие вопросы задавать… Не было щитов. Вообще. Никаких… Вот и представь, каково это: встать к прицелу, когда японцы поливают палубу и надстройки из четырёх десятков стволов, и осколки – градом? Герои, и «Георгии» носят теперь по праву… Взял бы к себе всех – хоть сейчас! А вот те, кто ими командовал… Опять же Устав, статья двести семьдесят девятая: «Кто, командуя кораблем, спустит пред неприятелем флаг, или положит оружие, или заключит с ними капитуляцию, не исполнив своей обязанности по долгу присяги и согласно с требованиями воинской чести, тот подвергается исключению из службы с лишением чинов, а если таковые действия совершены без боя или несмотря на возможность защищаться – смертной казни». Вот, повторил тебе две статьи, на войне нам самые нужные. Я их теперь вызубрил до последней точки. И не я один! «Варяг» был на плаву, мог управляться, имел годные к бою орудия и снаряды… И не важно – сколько. И – крейсер не уничтожен… Читал рапорт Руднева, ходит в списках по рукам… Составлен с целью «забить баки» штатским шпакам. Ты хоть и не моряк, но артиллерист, скажи мне, каково: за сорок минут боя выпустить из двенадцати, хотя и не понятно, по кому он там палил с обоих бортов, орудий четыре с лишним сотни снарядов? Молчал бы лучше… За такие действия должно было самое малое всем офицерам погоны оборвать и в отставку с позором, ежели смягчающие обстоятельства сыщутся. Видишь ты их?

– По тому, что ты сказал – нет. Но что бы сделал ты?

– Сражался! Если топиться или взрываться – на фарватере, закрыть, хоть частью, но проход в порт! Прах побери, я бы на таран пошел! Корабли, знаешь ли, тоже «в штыки» ходить умеют… На «Стерегущем», Володя, из пятидесяти двух выжили четверо, все раненые, но и те по японцам били до последнего из всех стволов, а чтоб не дать взять миноноску на буксир – даже из винтовок и револьверов…

– Да уж, знал бы что так – поостерегся бы спрашивать… Что же теперь?

– Теперь и верно – поостерегись… Разговор – между нами, не более! Слово?

– Слово. Но – отчего? Правда…

– Правда сейчас в том, что «Варяг» уже в песнях, и уже – легенда… И эта легенда, может быть именно сейчас, ведет кого-то в бой…

* * *

«Атаковать, но без решимости… С превосходящими силами в бой не вступать…» Такие приказы отдавал главнокомандующий Маньчжурской армией Куропаткин своим генералам. Офицерам в боевой линии оказалось не вполне понятно только одно: атаковать без решимости – это как?

Генерал-майору Роману Исидоровичу Кондратенко тоже никак «не хватало ума» понять весь глубокий смысл этаких боевых распоряжений, вызывавших регулярную нравственную изжогу. Он вообще чувствовал себя в Порт-Артуре ничуть не лучше, чем карась на сковородке.

Судите сами: генерал-лейтенант и генерал-адъютант свиты Его Величества барон фон Стессель занимал должность начальника обороны Квантунского полуострова. Укрепрайон очень быстро сжался до черты внешнего обвода крепостных фортов, и Стессель оказался в роли пятого колеса в телеге. Несмотря на письменные приказы прибыть в штаб Маньчжурской армии, выполнять их генералу очень не хотелось. В Артуре он был старшим воинским начальником, а в штабе армии – как-то обернется? Так что Стессель решительно «задвинул в угол» коменданта крепости генерал-майора Смирнова, и был постоянно занят придумыванием веских причин к тому, чтобы оставаться на месте, а также изложением оных в переписке с Владивостоком и Петербургом. Времени на руководство обороной оставалось не очень много…

Комендант крепости от неожиданной узурпации власти впал в перманентную меланхолию и решительно устранился от всего.

Командир 4-й Восточно-Сибирской дивизии барон Фок неожиданно для себя оказался «начальствующим резервами» гарнизона. Не вполне понимая, где в осажденной крепости возможно таковые сыскать, он предпочел желчно критиковать все и всех, на кого только падал глаз, что сделалось едва ли не единственным его занятием.

Количество баронов в руководстве крепости умножил контр-адмирал фон Витгефт, принявший эскадру после странной и обидной гибели адмирала Макарова.

