Дальше живите сами

— Привет, Фил, — говорит он с улыбкой и вмазывает ему кулаком по морде с такой силой, что Филипп летит через всю комнату, сбивая на ходу стулья.

— Пол! — верещит Элис.

— Этот щенок со мной тоже не церемонился.

Распластавшийся на полу Филипп приподнимается на локте и, морщась, потирает подбородок. Услышав шум, вбегает Трейси. Оценив ситуацию, она резко, на каблуке, разворачивается и снова скрывается в комнатушке за кухней. Думаю, теперь мы увидим ее не скоро.

— Если я сейчас встану, ты меня снова ударишь? — спрашивает у Пола Филипп.

— Нет, у меня к тебе все, — отвечает Пол, потирая костяшки пальцев. Потом он протягивает Филиппу руку, и тот, ухватившись, рывком поднимается на ноги. К всеобщему изумлению, Пол обхватывает Филиппа в подобие объятий и что-то шепчет ему на ухо. Филипп, кивнув, поглаживает его по затылку и поворачивается ко мне:

— Ты идешь?

— Иду, если по дороге не получу от Пола по морде.

— Твою морду уже повозили по батарее, — замечает Пол. — Мне нечего добавить.

— А, кстати, — говорит Филипп, словно невзначай что-то вспомнил. — Джен беременна. От Джада.

Все поворачиваются ко мне.

— Ну ни хрена себе! — выдыхает Венди. — Думаю, я выразила общее мнение.

— Почему ты мне ничего не сказал? — возмущенно говорит мать. — Как ты мог?

— Подставляй морду, — говорю я Филиппу.

Он пожимает плечами:

— Каждый выживает как умеет.

Тут встает Элис и совершенно сознательно, намеренно, роняет на пол свою чашку и блюдце. Они разбиваются вдребезги, а Элис смотрит на нас, и в глазах ее набухают слезы.

— Невероятно, — произносит она.

Не дав нам даже секунды — понять, что на нее нашло, — она начинает рыдать и, выбежав из гостиной, устремляется вверх по лестнице. Мгновение спустя хлопает дверь моей бывшей комнаты. Мы подскакиваем. Свет гаснет.

Глава 23

11:45

На «порше» мне раньше ездить не доводилось. У машины низкая посадка, и через плотную кожу сиденья я ощущаю каждую трещину, каждый камешек на дороге. Коврики в «порше» усеяны смятыми пакетами из-под сэндвичей и пустыми пластиковыми бутылками, пепельница переполнена — тут и пепел, и гнутые окурки, и чеки за бензин.

— Хорошая машинка, — говорю я.

Филипп переключается на третью скорость и выжимает газ.

— Знаю, что ты сейчас думаешь, — произносит он.

— Что же?

— Что Трейси богата, а я — говно и сплю с ней, потому что она меня содержит и дает покататься на дорогой машинке.

— Так почему ты с ней?

Филипп, вздохнув, качает головой:

— Я пытаюсь повзрослеть, Джад. Понимаю, что в семье на меня давно наклеили ярлык шута, и виноват в этом я сам, но хочешь верь, хочешь нет — я не хочу быть шутом. Меня тоже немало возили мордой по батареям, и в конце концов я решил, что перемены стоит начать с женщины. Классом повыше.

— Значит, не из-за денег, а из-за класса. Но тоже используешь.

— Я ее не использую. Не больше, чем она меня. А разве любовь — это что-то иное? Двое людей удовлетворяют нужды друг друга.

Я пожимаю плечами:

— Не спрашивай меня про любовь. Меня бросила жена. Ушла к моему боссу.

— Беременная, — подсказывает Филипп.

— Беременная.

Филипп широко улыбается:

— У меня, кажется, завелся соперник. Второй претендент на роль семейного шута.

— Похоже на то.

— Кстати, что ты об этом думаешь?

— Очень стараюсь не думать.

— Я бы на твоем месте тоже не думал. — Он одобрительно кивает. — Где тебя высадить?

— Почему высадить? Я думал, мы вместе пообедаем.

— Надо кое-куда заехать.

— Кое-куда или кое к кому?

— Ценю твою неизбывную веру в меня.

Я смотрю в окно и замечаю в небе птичий клин: гуси с попутным ветром летят на юг.

— Дело не в тебе, Филипп. Так устроено человечество.

— Ой, сейчас расплачусь.

— Ладно, высади меня у Келтона.

— На каток собрался?

— Ага.

Он смотрит на меня искоса:

— Правда, что ли? Кататься?

— Сделать кое-что надо.

— Кое с кем? — уточняет Филипп.

Затем он, без предупреждения, выворачивает руль влево и пересекает двойную сплошную, чтобы обогнать идущий впереди фургончик. На миг мы остаемся один на один с потоком встречных машин и хрупкостью собственной жизни. Секунду спустя он ныряет обратно и тут же, на перекрестке, сдает влево, резко, на двух колесах, так что меня по инерции вжимает в дверцу.

— Филипп! Что ты творишь?

Сцепление у «порше» фантастическое: после всех этих виражей мы лишь набираем скорость и несемся по улице под гудки разгневанных водителей, которых мы только что едва не убили.

Филипп вздыхает.

— Ездить на «порше» — это как секс с моделью, — со знанием дела говорит он. — Обертка глянцевая, а внутри все как обычно.

12:20

Пенни скользит под музыку Хью Льюиса и его группы The News, выписывает круги и заднюю дорожку, прыгает, вращается; ее коньки, шурша и взбивая белую крошку, режут лед. На Пенни черные легинсы и поношенная серая толстовка с капюшоном, волосы забраны под черную лыжную шапочку. Она двигается грациозно и уверенно, щеки чуть порозовели; меня она пока не заметила. А я, дрожа от холода, сижу в одной рубашке на нижнем сиденье трибуны и заново, пусть ненадолго, влюбляюсь в Пенни. Что это, крошка, если не любовь?.. На смену Хью Льюису приходит The Dream Academy — «Любовь в городке на севере». Господи, ну почему на катках вечно крутят музыку восьмидесятых?

Набрав скорость, Пенни делает полукруг задом, задрав ногу выше головы и удерживая конек рукой. И тут взгляд ее, скользнув по трибунам, случайно останавливается на мне. От неожиданности она теряет равновесие и падает — попой на лед. Я выбегаю к ней через открытую неподалеку дверцу, но она уже поднялась и отряхивает штаны от белого ледяного налета.

— Не сильно ушиблась?

— Ты меня напугал.

— Я не хотел… прости.

— На лед нельзя без коньков, запрещено.

— Да, конечно. — Я отступаю за дверцу, на резиновый коврик.

Пенни подкатывает к бортику и смотрит на меня в упор — долго, оценивающе. Потом извлекает из кармана ключ на цепочке.

— В отделе проката есть хоккейные коньки. Возьми себе пару и выходи на лед.

— Да я как-то не планировал кататься.

— А я не планировала грохнуться на задницу на глазах у любви моей юности. Но в жизни не все идет по плану. Надевай коньки.

— Вот не знал, что я — любовь твоей юности.

Пенни усмехается:

— Ну, партнер по сексу.

— У нас и секса-то толком не было.