Дама с биографией

— А как вас называет ваш олигарх?.. Милочка? Людочка?

— Люсенька, — шутливо, в тон ему, отозвалась она, но, спохватившись, что ведет себя чересчур уж фривольно, строго взглянула на своего визави — ни дать ни взять самая настоящая училка. — В том смысле что друзья и знакомые зовут меня Люсей, а не Людой или Милой.

Под строгим, пронизывающим взглядом попутчик стушевался. Потом попросил разрешения взглянуть на книжку, лежавшую поверх сумки у нее на коленях, пробежал глазами аннотацию на обложке, еле слышно хмыкнул, с сомнением поведя бровями, и уже безо всякого интереса, из чистой вежливости перелистал несколько страниц. Протянул без комментариев, и вдруг его словно осенило:

— А-а-а, так вы, вероятно, главный редактор этого издательства? Иначе данный бестселлер с вами никак не корреспондируется.

Одно дело — поддерживать версию о жене олигарха, тут особо много ума не надо: шурши себе великоватой Ляльке юбкой за энное количество евро, закидывай ногу на ногу в ее же почти не ношенных классных босоножках, щелкай замком на шикарной сумке фирмы «Фурла» — и порядок. Но выдавать себя за главного редактора Люся была как-то не готова. Да и, собственно, зачем?

— Нет, я корректор.

— Правда? — искренне изумился он.

Его изумление, так не похожее на обычную кисло-пренебрежительную реакцию, она расценила как безусловный комплимент. А как же! Проговорив с ней каких-нибудь десять-пятнадцать минут, вполне интеллигентный — по крайней мере на вид — и уж точно неглупый мужчина посчитал, что она способна на большее, чем исправлять грамматические ошибки и расставлять запятые. Интересно, как бы он отреагировал, если б узнал, что по совместительству «олигархиня» служит еще и поломойкой у господ Кашириных и не за горами тот день — нет, лучше застрелиться! — когда перейдет к ним на полную ставку? На чем категорически настаивает Лялька, опять вопившая сегодня утром: «Дома бардак, дел полно, а ты прешься на свою идиотскую работу за три копейки! Завязывай давай! Кому это надо?» — «Мне надо!» — прошипела Люся и хлопнула дверью. Разве известной артистке с ее мерилом всего и всех «хау мач?» объяснишь, что есть еще и такое понятие, как любимая работа, где тебя уважают и ценят? Конечно, и в издательстве тоже иногда норовят опустить ниже плинтуса, но, как правило, лишь в случае ЧП вроде последнего…

При одной лишь мысли о предстоящем разборе полетов настроение сделалось наифиговейшим, и это не ускользнуло от внимания чуткого попутчика.

— У вас неприятности? На работе? Впрочем, что я говорю? Такого не может быть. Насколько я понимаю, вы трудитесь вовсе не из-за денег, а потому, что жить не можете без любимого дела. То есть вы очень ценный сотрудник, начальство носит вас на руках и сдувает с вас пылинки. Поэтому вариант с работой отпадает… Неужели поссорились с олигархом?! — И он в шутливом испуге округлил глаза: мол, вот это трагедия так трагедия!

— Нет, с олигархом все в порядке, — усмехнулась Люся, чуть подалась вперед и понизила голос: — Хотите, открою секрет?.. Знаете, что самое ценное в корректорской работе? Чувство глубокого удовлетворения, которое наполняет душу, когда находишь ошибки за автором, редактором, а иногда и за главным редактором, если он соизволит просмотреть рукопись. В такие мгновения я кажусь себе умнее их всех, вместе взятых. Но, увы, и на старуху бывает проруха. Короче, в книжке, которую вы оценили совершенно верно, я пропустила опечатку, искажающую, как выразился автор, смысл всего произведения. Более того, слово из-за опечатки получилось весьма нелитературным, и теперь надо мной потешается все издательство. Вот еду на ковер, объясняться с начальством.