Кондратенко не был ни свитским генералом, ни бароном, и дворянство в начале карьеры имел никак не потомственное, а всего лишь личное, и был, к тому же, среди прочих равных ему в звании – младшим по производству в чин, но именно он и был назначен начальником сухопутной обороны. Отличный выпускник Инженерной Академии и Академии Генерального Штаба мог удержать крепость, а другие – нет. При всем апломбе и непомерно раздутых амбициях, Стессель оказался отнюдь не глупым человеком…

– Роман Исидорович, ваше присутствие на совете крайне важно, непременно прошу быть. Вопрос стоит о снабжении мясным довольствием…

– Прошу простить, Анатолий Михайлович, но в данном вопросе я совершенно не разбираюсь. Мой голос прошу зачесть в пользу большинства, при том мнении, что пока есть хоть по паре сухарей на душу в день – ничего, выстоим. Мне же крайне необходимо уже через час быть на Орлином Гнезде, потом в Минный городок, договориться с флотскими, – у Кондратенко под глазами давно залегли глубокие черные круги, спать выходило часа три-четыре в сутки. Очень хотелось продать душу первому попавшемуся черту, только чтоб тот прибрал себе всех этих никчемных надутых говорунов…

– Хорошо. Что же у вас еще?

– Извольте.

На первом же поданном листе взгляд Стесселя как бы споткнулся.

– Гм… Вот это представление… Не хотелось бы утверждать.

Представление к ордену Святого Георгия, строго говоря, не нуждалось даже в каком-либо простом одобрении начальника укрепленного района – сие было в компетенции только старшего воинского начальника на театре военных действий, бумага же была подана просто для прохождения ее в канцелярии установленным порядком. Впрочем, генерал Стессель, по мнению Кондратенко, начудил уже так, что подобная… выходка казалась просто мелкой шалостью…

– Позвольте узнать причины?

– Статью в «Новом крае» не изволили читать? Выражения этого поручика… как его там – Рыкова? – никак не позволительны для офицера и бросают на армию тень…

– Прочел.

– А вот уже и новониколаевский «Вестник», доставлен сегодня, извольте, очередь за газетами из столицы… – на стол лег газетный лист, и Кондратенко быстро пробежал глазами по строчкам.

– Что ж… Не могу не отметить, что в первом случае наши неустройства описаны… излишне подробно и живо, так для местных читателей все сие, право, не новость, шила в мешке не утаишь… Склонен отнести излишнюю горячность в счет молодости как поручика, так и репортера. Но в редакции «Вестника», похоже, сидят люди взвешенные, текст отредактировали, так что от начального, похоже, осталась, только фраза: «Готовы стоять насмерть! Позиции пулеметчиков неприступны, дайте только патроны!». Звучит весьма патриотично и верно. Так же все это будет расценено, уверен, и в Петербурге.

– Не разделяю вашего оптимизма… Позволю заметить, что таковой пример вряд ли послужит укреплению дисциплины… Поведение поручика недопустимо… Вы настаиваете на представлении? – Стессель поднял со стола бумагу, как бы приглашая забрать ее назад.

Кондратенко откашлялся. Приходилось, как всегда, быть отчасти и по возможности дипломатом, что по прямому природному характеру давно и крепко надоело хуже горькой редьки.

– Анатолий Михайлович, тут, пожалуй, все сложнее… Поручику и так по непонятным мне причинам еще не вручена «Анна на грудь» за Цинзьчжоу и «Золотая шашка» за бои на Драконьем хребте. Вот это – недопустимо, это есть оскорбление офицерской чести, и может послужить прямой причиной для следствия… Так же, по моему мнению, в данном случае недопустим и приказ о домашнем аресте, отданный комендантом крепости «через голову» командира полка. Что же до остального… я не стану сам, да и не стану рекомендовать никому, решительно никому, идти против единогласного решения господ кавалеров Георгиевской Думы гарнизона…

Положение было не из простых – будучи сам Георгиевским кавалером даже не четвертой, а третьей степени, Стессель мог влиять на многое. Впрочем, на заседание думы барон по какой-то собственной и никому не объявленной причине не явился. Это вполне могло быть воспринято как неуважение к господам кавалерам, да и пусть: решение было принято – уже принято…

– …подвиг точно ложится во вторую статью «Статута…»: «Кто, лично предводительствуя войсками какого-нибудь отряда или частью боевого порядка, находясь под сильным и действительным огнем и при сильном натиске или сопротивлении противника, настолько очевидно поспособствует своими действиями победоносному успеху всего отряда, что без оных невозможен был бы упомянутый успех».