Дама, которой не было
Шрифт:
Я кивнула.
Демпси наконец спросил про Глеба Гаджиевича. Меня еще удивляло, что он не сразу заговорил про него. Хотя ведь ему поступил телефонный звонок… Вероятно, тогда ему и сообщили про прилет трех девушек из Бразилии. Три девушки были важнее. Или просто их прилет нельзя отложить, а некую женщину уже закопали вместо Анжелики Львовны?
– Он боится покойников, – сообщила я. – Ему в морге стало плохо. Сказал, что смотрел только мельком. Вроде похожа. Но Анжелику Львовну опознал сын.
– Кто?!
Я рассказала, что знала, про сына. Демпси почесал щеку и сложил губы трубочкой.
– Анжелике Львовне хоть что-то принадлежало
Демпси покачал головой, но был очень задумчив.
Глава 14
Наконец я смогла отправиться домой. Я решила, что Маргарите Немцовой из «Стильной женщины» позвоню уже из родной квартиры. Кстати, я ведь ей не рассказала про «вызов» к Бояринову. Закрутилась. А ведь и Маргариту могли возить к нему на ковер.
Я сделала несколько шагов по переулку и услышала, как у меня за спиной пару раз бибикнула машина. Я повернулась. Из передней дверцы новенького «Форда» высунулась Люська и помахала мне рукой. Я развернулась и пошла к ней. Она раскрыла передо мной дверцу у переднего места пассажира.
– Я тебя отвезу, Наташа, – произнесла Люська, с которой мы никогда не были дружны. – По пути поболтаем. Говори адрес.
Я сказала.
– Ты знаешь, что Демпси тебя не собирается увольнять? Все останется, как прежде?
– Во многом благодаря тебе. Я вообще тебя поблагодарить хотела. Я видела твое выступление в мою защиту по телевизору. И в газетах уже напечатали. Ну и девчонки донесли, как ты там этих коршунов строила.
– Я сказала то, что думаю. Ты не в ответе за своих родственников. И я на самом деле восхищена тем, что ты смогла вырваться.
Люська печально улыбнулась.
– Это правда, что Демпси уволил Артема?
Я кивнула и объяснила, почему.
– Обалдеть… Мне Артем звонил, обматерил. Дико возмущался, что меня не уволили, а его уволили. Но не сказал, за что. В холдинге тоже никто не знает, за что. Мне девчонки доложили, что он на помеле ворвался в свой кабинет, собрал личные вещи и уехал, не прощаясь ни с кем. В его журнале ребята даже не поняли, что он больше не работает. Демпси зашел и объявил.
– А когда это произошло?
– Вчера.
– И кто теперь будет возглавлять «Жесть и грязь»? Ты хочешь?
– Нет, я хотела на место Анжелики Львовны. Ты извини, конечно…
– Да я-то тут при чем? Я как раз не хочу.
– Я не знала, что не хочешь. Я даже подумать не могла, что не хочешь. Но как ты понимаешь, я учитывала только свои интересы. На твои – и чьи бы то ни было еще – мне было плевать. А ты вон как за меня заступилась… Хотя ты, возможно, и права. Место главреда в «Dolce Life» может оказаться очень серьезной головной болью. Но я хотела подняться еще на одну ступеньку социальной лестницы. Ведь ваш журнал – это не моя «девочка». Это более серьезно, престижно… Я считала, что на такой должности меня будут воспринимать по-другому. Хотя, наверное, теперь не будут никогда. Так что придется тихо делать то, что делала, и в ближайшие полгода вообще никуда носа не совать.
– У Анжелики Львовны был на тебя компромат? – спросила я.
Люська резко повернулась ко мне.
– На дорогу смотри! – рявкнула я.
Люська посмотрела, избежала столкновения и какое-то время ехала молча.
– Так он что, тебе достался по наследству? – спросила она совсем другим голосом.
Я сказала про компромат на себя, который лично сожгла (только
не сообщила, в какой квартире). Потом я рассказала про конверт, который пришел с пачкой корреспонденции, но был адресован лично мне, и о том, что я сделала с содержимым.– Да ты святая, Наташка!
– А ты бы что сделала?
– Я бы попробовала срубить капусты, – рассмеялась Люська.
Я пожала плечами.
– Да, те фотографии, которые появились в «Желтом городе», были у этой суки Анжелки. Она их мне в нос ткнула после того, как я первый раз к Демпси ходила. Анжелка крепко держалась за свое место. А тут я снова пошла – и они всплыли в «Желтом городе»! Я-то думала, что раз Анжелка подохла, то место свободно. Почему бы мне его не занять? Хотя бы заставить Демпси включить меня в число кандидатов? Он мне отказал – а фотографии всплыли.
– То есть Анжелика Львовна грозилась их опубликовать, если ты снова будешь претендовать на ее место? – уточнила я.
– Сделать достоянием общественности, как она выражалась. Как ты понимаешь, мне страшно не хотелось, чтобы кто-то из тех, с кем я общаюсь теперь, знал про моих мамашу с папашей и братца с сестричкой. Братец, кстати, изолирован от общества после убийства трех человек. Придушили бы этого дебила при рождении – люди бы живы остались. Так нет – у нас же государство гуманное, уродов жить оставляет, пусть окружающие помучаются. И после того, что он сделал, его не усыпили!
– У нас вообще никого не усыпляют, – заметила я.
– А надо бы. С какой стати государство, то есть мы с тобой, продолжаем кормить дебила, который убил троих нормальных людей? Ведь он же в специализированном учреждении находится. На него тратятся лекарства, там специально обученный персонал, а в больницах сиделок нет для людей, которым на самом деле требуется сиделка! Которые еще могут поправиться, а если не могут, то заслужили уход в конце жизни за то хорошее, что сделали! А мой братец ничего хорошего не сделал! Только всем жить мешал. Всегда! И ведь живучий оказался! Сестрице осталось недолго – она законченная наркоманка. Папаша с мамашей, думаю, еще покоптят небо. Здоровье у них обоих железное.
– Как ты попала в журнал?
– Одна из соседок, которая меня прикармливала в детстве, работала корректором в «Ленинградской правде», а потом в «Санкт-Петербургских ведомостях». Она меня читать научила – и приучила к книгам. Мне вдруг захотелось писать… Я статейки начала клепать. Ей носила. Она правила, объясняла ошибки. Потом она же помогла пристроить первые статейки, устроиться на работу… Ну а дальше я сама завоевывала свое место под солнцем. Впивалась ногтями и зубами.
Люська рассмеялась. Я подозревала, что она использовала еще один, чисто женский метод, но не мне же ее судить? Я не изменила своего мнения. И я на самом деле была рада, что она смогла вырваться из жуткого дома, где прошло ее детство.
– А где сейчас та женщина? Она жива?
– Жива, – кивнула Люська. – Теперь я ей помогаю. Пенсия-то нищенская, а работать по специальности не может – с глазами плохо. Вожу ей продукты, деньгами она категорически отказывается брать. Раза два в неделю к ней заезжаю. Ведь для нее главное – общение. Говорит, что хочет дождаться от меня внуков – и можно спокойно умирать. Но какие дети, Наташа? К детям я не готова. И мужика не знаю, где нормального взять. А детям нужен отец. То есть я не хочу, чтобы мои дети были в чем-то обделены. Положен отец – значит, будет отец.