— Должен вас огорчить, мы приехали. Вы на метро? И я на метро. Пойдемте. Жаль, что не смогу сопроводить вас на ковер и защитить от начальственного гнева. Как раз сегодня я очень спешу на работу. Но в следующий раз — обязательно, обещаю.

— Нет уж, спасибо. В следующий раз буду читать внимательнее.

— То есть вы отказываетесь от моей защиты?

— Защита предполагает опасность, а я хочу исключительно покоя.

— В вашем юном возрасте рано думать о покое.

— По-моему, вы меня с кем-то путаете!

Так, перекидываясь шутливыми репликами, они спустились в метро с его неистовой толпой и шумом, где уже едва слышали друг друга, втиснулись в битком набитый вагон — и замерли, оказавшись так близко, как бывают только любовники.

Э-ге-ге, а ведь это мой мужчина! — скорее почувствовала, чем подумала Люся, моментально ошалев от его жаркой близости, и с большим трудом подавила сумасшедшее желание прижаться к нему еще крепче. Когда же шепотом, почти касаясь губами ее волос и уха, он назначил ей свидание в воскресенье, в шесть часов, по старинке у памятника Тимирязеву, она ответила с невольным придыханием: «Хорошо… постараюсь не опаздывать».

Из метро на улицу — ну, полная идиотка! — она выползла на ватных ногах и с плывущей, как после крепкой поддачи, головой. Не доходя до стеклянного здания бывшего НИИ, где третий этаж занимало издательство, а остальные — офисы непонятного назначения, села, вернее, упала на скамейку в жалком сквере из трех дохлых кустов и пыльных деревьев и выдохнула: уф-ф-ф! Ну и дела! Проветрилась на горячих выхлопных газах громыхающих машин, груженных панельными блоками, и наконец-то ощутила всю степень своего падения: подумать только, четыре остановки она, старая дура, фактически обнималась и чуть ли не целовалась с первым попавшимся мужиком!

Не-не, он не первый попавшийся, а очень даже ничего гражданин, подмигнула себе Люся. Подкрашенный глаз в зеркальце сверкнул в ответ все еще нездоровым блеском, а время уже поджимало. Слегка подновив макияж, она закинула «Фурлу» на плечо и направилась в издательство походкой знающей себе цену женщины. Сегодня походка получилась особенно легкой и независимой…

В корректорской, сдвинув два стола, Алина, Райка, Элеонора Петровна и Катюшка пили чай с тортом, сплетничали и хохотали. Редкий летний день обходился без какого-нибудь торжества: то именины, то крестины, то начало отпуска, то его конец.

— Привет. По какому поводу гуляем?

— Ой, Людмила Сергеевна, присоединяйтесь! — радостно подскочив, уступила свое место Катюшка. — Я, Людмила Сергеевна, иду на повышение! Младшим редактором в «Эксмо»!

— Правда? Молодец, Катерина. Но ты нас не бросай, ладно? Заходи. Без жизнерадостной молодежи мы, старушки, совсем зачахнем от тоски.

— Какая же вы старушка, Людмила Сергеевна? Вы у нас в издательстве самая красивая! Самая стильная! Честное слово.

— Спасибо, дорогая, — улыбнулась своей восторженной поклоннице Люся, присела на краешек стула и, склонившись к заведующей, шепнула: — Меня еще не вызывали?

— Пока молчат, — так же шепотом отозвалась Алина и потянулась к торту. — Тебе положить? Или опять худеешь?

— И худею, и настроение не то… Извини, Катюш. Может быть, после.

Элеонора Петровна, бабушка трех внуков, которая вырывается на работу раз в неделю, а вырвавшись, весь день корпит над не дочитанной дома корректурой и поэтому всегда «не в курсе», обвела притихшую компанию пристальным взглядом поверх очков с сильнейшими диоптриями — уделом всех, кто честно проработает корректором лет сорок, — и снова повернулась к Алине: